Прохлада губ 3
Далеко за городом, где дорога теряла гладкость, начинался другой мир — словно развёрнутая картина. Здесь тишина не была пустотой, она звучала — в шелесте травы, в стрекоте кузнечиков, в переливе птиц. Озеро дышало. Лес шептал. Лёгкий ветер гладил лицо, как ладонь — нежная, тёплая.
Макс остановил машину, они вышли. Он расстелил плед, положил термос, вытащил блокнот с записями.
— Я начал писать одну пьесу. О нас. Не впрямую. Но... вдохновлён.
— Это когда ты называешь аккорд "Марина"? — улыбнулась она.
— Это когда каждый аккорд пахнет тобой.
Они лежали на пледе, слушая, как время капает тишиной. Здесь никто не обвинял. Здесь они были честны.
Она шептала, прижимаясь к нему:
— Принеси мне прохладу губ...
Он целовал. Осторожно. Спокойно. Как будто знал: за этим — прощание. Или новая глава…
Солнце клонилось к закату, окрашивая поле в тёплое золото. Воздух был густой от запаха трав, тихо шелестящих под лёгким ветерком. Они сидели рядом на старом пледе, расстеленном у кромки леса, будто отгородившись от мира. Молчание между ними не тяготило — наоборот, казалось естественным, как дыхание.
Рядом на стебле, покачиваясь, сидела бабочка — полупрозрачная, хрупкая, как вдох. Она взмахнула крыльями и села ближе к цветку, рядом с ней — кузнечик, осторожный, настороженный. Казалось, что они встретились случайно, из разных миров, но на мгновение сошлись в одной точке — как и они.
— Смотри, — прошептала она, кивая на пару. — Как мы. Вроде не вместе, но рядом. И никто не знает, что будет дальше.
Он посмотрел на неё, прищурился от солнца, и ответил тихо:
— Может, и не знают. Но сейчас — есть.
Бабочка сорвалась с травинки, описала в воздухе мягкую дугу и улетела. Кузнечик остался, глядя ей вслед. И в этом движении было всё: прощание, ожидание, надежда — как и в их встрече, лёгкой, почти случайной, но уже оставившей след.
***
Но всё не может быть вечно. Любовь, спрятанная между графиками и семьями, всегда висит на волоске.
Однажды он не приехал. Она ждала. Написала. Не ответил. На третий день пришла в отель.
Он играл. Как всегда...
Музыка лилась ровно, уверенно — он играл в ресторане при отеле, как всегда по пятницам. Зал наполнялся мягким гулом голосов, звоном бокалов, редкими вспышками смеха. Фортепиано звучало почти на фоне, как тень за стеклом — заметная, но ненавязчивая. Он знал, как держать атмосферу: не слишком ярко, не слишком тускло.
И вдруг — она вошла.
Он почувствовал её раньше, чем увидел. Тонкий аромат, знакомый изгиб силуэта, неуловимая вибрация в воздухе. Она села за стол у окна, не сразу посмотрела в его сторону. Но он уже знал: это не случайность.
Пальцы чуть дрогнули, нота едва сбилась, но он сразу же вернул линию. Внутри на миг что-то качнулось. Вина. Та самая, от которой не убежишь, если впустить. Он почувствовал, как к горлу подступает тяжесть — воспоминания о её голосе, о том, как она стояла в дверях, о том, как всё распалось.
Но он оттолкнул это чувство — холодно, решительно. Он здесь — на своём месте, за инструментом, в свете приглушённых ламп и приторного уюта чужого вечера. А она — гость. Всего лишь гость.
"Каждый сделал свой выбор," — подумал он, не поднимая глаз. — "Игра продолжается."
Он продолжал играть — чуть громче, чуть увереннее. Как будто музыка была щитом. Или — единственным, что в нём оставалось настоящим.
Пальцы — точные. Лицо — спокойное. Сердце — молчало.
И только взгляд. Один. Шепнул: "Прости."
***
Дождь шёл, как будто кто-то наверху стирал старое письмо. Вода стекала по окнам длинными дорожками, размывая неон вывесок. Улицы были пустыми, машины шептали резиной по асфальту. Свет фонарей отражался в лужах, превращая землю в акварель.
Она стояла у окна. Её руки были сухими, а внутри — всё было мокрое. Мокрое от мыслей, воспоминаний, его запаха, его пальцев.
Дождь за окном был точно такой же, как в тот вечер, когда он впервые поцеловал её в машине.
Она закрыла глаза. И прошептала в пустоту, так же томно, как в начале:
— Принеси мне прохладу губ…
Свидетельство о публикации №125042302997