Прохлада губ 4
Внутри у неё всё звенело. Непрожитая любовь гудела в груди. Она перестала есть, плохо спала, почти не готовила дома.
Муж что-то замечал, но списывал на весну, на «устала, бедная».
Вечер плыл медленно, как вода в реке, которую не тревожит ни ветер, ни время. Она сидела у окна, обнимая чашку с тёплым чаем, и слушала, как муж что-то рассказывает из соседней комнаты — о работе, о том, как их кот опять залез в ящик с носками. Его голос был знаком до боли, как старая любимая песня, которую знаешь наизусть, но всё равно включаешь снова.
Он вошёл, сел рядом и коснулся её плеча.
— Ты сегодня тихая. Всё в порядке?
Она улыбнулась, стараясь не выдать тревоги.
— Просто устала. День был суматошный.
Он кивнул, не настаивая, и её охватила волна нежности — за это спокойствие, за его терпение, за то, что он всё ещё рядом.
В памяти всплыли обрывки: его руки, сжимающие её ладони в день свадьбы, взгляд, полный какой-то наивной решимости. Тогда казалось, что весь мир исчез, остались только они двое — под аркой из цветов, в кругу родных лиц, в ослепительном свете будущего. Она вспоминала, как он нервно поправлял галстук, как дрожали его пальцы, когда он надевал ей кольцо. Это было не идеально, но было по-настоящему.
Теперь же между ними поселилось молчание — не холодное, не обидное, а скорее бережное. Как будто каждый из них боялся потревожить что-то важное. И всё же… она чувствовала, как внутри неё копится что-то тревожное, как будто сердце отзывается эхом на присутствие другого — того, кто ворвался неожиданно, нарушив знакомую мелодию.
Она посмотрела на мужа — он читал новости с экрана телефона, не догадываясь, какой шторм зреет в ней. И ей стало страшно. За него. За себя. За них…
***
— Мам, а ты куда? — спросила Соня, усевшись на диван с раскраской. Её голос был лёгким, детским, но взгляд — внимательным, слишком взрослым для восьми лет.
— К бабушке схожу, поговорить. Скоро вернусь, — она наклонилась и поправила ворот свитера на младшем, Егорке, который строил башню из кубиков и молча слушал.
— Ты грустная — сказал он вдруг, не поднимая глаз. — Ты когда грустная, у тебя плечи вот так, — он показал, как сжимаются плечи, и она не знала — смеяться или расплакаться.
— Просто немного устала, зайчонок. Бывает, знаешь?
— Бабушка вылечит? — Соня вопросительно смотрела, поджав губы.
Она кивнула, присела рядом и обняла их обоих, прижав к себе крепко. Как будто хотела спрятать от всей этой внутренней бури, что поднималась в ней последние дни.
Дети пахли чем-то тёплым и домашним — ванилью, пластилином и детским шампунем. Жизнь, с которой она не знала, как быть, начиналась именно здесь, в этих маленьких телах, в этих глазах, полных веры.
— Я просто хочу поговорить с бабушкой. Она всегда знает, как правильно.
— А если она не знает? — неуверенно спросила Соня.
Она улыбнулась, провела рукой по её волосам.
— Тогда мы придумаем сами. Но сначала — бабушка.
И, поднявшись, она почувствовала: этот разговор был нужен не им — ей. Чтобы напомнить себе, ради чего всё. Ради кого. И почему она не может ошибиться.
Свидетельство о публикации №125042306610