Гейдельберг
Лавина сходит с гор,
Следы жилья сметая,
Тревожит гул тепло звериных нор.
Вдруг все затихло, ночь седая
С вершины смотрит на простор.
Да ночь ли это? Ночь слепая,
Лишь гончих псов живая стая
Потухший не отводит взор.
Одни глаза на поле бранном
Остались – соты древних лун.
Искрится иней песьих шкур.
И снег по темному сукну
Чертит волнистую дугу,
Слетает бражником мохнатым.
II
Слетает бражником мохнатым
Глубокий сон, ему шепну –
Явись покоем долгожданным,
Тебя не выдам никому.
Душа глядит в окно над садом,
И сны плывут по потолку.
Ель синяя с клюкой корявой
Стучит негромко по стеклу.
Над крышей ветер, ветер, ветер
И новый день морозный светел,
И я раскрытую ладонь
Веду спокойно сквозь огонь.
Он сны последние развеял
И в руки падает дождем.
III
И льется в руки золотым дождем
Сок горных трав.
Все в мире потеряв,
Любуешься, как рой кружит над ульем.
Земля в плену у солнечных забав –
Пчела поводит оком изумрудным,
Крылом качает полулунным,
На орхидее к венчику припав.
Под солнцем высохшие кости
Органной музыке сродни.
Она живет в сухой кости
И отзывается органом,
Бушует гаммами в крови,
Нет, камнепадом!
IV
Нет, камнепадом
В такую глубь,
Где млечным соком
Отмечен путь.
Вот камень белый, поросший льдом,
И тишь глухая царит кругом.
Позволь с дороги присесть, вздохнуть,
Мне негде в мире глаза сомкнуть.
Без расстояний
Когда-то мы
Безбрежны были, а здесь одни.
Страна молчаний,
Безлюдных гор,
Два лика ты имеешь с давних пор.
V
Два лика ты имеешь с давних пор,
Великое ничто,
Но птица Кондор
Всю печень превратила в решето
И некому зашить усталый бок твой.
О, роковое жизни ремесло,
Тебя забыть, исчезнуть, можно ль?
Скала дрожит, а солнце высоко.
На север улетают птицы,
И тяжелеют влажные ресницы
И вспоминаешь лето, в сад окно,
В кувшине на окне парное молоко
Стоит. Вода шумит за садом.
Скорбишь. И выпадают слезы градом.
VI
Скорбишь, и выпадают слезы градом
В том городе, в котором все пути
Расходятся. Перед закатом
Там бьют часы.
Листва темнеет за оградой,
Звенят мосты.
Там изменяются черты
Людей в подъезде старом.
И согревает человек
Потертой шубы рыбий мех.
Там вечно бродит под дождем
Печальный странник или вор.
Дрожит он и глядит в упор –
Не ты ль добычи ищешь как грифон?
VII
Не ты ль добычи ищешь как грифон,
Никем не сказанное слово?
Ты грива солнца голубого,
Ты разоренных царств шатер.
С тобой неслышен разговор,
К тебе неведома дорога
Ты глухарей лесных тревога,
Ты Соловецких стен дозор.
А здесь безлиственно и сухо.
Мне, видимо, не хватит духа.
Ну что ж, тогда возьми с собой
Вот это эхо надо мной –
Взойди неровным лунным шаром
Над мором пораженным градом.
VIII
Над мором пораженным градом
Восходит дивная луна.
Давно забытая арба
Увита спелым виноградом.
Из окон пахнет океаном,
Ютится мышь у очага,
И цепь от ржавого ведра
Звенит в колодце обветшалом.
Ты слышишь? Но сотрет следы
Скупое время. Скоро мы
Неразличимы станем в поле.
И не решить мне поневоле
В каком из тысячи имен,
Твой облик был запечатлен.
IX
Твой облик навсегда запечатлен
Был в невозможном.
Там, в лесу таежном
Ты человек, ты снегом заметен.
Вокруг лишь ветер и деревьев стон.
Какой-то берег есть и в безнадежном
Молчании. В его пространстве грозном
Звук изменяется как в кратере пустом.
Не видно ничего – тропы, дороги.
И, все-таки, куда-то едут дроги,
И головы склоняют валуны.
Молчишь. Вдыхаешь воздух жадно.
Руками раздвигаешь мхи
И каждый день творишь на солнце пятна.
X
Ты каждый день творишь на солнце пятна,
Заветная симфония любви.
А нам видны болотные огни
И за кустами шкура леопарда.
Должно быть, летом снова станет жарко
И на поляне задымятся пни.
В малиннике подсохнут лепестки,
В кольцо свернется сонная медянка.
Останутся разводы на песке,
Каракули в моем черновике,
Дремучая крапива у воды…
А помнишь, здесь совсем недавно
Алели первые миры
И в пламени сгорали безвозвратно?
XI
И в пламени сгораешь безвозвратно,
И по велению волны
Уходят вглубь материки.
Душа стихии нам невнятна,
Рок не ведет путей обратно.
Есть только нити у судьбы –
Повяжут нас – из глубины
Однажды выбросят на камни.
Ты видишь образы – они
Сошли сюда из преисподней.
Я не дождусь слезы Господней,
Мне вещие не снятся сны.
Как лев я сотней стрел пронзен,
Но смертью до сих пор не укрощен.
XII
Но смертью до сих пор не укрощен.
Ни вечной мерзлотой, ни лирой,
Огнем, водой или секирой
К сырой земле не прислонен.
Небесный свод развоплощен
Игрой среди природы дикой.
Об этом скажет голубь сизый
Бездомный в этот час ночной.
Туман сгущался. Туча пыли
Свет заслоняла. Все же жили
Мы. Танцевали под луной.
Мы говорили: «Бог с тобой!»
И вот отвержен, сожжен как куст
Ты в мире дольнем, что был так пуст.
XIII
Ты в мире дольнем, что был так пуст
Из междометий нетленный груз.
Последней речи чуть слышный пульс,
В разливе реки, слиянье букв.
Ты в мире светлом цветущий луг,
Кого не встретить – ни враг, ни друг,
Псалом последний за облака,
Не чует боли моя рука.
Органный вечер в плену, в плену,
Седьмое чувство не назову.
Вокруг деревья, трава, века,
Доступна глазу моя тоска.
Мне свет сквозь шелест веков и хруст
Потоком горьким коснулся уст.
XIV
Потоком горьким коснулся уст
Горячий ветер. Как древний сруб
Предстало время. Далекий звук
Был отпеваньем. В ночи, в ночи
Нам было слышно, как бьют ключи.
Сырые травы, лебяжий пух,
Душа стареет в сетях минут.
Душа все знает – ее сожгут.
Вот снова ветер – и здесь и там.
Сырые вишни – к сырым домам!
Не оглянешься!
Здесь нет времен
И вдруг сорвешься –
Лавиной с гор!
Ключ
Лавиной сходишь с гор,
Слетаешь бражником мохнатым.
И льешься в руки золотым дождем,
Нет, камнепадом!
Два лика ты имеешь с давних пор!
Скорбишь – и выпадают слезы градом.
Не ты ль добычи ищешь как грифон
Над мором пораженным градом?
Твой облик навсегда запечатлен,
Ты каждый день творишь на солнце пятна
И в пламени сгораешь безвозвратно,
Но смертью до сих пор не укрощен.
Ты в мире дольнем, что был так пуст
Потоком горьким коснулся уст.
Свидетельство о публикации №125042307658