Бышовец

"Нарезался и деньги отобрал!" —
пропела Петухова, и захлопнулась.
Столяр не поспевал в игре за хлопцами.
Отбросив мяч, ощерился: "Наскучили!"
Где-где, здесь находили от добра
добро с хорошей выправкой, но с кукишем —
валютой, утверждённой в общежитиях.
Народ продмаги брал на абордаж,
хоть спрос не расшибался о решительность.

Знакомо тарахтел молоковоз.
"Водителя — гудели — с сыном Гошкою
сегодня засекли под синагогою.
Мальца — божились Новикы — обрезали".
О собственном — молчали: он в колхоз
вступил по пьяни; вечером с абреками
затеял драку; голову заштопали;
дежурный что-то сильное колол,
неделю напролёт лежал как шёлковый.

В столярке запрещалось, но — разлил:
"Победа, говорю, — за древесиною. —
Проём от лишних глаз зедёрнул ситцевой
гардиной — Заработаем, не мальчики".
Шофёр молоковоза был труслив,
нечасто завоёвывал внимание,
а тут, протарахтев про родословную,
спустил с парнишки мятые трусы,
доказывая миру, рядом — сволочи.

Трудяга, уплетающий коржи,
с ухмылкой наблюдал за перепалкою:
"Позор тебе, Серёжа! Парень мамкает,
немедля уводи! Не будь придурочным".
"Кажись, поехал крышею". "Кажись".
Но как утешить Гошу не придумали.
Спустя неделю тот, прибавив в щуплости,
тельняшку, полосатую как жизнь,
потряхивал на вытянутых щупальцах.

Полмесяца исследовал пустырь,
родители орали: "Обстрекаешься!"
Рогатку заряжая острым камешком,
расстреливал кота — питомца Новикых
(раскаянье их было напускным). 
Сознал, что и как батя, станет ноликом,
но клялся сам себе, что будет — с палочкой.
Столяр держал нагревшийся пузырь
(подручного впервые в жизни спаивал).

На голову указывал: "Тут бог!" —
попутно обнимаясь с заготовкою.
В беседке обменялись заголовками
спитые шахматисты и табачники;
спросили счёт у зыривших футбол,
но цифры к ночи выплыли трехзначные;
а Гошка, зло уставившись на бившего,
смахнул ресницу, — слышал, что фуфло, —
но прямо загадал — играть как Бышовец.