armageddon pt. 3

Ты встаешь с колен, отряхивая пепел с ладоней, как будто это прах того, кем мог бы стать. Демоны уже не смеются — они стали тенями на стенах этого мира, его последними фресками. Их танец теперь — лишь судорога света в разбитых витражах, что ты когда-то называл небом. 

Ты идешь к реке, которой нет. Ее русло — трещина в земле, заполненная ртутью и осколками зеркал. На дне мелькают лица: чужие, твои, стертые до бледных масок. «Зеркала всегда лгут первыми», — бормочешь ты, бросая в серебряную гладь обгоревшую куклу. Отражения разбегаются кругами, и на миг тебе кажется, что где-то в глубине вспыхивают два глаза — не стеклянных, а живых. Ты не ныряешь. Ты помнишь, как тонешь. 

Демоны плетутся за тобой вереницей, их шепот теперь звучит как голос твоей старой гитары, брошенной в огонь в ту ночь, когда ты решил, что боль — это единственная мелодия, достойная слуха. *«Сыграй нам, — шипят они, — сыграй про то, как ты разучился плакать»*. Ты проводишь лезвием по струнам воздуха, и рождается звук — не музыка, а стон раны, которая никогда не затянется. 

Ты приходишь туда, где когда-то пытался построить дом. От него остался порог — одинокая доска, торчащая из пепла, как кость из глотки. На ней сидит Она. Ты не даешь ей имени — имена горят ярче, а ты устал от пожаров. Ее платье соткано из пыли, волосы пахнут дымом и лавандой, которую ты ненавидел. *«Ты опоздал»,* — говорит Она, и ты не понимаешь, то ли это упрек, то ли благодарность. 

Демоны замирают, как псы, учуявшие кровь. Ты ждешь, что Она протянет тебе яблоко, гранат, пистолет — символ, который превратит этот ад в притчу. Но ее руки пусты. *«Любовь не живет здесь, — шепчет Она, — она умерла раньше, чем ты успел ее предать»*. Ты хочешь засмеяться, но вместо этого роняешь лезвие. Оно вонзается в пепел между вами, как последний мост через пропасть, которую вырыли вы оба. 

Она исчезает, рассыпаясь мокрым песком, а ты поднимаешь клинок и видишь на нем отражение — не свое, а того мальчика, который когда-то верил, что звезды можно достать рукой, если залезть на крышу сарая. Демоны воют, узнавая в нем то, что не смогли сжечь. 

«Армагеддон, — смеешься ты, — это не конец. Это вечность для таких, как мы». Ты вонзаешь лезвие в землю, и из трещины выползают корни — черные, обугленные, жадные. Они оплетают твои ноги, тянут вниз, к ядру, где даже пламя замерзает. Ты не сопротивляешься. Ты наконец понял: рай — это место, которого не было. Ад — это память. 

И когда пепел начинает падать снова, ты закрываешь глаза, представляя, что это снег. 

Ты намеренно забываешь, что снега здесь не бывает.