Это память летит, как его паровоз!

Сергей Лазо: «Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрем. Но не отдадим ее никому»


Это память летит, как его паровоз!
Партизанская тропка за жизнь без обмана.
Пара слёз, боль в груди за тысячи вёрст…
- Не грусти так по мне, не печалься так мама.
В пот бросает его топки искорный жар -
То боец приналёг, весь в угле, на лопату:
«Красота!» - говорит. По-хорошему жаль,
Что отряд не успел их спасти из засады.
Дома нынче сады в синь безумно цветут
Молодой лучезарной и древней Молдовы!
А дворянская кровь, большевистский маршрут
Привели к рубежу, что на всё он готовый.
Сколько в поиске счастья потрачено сил,
Чтобы с жаром уйти, никогда не старея!
Он, конечно, кого-то в борьбе той убил,
Кто-то проклял не раз его. Образ Сергея.
Но стоял и стоит подпоручик Лазо,
Командарм партизан в полный рост над страною!
Потому что история жгла колесо
(Чтоб никто не глумился: «Как здесь холосо!»)
Над землёй, что ему в битве стала родною.
Шла в антракте времён на Дальний Восток
Поживиться сторицей акула-Антанта,
В двадцать шесть он возглавил отрядов бросок
На буржуев своих и чужих оккупантов.
Время грани стирает, спрямляет углы,
Но во мне с удаленья ударно, без срама
Взгляд без правил его на сапфиров угли:
- Не грусти так по мне, не печалься так мама.

ЭТО ИНТЕРЕСНО.
 - В 1920-ом был захвачен японцами во Владивостоке, передан белогвардейцам, после пыток казнён - заживо брошен в топку паровоза.
 - окончил с отличием гимназию, в 1912 г. поступил в Петербургский технологический институт. Тогда уже знал 5 языков – русский, румынский, английский, немецкий и французский.
-  Писатель Александр Фадеев, в юности партизанивший в Приморье под именем Булыга, вспоминал Лазо: «Лицо поразительной интеллектуальной красоты». Поэт Николай Асеев, живший в те времена во Владивостоке, запомнил Лазо «тонким, ловким и лёгким, как девушка». Партизанский командир Иосиф Певзнер (прототип Левинсона в фадеевском «Разгроме») отмечал «исключительную культурность» Лазо: способный математик, блестящий шахматист… Известен список книг, изучавшихся Лазо зимой 1918;1919 годов в подполье: Маркс, Энгельс, Ленин, Бокль, Шопенгауэр, Мах, Вольтер, Фихте, Клаузевиц, «Этика японцев», книги о судовых турбинах и двигателях внутреннего сгорания, Салтыков-Щедрин, Чернышевский, Короленко, Вересаев, Герцен, Лондон, высшая математика… Когда высокий Лазо ехал верхом, стремена едва не касались земли, а сам он возвышался, как каланча. «Внешне он напоминал Дон-Кихота», -  пишет Фадеев, но оговаривается: «Это совершенно не соответствовало внутреннему его облику». С другой стороны, у Дон Кихота и Лазо сходство было не только внешним: оба были идеалистами, романтиками. Как и революционер следующего поколения Че Гевара, в прощальном письме сказавший: «Я вновь чувствую своими пятками рёбра Росинанта…»
- писатель А. Фадеев вспоминал:

«Лазо был расчетлив, распорядителен и абсолютно бесстрашен... в бою оставался в сущности таким же, как всегда: со своими приподнятыми бровями, с обычным внимательным и точно несколько удивленным выражением лица, безразличный к тому, что может лично с ним случиться. Он делал только то, что необходимо было для решения поставленной им боевой задачи. Лазо был пролетарским революционером, революционером до последней капли крови, был богато одаренным человеком, исключительно талантливым. Кроме того, он обладал огромным трудолюбием и работоспособностью; любой вопрос изучал всесторонне и до конца. При этом он был на редкость скромен, лишен ложного самолюбия. Это был человек высокой рыцарской чести и благородства.»