Пророк, Весть, Истина, Исток, Пушкин, Лермонтов,

                (Откр. 3: 14-22).
 Эти два стихотворения
               из  русской поэзии

имеют
 одинаковые художественные идеи

и  одинаковые
              названия
                ясно определяющие

развитие всей русской литературы:
это «Пророк»  Лермонтова и «Пророк»  Пушкина.

*

Лермонтовский «Пророк»  стал продолжением
                и развитием  пушкинских духовных идей,

которыют наделяет поэта значением
                Посредника,

возвещающего Человеку Божью Волю,
                и Бог пробуждает Пророка

к деятельности:
"глаголом жечь сердца людей".


Лермонтовская интерпретации лирического героя -
                осмеянного Пророка -

основывается
на ложном пророчестве
      в парадигме возвращения к Истоку.

*

Духовное и профанное,
          личное и гражданское,

временное и вечное
 слиты в обоих текстах

так органично,
что сохраняются все емкие смыслы.

 *

Тема
пушкинского «Пророка» - возвещение
                духовного преображения 

человека и о его назначения в мире:
описывается ситуация выбора

и преображения человека:
                изменение
                его зрения,

слуха, языка, сердца
           и последующее обращение

Бога
   к Пророку 

с идеей
восходящего пути человека

к истине.

*


«Пророк» Пушкина -
 обращенный к русской литературе

императив, духовная весть,
                творческий манифест:

создается
идеальный образ
 человека-поэта-пророка,
 
что открывает модификацию
                образа поэта-избранника:

у Лермонтова
        это  образ осмеянного

поэта-пророка
с элементами проповеди,

нравственных  интонаций,
                осуждения и анафемы.

*
Лермонтовский «Пророк» отличается
стилистикой библейского повествования,
                однако,

сейчас, уже в наши годы
 аргументированно и настойчиво

поддерживается версия
                о совмещении

в общем культурно семантическом  пространстве
                Библии, Корана,

церковно славянской стихии,
            восточно стилевой традиции,

русского романтизма
 и революционного подвижничества.

 *

Апофеозом преобразований
                стал  "Преображаемый"

вознесенный на небывалую нравственную высоту в стремлении
обрести смысл своей жизни в высшей точке деятельности.


*

Пустыня,  как знак уединенности,
                одиночества,

как,  как  знак унылого существования,
а Перепутье, как некая точка в  пространстве,
                как ситуация

судьбоносного выбора;
      а  явление Серафима -
               
как сфера поэтической,пушкинской ангелологии.
                В «Пророке»

 
идеальное
художественные измерения  сочетается
               
с мнимо-реальным -с конкретным лицом героя.
 Это объясняет разные подходы

в трактовке
содержания «Пророка»

Воплощенный личный выбор поэта
                в стремлении
к истине и свободе
перед лицом совести-
                это сфера биографии и истории;

а в сфере искусства провозглашаются
                идеальные задачи

идеального поэта, как посредника
между Богом и человеком,

который
 всеблагой провиденциальной Волей,
                приподнимается до роли

Пророка.Слияние личного
                и пророчески эстетического

утверждает авторитет истины и воли,
                без которого
художественное бытие было бы ложно


*

Установилось общее мнение,
 что «Пророк» у Лермонтова
                появляется как продолжение

пушкинского «Пророка», которое безусловно,
                импульсом, поводом

и источником для "Пророка" Лермонтова,
который точно и полно воспринял весть

о назначении поэта.
Однако, следует заметить

и существенные различия между этими
двумя стихотворениями,

которые, в корректной концептуализации,
могут привлекаться для сопоставления и анализа.

*

Лермонтовский пророк, в отличие от пушкинского,
                представлен как действующий  и живущий

среди людей,  как фигура социальная и историческая.
                Лермонтов нарочито

приземляет  тему,
 отдаляя её от таинства преображения
                в известном противоречии               
                между высоким «всеведеньем»

пророка и малостью его проявления
в прочтении
 «страниц злобы и порока».

Здесь проявляются
очевидные свидетельства модификации

пушкинского образа и темы:
«Провозглашать я стал любви и правды чистые ученья» -
                что становится не должной заменой
                Божественного

воззвания: «Глаголом жги сердца людей».
*

пушкинский пророк испытывает жажду духовную,
                он удостоен

преображения
и призван к служению,
 Лермонтов же пишет совсем о другом явлении:

его герой сам полагает себя пророком!
Его надменность и самопровозглашенность
                становятся

принципиальными характеристиками
                позиционирования

себя как лирического героя, и это  побуждает
                говорить о поэтической «мутации»
                в "осмеянного" с  вариациями
                манифестации

темы "пророка осмеянного".
Два ожидаемых следствия

из этого  соответственно
отразились в лирике поэта

в повествовании
о своей неприкаянности
в мире отвергаемой

обществом деятельности.
Поэтому

тема ложного пророка отмечает неизбежное явление
                Нового времени, такое как появление

множеств «пророков» и неизбежная их «девальвация»,
но и  обретение истинного пророческого знания

о пути от заблуждения к праведности.
                Лермонтов описывает этапы

озарений человека духом пророчества:
         от  уединения в пустыне до возвращение к Истоку.
               
*
Последние строки
 лермонтовского "Пророка" -

аллюзия явная 
                на Послания

Ангелу Лаодикийской церкви:
                "Смотрите на него дети:,


он угрюм и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,

Как презирают его  все!
Кого Я люблю, тех обличаю
                и наказываю.
Итак будь ревностен и покайся".

 
*

Мотивная насыщенность
 и стилистика

 лермонтовского «Пророка»
 соотносятся

с пушкинским воззванием
             во всей первозданности
               
о провиденциальном назначении поэта,
но с  лермонтовское предупреждение
                о возможном разобщении

людей.