Русь Венок сонетов

На Диком поле выли ковыли,   
Когда стремились к северу бахматы;   
Степь, суховеем воздух накалив,   
Выплёскивала горькие набаты
В багрово-бирюзовые закаты.
 
Вершила Русь засечные черты               
От злых набегов крымцев и ногайцев,       
Не ведала сомнений и тщеты,   
Унынья и безумного упрямства,
Встречая свет небесного румянца.

И ныне непомерны жернова,   
Как прежде степь воинственна и хлёстка.
Теплится Млечный путь пчелиным воском:   
В огне свечи печаль веков жива.

1.
На Диком поле выли ковыли;
И век шестнадцатый уже готовил:   
Невольникам – удел чужой земли,
Нашедшим смерть – извечные швартовы,
Не сгинувшим – суровый ветер вдовый.

Остры осколки Золотой Орды,
И не стихали княжеские распри,
Но Русь узреть смогла сквозь муть слюды,   
Что станут ближе и Казань и Каспий,
И свой размах умерит «крымский ястреб».

Венчание на царство помогло?
Срок Иоанну выпал благодатный?
Кто знал, что грозное – Добро иль Зло,
Когда стремились к северу бахматы?

2.
Когда стремились к северу бахматы ,
Лоскутьями тянулась целина.
И солнце – тусклый шар одутловатый –      
За гривами скрывала пелена.
Казалось, что Москва обречена.

Но времени заряженная тяжесть    
Ложилась дробом в ханские ряды,
И крепло ополченье русских княжеств,
И твёрдый опыт воинской страды
Недолю гнал за полымя беды.   
               
Блеснул во мраке диамант державы,
Всем возвестив, что не на час калиф.
...Готовила терновник для оправы
Степь, суховеем воздух накалив.

3.
Степь, суховеем воздух накалив,
Метала зной в кремлёвские посады;
Ждала в ответ остужных ливней клин    
И аромат утраченной услады.    
Века прошли, но веет прежний ладан… 

Казань и Астрахань за десять лет –
А позже и Сибирь – пред силой пали.    
Русь завершала первый свой сонет;
Искусно в нём победы возникали
Под звоны оружейных наковален. 

А в завершенье век был ослеплён,
Межвластием и бунтами объятый.
Страна от смутных гибельных времён
Выплёскивала горькие набаты.      

4.
Выплёскивала горькие набаты
Судьба давно ослепшим звонарём.
Холоп стремился в царские палаты
В обличье шельмы, будто бы царём –      
Обманом дерзким завладеть Кремлём:
   
И виделся там вольный след казацкий, 
Пока что робкий, тайный польский след;
И всем мерзавцам стало вдруг казаться,    
Что грозный и великий их сосед
На издыхании от многих бед.

Скудельный век семнадцатый накатан:
Борьба, борьба, и вновь борьба за трон;
Народный дух не верил испокон
В багрово-бирюзовые закаты.               
 

5.
В багрово-бирюзовые закаты   
Уходит смута на недолгий срок,   
И новые династии расплаты       
Возводят поднебесный свой острог,
Высматривая гибельный порок.   

Отслеживала жертву, словно беркут,
Боярская крамола свысока,               
И года не прошло – лжецарь был свергнут,
Василий Шуйский первым власть снискал   
На ободке посадского мыска,    

Забыв посулы Речи Посполитой –
Открыть ей к власти царские мосты.
...Похоже безмятежно-нарочито
Вершила Русь засечные черты.

6.
Вершила Русь засечные черты
В изгибах окских берегов рубежных,
Ряды подводных кольев и посты,
Засеки и сторожевые вежи
Давали мирным городам надежды.   

Но рубище любого мятежа
Невиданное рядит запустенье,
И дикая свобода дележа
Подтачивает каменные стены            
Глухой тоской безвыходно-осенней.


Вот и сквозит прорехами заслон –
Пришёл в негодность ране крепкий панцирь.               
...И стелется в степи полонный стон
От злых набегов крымцев и ногайцев.

7.
От злых набегов крымцев и ногайцев      
Держава шатка, поблажает злу,
И тулит слабину за шалым глянцем,    
Казну метёт и мелкую хвалу,
И ратному мешает ремеслу.

Скупые времена азарт постигли,
И воскресили сызнова «царя»,               
Собрав дружины верные в Путивле,    
Где вновь зажглась бунтарская заря
В обманчивых глазах «поводыря».

В скудельни судеб грозы будут литься,
И в поминальной трапезе – сыты.
Хоть и бывала разною столица, –
Не ведала сомнений и тщеты.
 
8.
Не ведала сомнений и тщеты      
Ослабленная русская держава;    
Сдвигала крепче звонкие щиты,   
Держалась своевольно и лукаво,
Божественно, двужильно и двуглаво.   

У ней и лжецарей – так несть числа,               
Юродивые лишь неповторимы,               
А царский посох – сплав добра и зла.
Лета жестоки и необозримы;               
Как долгие безудержные зимы.

Последняя судьбина «двойника»   
Остановила новых самозванцев,
Не спрятав от сонетного венка
Унынья и безумного упрямства.

9.
Унынья и безумного упрямства
Боярам было не дано судить:   
Решили тайно чужака на царство
От Речи Посполитой посадить.
Ах, переветники! Ах, волчья сыть!   

Сердца что ль их ослепли да оглохли?
Гордыня мудрость вздумала известь?
Иль выбирали ломкие оглобли,
Забыв Руси величие и честь?
...Не разметалась дум боярских персть. 

И на Москву полки уже стремятся,
Избавить чтобы сердце от заноз,
И не жалеть скрывающихся звёзд,
Встречая свет небесного румянца.

10.
Встречая свет небесного румянца,
Век новую династию обрёл,
Хотя и на мгновенье не менялся,   
Подзолотив истёртый ореол.
...И вновь парит измученный орёл.    

А польские и шведские зарубы
Кровавились у русских крепостей,
Полон для Кафы – чуть пошёл на убыль.
Отрадных стало более вестей?
...Кричала в Диком поле коростель.

Ночь эхом перекатывалась, будто
Скрывала за узорчатостью шва
Судьбины, перемолотые смутой.    
...И ныне непомерны жернова.

11.
И ныне непомерны жернова.               
Печальна добродетель на задворках.
И синева – уже не синева.
Мелькнёт ли в ней кузнечик-синепёрка
До ближнего лучистого пригорка?   

Далёкий колокольный перебор…
Так бьётся в память звук паденья комьев.
Задумчивым становится простор,
Теряя человеческие корни.
Век двадцать первый тоже смутой вскормлен.
 
На Диком поле плачет тишина
У веерных дорожных перекрёстков.   
Как прежде жаворонка высь нежна,
Как прежде степь воинственна и хлёстка.

12.
Как прежде степь воинственна и хлёстка.         
И в травах – раскалённый суховей.
Над горизонтом был закат расплёскан:   
В лучах сиял рубиновый глинтвейн –   
Горячий танец колдунов и фей. 

Вишнёвой бархателью обрамились               
Извечные степные озерца.
У всех веков – и воин и кормилец –
В их глубине лелеяли сердца,
И жизнь от сорванца до мудреца.

И сеяли зерно, скрепляли войско,
И воскресали в силе сыновей.               
...Душистым сбитнем вержится елей,      
Теплится Млечный путь пчелиным воском.   

13.
Теплится Млечный путь пчелиным воском,               
Ковыльного касаясь серебра.
На плоскогорбый гребень сокол порскал,
Срезая над курганами ветра.
...Всё ближе вихрь великого Петра.    

Струг Малороссии свой выбрал стрежень –
Московии на верность присягнул;    
И принял царь Днепра Левобережье,
Наёмников и шляхтичей согнул,
И веры не лишился на кону.

В державе всё бывало: мёд и дёготь,
И смерть крива, и песни-кружева,
Не появлялась только в душах копоть.
...В огне свечи печаль веков жива.

14.
В огне свечи печаль веков жива.               
Вытягиваясь в струнку для покоя,
Всё повторяла память-бечева,
Роняя одеянье восковое
Слезинками сквозного кайнозоя.

Средневековьем – можно взгляд обжечь,
А в близком прошлом – и лишиться взгляда:
В былом – картечь, теперь – бушует «Смерч»,
Могилы между ними – мириады.
...Смерть издали себе поёт баллады.

Наш горький век дремуч и прозорлив.
Пусть в будущем поэт зеленоглазый
Венок сонетов не откроет фразой:
«На Диком поле выли ковыли»!