Барабаны

Дыхание весны. И снег, в ручьи стекая,
Сменяет половодье-то снегом, то жарой.
Тюльпаны и гвоздики на клумбах расцветают,
Питает их побеги той вешнею водой.

Уже готовят флаги, и яркими огнями
Украсят город лампы диодовых гирлянд.
И, вспомнив о их жизни, займутся стариками
Проворные ребята из городских команд.

Уже фасады красят, а проще — драпируют,
Скрывая все огрехи от неспокойных глаз.
Солдат, не чуя ног, трибуне салютует,
Чтоб видеть за старания блестящий их анфас.

А мы, гордясь Отчизной, валяясь на диване,
Чуть с замиранием сердца ведём за рядом ряд.
Следим, как шаг чеканят, но не горит желание
В огне боёв на «юге» тащить к стволу снаряд.

И вот, гудя брусчаткой, выходят исполины,
На их плечах могучих ракеты, как стволы.
Там тополя, берёзы, а может быть, и ивы,
Но их труды напрасны — не здесь они нужны.

Но есть среди зевак "бойцы" иного фронта -
Они на стёкла клеят, что -"можем повторить".
Облепят «Мерседес», герои из бомонда,
И «Патрики» штурмуют, чтобы латте допить.

Ведь многие из нас встают, услышав гимн,
Футболкою прикрыв край пуза в торопях.
Но мысли не приходит, чтоб помочь своим,
Ведь дома все свои, а не горят в степях.

И вновь гремят слова о стены мертвеца,
Что армия и впредь сильна и не допустит.
И застилает взор надежды пелена —
У нас всё хорошо, нет в населенье грусти.

Народ, проникшись силой парадного расчёта,
Вобрав в себя победу уверенным зевком,
Готов свести сейчас он с супостатом счёты,
Да так, что может ноги обжечь вдруг кипятком.

Ну вот, минула ночь, остыли микрофоны,
Растаяли в тумане прожекторов огни.
Солдаты снимут с плеч блестящие погоны
И, залепив мозоли, вернутся в дни войны.

И позабудут вновь диванные "герои"
О тех, кто воевал и подарил им жизнь.
Уходят старики, так  ждавшие покоя,
Сказав нам на прощание: «Теперь, сынок, держись».

Народ живёт в стране, как будто не своей,
Как будто не хозяин он дома своего.
С надеждой - что случится, ночует у друзей,
Да только вот друзей нет больше у него.

Лишь только слышен скрежет отбеленных зубов,
И ноты недовольства, и доты у границ.
Плетут «друзья» верёвки и частокол столбов,
И мыло, чтоб не тёрло, для приглашённых лиц.

Но всё же есть из нас те, кто сейчас не спит,
Те, кто читает вести народных военкоров.
Они-то точно знают, что Родина горит —
Ничто не ускользает от этих метких взоров.

Я так же, как и все, живу- что ем, да сплю,
И изредка, боясь, смотрю с надеждой сводки.
Я также на параде стою и гимн пою,
При мысли о войне горят огнём подмётки.

Ложась в свою постель, что дышит чистотой
И мягкостью своей ослабший круп ласкает,
Я будто слышу грохот с тех огненных полей,
Где армия моя мою страну спасает.

Вдруг там за горизонтом я тоже слышу марш
И вереницы флагов текут рекой огня
Уверенны "ребята", что выпал им карт-бланш
Истории вернулась проклятая петля

И дальше, фронт минуя, лечу я мыслью вдаль,
Где города Европы и бриттов острова.
Туда, где зеленеет покойная Вестфаль:
Чьи времена минули-теперь она вдова.

И вижу города, что отстояли деды,
И Дрезден, что сравняли их лучшие друзья.
И слышу, как скрипят их зубы в День Победы,
Военные заводы, что прячет их земля.

"Но вот заглушит марш тот гул чугунных прессов,
Удар по наковальням где льют слепую сталь.
И тысячи румяных, седого рейха бесов,
Которым «Дранг нах Остен» сулит на грудь медаль.

Лежу я в темноте и слышу барабаны,
И вижу поля шлемов несущих «Балкенкройц».
В упор не видеть волка способны лишь бараны,
Пока их семьи режут полки враждебных войск.

Но холод по спине спокойно спать мешает,
И в памяти всплывают те страшные слова:
«Чужих солдат кормить, своих не уважая…»
И крики тысяч глоток:
— Хайди! Хайдо! Хайда!!!