Борис Пильняк
Все это разгадаешь ты один…
Когда бессонный мрак вокруг клокочет,
Тот солнечный, тот ландышевый клин
Врывается во тьму декабрьской ночи.
И по тропинке я к тебе иду,
И ты смеешься беззаботным смехом,
Но хвойный лес и камыши в пруду
Ответствуют каким-то странным эхом…
О, если этим мертвого бужу,
Прости меня, я не могу иначе:
Я о тебе, как о своем, тужу
И каждому завидую, кто плачет,
Кто может плакать в этот страшный час
О тех, кто там лежит на дне оврага…
Но выкипела, не дойдя до глаз,
Глаза мои не освежила влага.
Анна Ахматова. 1938 год
«За письменным столом в кабинете на деревянном стуле сидел негорбящийся человек. Гардины на окнах были полуприкрыты, и под зеленым абажуром на письменном столе горело электричество, - и лица этого негорбящегося человека не было видно в тени.
Командарм прошел по ковру и сел в кожаное кресло.
Первый - негорбящийся человек:
- Гаврилов, не нам с тобой говорить о жернове революции. Историческое колесо - к сожалению, я полагаю - в очень большой мере движется смертью и кровью,- особенно колесо революции. Не мне и тебе говорить о смерти и крови. Ты помнишь, как мы вместе с тобой вели голых красноармейцев на Екатеринов. У тебя была винтовка, и винтовка была у меня. Снарядом под тобой разорвало лошадь, и ты пошел вперед пешком. Красноармейцы бросились назад, и ты пристрелил одного из нагана, чтобы не бежали все. Командир, ты застрелил бы и меня, если бы я струсил, и ты был бы, я полагаю, прав.
Второй, командарм:
- Эх, как ты тут обставился, совсем министр, - у тебя здесь курить можно? - Я окурков не вижу.
Первый: -- Не кури, не надо. Тебе здоровье не позволяет. Я сам не курю.
Второй, строго, быстро:
- Говори без предисловий, - зачем вызвал? Не к чему дипломатить. Говори!
Первый: - Я тебя позвал потому, что тебе надо сделать операцию. Ты необходимый революции человек. Я позвал профессоров, они сказали, что через месяц ты будешь на ногах. Этого требует революция. Профессора тебя ждут, они тебя осмотрят, все поймут. Я уже отдал приказ. Один даже немец приехал.
Второй: -Ты как хочешь, а я все-таки закурю. Мне мои врачи говорили, что операции мне делать не надо, и так все заживет. Я себя чувствую вполне здоровым, никакой операции не надо, не хочу.
Первый сунул руку назад, нащупал на стене кнопку звонка, позвонил, вошел бесшумный секретарь, - первый спросил: "есть ли на очереди к приему", - секретарь ответил утвердительно. Первый - ничего не ответил, отпустил секретаря.
Первый: - Товарищ командарм, ты помнишь, как мы обсуждали, послать или не послать четыре тысячи людей на верную смерть. Ты приказал послать. Правильно сделал. - Через три недели ты будешь на ногах. - Ты извини меня, я уже отдал приказ.
Звонил телефон, не городской, внутренний, тот, который имел всего-навсего каких-нибудь тридцать-сорок проводов. Первый снял трубку, слушал, переспросил, сказал: - "Ноту французам, - конечно, официально, как говорили вчера. Ты понимаешь, помнишь, мы ловили форелей? Французы очень склизкие. Как? Да, да, подвинти. Пока".
Первый: - Ты извини меня, говорить тут не о чем, товарищ Гаврилов.
Командарм докурил папиросу, всунул окурок к синим и красным карандашам, - поднялся из кресла.
Командарм: - Прощай.
Первый: - Пока.
Командарм красными коврами вышел к подъезду, ройс унес его в шум улиц. Негорбящийся человек остался в кабинете. Никто больше к нему не приходил. Не горбясь сидел он над бумагами, с красным толстым карандашом в руках. Он позвонил, - вошел секретарь, - он сказал: "Распорядитесь убрать окурок, вот отсюда, из этой подставки". И опять безмолвствовал над бумагами, с красным карандашом в руках. … Тогда в кабинет вошли - один и другой, - люди из той тройки, которая вершила.
Над городом шел желтый в туманной мути день.»
И в конце…
«Все вышли из палаты, в палате остались негорбящийся человек и труп человека Гаврилова. Человек сел на кровать к ногам трупа. Руки Гаврилова лежали над одеялом вдоль тела. Человек долго сидел около трупа, склонившись, затихнув. Тишина была в палате. Человек взял руку Гаврилова, пожал руку, сказал: - Прощай, товарищ! Прощай, брат! - и вышел из палаты, опустив голову, ни на кого не глядя, сказал: "Форточку бы там открыли, дышать нельзя", -и быстро прошел черным коридором, спустился с лестницы.
В деревнях в этот час пели третьи петухи. Человек - молча - сел в машину. Шофер повернул голову, чтобы выслушать приказание. Человек молчал. Человек опомнился, - человек сказал: - "За город! - на всех скоростях".
Машина рванула с места …»
Борис Пильняк. "Повесть непогашенной луны"
В одном из строй-отрядов в начале 70-х мне посоветовали прочесть Бориса Пильняка, парень был из Белоруссии, русский или белорус – тогда это вообще значения не имело, но я подумал, что это фигня на постном масле, а хвалит он потому, что небось сам белорус, и Пильняк этот небось белорус. Рассуждал я замедленно и лениво, это в перекур случилось, а на работе мы здорово уставали. К тому же, уровень у меня был троглодитский, и главное, что Пильняк совсем даже не белорус, а совсем даже себе немец, да и не фамилия это, а псевдонимом - Бор. Пильняк. Его имя при рождении - Бернгард Вога;у. А получилось так, шла Первая мировая война, и немецкие фамилии для России были непопулярны, особенно для писателей. Псевдоним он взял от украинского названия «Пильнянка» - место лесных разработок. В харьковской деревне под таким названием, где он гостил у дяди Александра Ивановича Савинова, жители назывались «пильняками». Я же тогда в Москве купил по случаю книгу Пильняка на Кузнецком, название повести, про которую мне рассказали в строй-отряде, я не вспомнил, так что прочитал только через год, а при моей необязательности и беготне, до книги дело могло дойти и через пол жизни. Прочитал я эту «Повесть непогашенной луны», и должен сказать, и сам сюжет, и то, что дальше произошло с Борисом Пильняком, т.е. убийство Фрунзе, которое описано в книге «по слухам», и реальный арест, следствие, суд и расстрел в Коммунарке Бориса Пильняка, меня потрясли. Думаю, что это одна из самых сильных книг по теме сталинского подхода к людям. Сюжет прост: герой революции военарком Гаврилов почувствовал себя плохо на отдыхе в Крыму, приезжает в Москву, а высшее руководство в виде негорбящегося человека уже распорядилось провести консилиум профессоров и при необходимости сделать Гаврилову операцию. Так и зарезали военаркома. К повести я ещё несколько раз возвращался, хотя много чего в дальнейшем прочитал у Пильняка, и считаю его мастером русского слова. О некоторых важных чертах того периода, и как такое вообще могло произойти, я обязательно напишу, много думал об этом, а с Пильняком – пожалуй две вариации, но я изначально склонился к своей основной, так и придерживаюсь, хотя ясно, что это смесь. К этому вопросу я еще вернусь, он для меня один из основных. В общем, не хотел я спешить с очерком, но всё это нас касается, да к тому же посмотрел случайно фильм по повести, ссылка в Приложениях, совсем неплохой фильм, и очень отчетливо показавший, что это вообще за история.
Но начнём с женщин и жён Бориса Пильняка.
Первая жена, Мария Алексеевна Соколова (1887—1959), врач коломенской больницы. Они развелись в 1924 году.
Мария Соколова - советский хозяйственный и государственный деятель. Она родилась в семье диакона Вознесенской церкви города Коломны Алексия Степановича Соколова. С 1909–1959 — на хозяйственной и государственной работе, земский врач, врач-терапевт Коломенской городской больницы, детский врач, организатор пионерских лагерей, заведующая Серпуховской детской поликлиникой.
Умерла в 1959 году в Серпухове.
Вторая жена - Ольга Сергеевна Щербиновская (1891—1975), актриса Малого театра, сестра Николая Сергеевича Щербиновского. После ареста Пильняка репрессирована. В 1955 году — актриса Сталиногорского (Новомосковского) театра.
Третья жена - Кира Георгиевна Андроникашвили (1908—1960), княжна из рода Андроникашвили, актриса и режиссёр. В 1938 году репрессирована. Происходила из княжеского рода Андрониковых. В кинематограф пришла по следам старшей сестры Нато, попавшей в кино случайно. В 1923—1928 годах была актрисой Госкинпрома Грузии, в 1929—1931 годах — актрисой и помощником режиссёра киностудии «Востокфильм». В 1936 году окончила режиссёрский факультет ВГИК, мастерская Сергея Эйзенштейна.
В 1937 году, вслед за своим мужем Борисом Пильняком, была репрессирована. Незадолго до ареста она успела вывезти трёхлетнего сына Бориса в Грузию, где он 7 лет жил в семье своей тетки Наты Вачнадзе. 16 мая 1938 года приговорена как ЧСИР (член семьи изменника Родины) к 8 годам лагерей. 12 июня 1938 года из Бутырской тюрьмы Москвы этапирована в Акмолинский лагерь жён изменников Родины (АЛЖИР), где пробыла до 1 мая 1940 года, когда была «отправлена в Москву в распоряжение НКВД». Реабилитирована в 1956 году.
Такие дела.
Борис Андреевич Пильняк (при рождении Бернгард Вога;у (Bernhard Wogau), официально носил фамилию Пильняк-Вогау, 29 сентября 1894, Можайск - 21 апреля 1938, расстрельный полигон «Коммунарка» - русский советский писатель. Но я хочу сосредоточиться на его «Повести непогашенной луны» и его казни, хочу ещё раз рассмотреть причины его смерти, и как тоталитаризм вторгается в людские жизни и заканчивает их.
Пильняк написал «Повесть непогашенной луны» в 1926 году, написал на основании распространённых тогда слухов об обстоятельствах смерти Михаила Фрунзе с намёком на участие Иосифа Сталина. На самом деле, это уже известно не так широко, историю о Фрунзе рассказал Пильняку Воронский, редактор журнала, тоже впоследствии репрессированный. Повесть была опубликована в майском номере журнала «Новый мир», но через два дня этот номер изъяли из продажи. На это произведение Пильняк также заключил договор с Государственным издательством, где оно должно было выйти в шестом томе собрания сочинений писателя, и получил аванс 3450 рублей. Сам писатель в предисловии, написанном по просьбе редактора журнала Воронского, написал:
«Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видел его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю — и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти военаркома. Всё это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не искал в нём подлинных фактов и живых лиц.»
В июньском номере «Нового мира» была опубликована разгромная рецензия на повесть, названную контрреволюционной и порочащей партию. Однако Пильняк узнал об этом, только вернувшись из поездки в Китай и Японию. 10 октября 1926 года он обращается за помощью к Рыкову:
«Когда я, вернувшись из-за границы, услыхал, как принят был рассказ общественностью, ничего, кроме горького недоумения, у меня не было, потому что никак, ни на одну минуту я не хотел написать вещи, „оскорбительной памяти т. Фрунзе“ и „злостно клевещущей на партию“, как было написано в июньском „Новом мире“… Я являюсь писателем, имя которого рождено революцией, и вся моя судьба связана с революционной нашей общественностью; я прошу Вашей помощи в том, чтобы я мог быть восстановлен в правах советского писателя.»
На этом письме Молотов поставил резолюцию, что Пильняка надо год не печатать в трёх ведущих журналах, но печатать в других, а Сталин написал: «Пильняк жульничает и обманывает нас». А Пильняк продолжал искать поддержки, в первом номере «Нового мира» за 1927 год было опубликовано покаянное письмо Пильняка.
Борис Пильняк руководил Всероссийским Союзом писателей недолго, в том же, 1929 году, был отстранён от руководства за публикацию в Берлине повести «Красное дерево». Сам союз был вскоре ликвидирован как антисоветская организация. «Красное дерево» как будто легально было передано берлинскому русскому издательству по каналам ВОКС, утверждает автор. Пильняк пишет письмо Сталину: «Иосиф Виссарионович, даю Вам честное слово всей моей писательской судьбы, что, если Вы мне поможете сейчас поехать за границу и работать, я сторицей отработаю Ваше доверие. Я прошу Вас помочь мне. Я могу поехать за границу только лишь революционным писателем. Я напишу нужную вещь… Я должен говорить о моих ошибках. Их было много… Последней моей ошибкой было напечатание „Красного дерева“». Пильняк был прощён, повесть впоследствии была включена в роман «Волга впадает в Каспийское море», опубликованный в СССР в 1930 г.
Его ежемесячный доход составлял 3200 рублей — в десять раз больше, чем у простого рабочего. У него был личный автомобиль, как и у многих советских писателей, такой привилегией в советской стране того времени не обладали даже высшие должностные лица, пользовавшиеся служебными автомобилями. Те документы, которые остались от Пильняка, совершенно очевидно подтверждают, что он любил жить дружно с властью, в частности, если надо, так он и попросить власть о чем-либо не стеснялся, в частности, попросить о загранкомандировке, так необходимой его творчеству. Борис Пильняк объехал буквально весь мир в 1921—1934: Европа, Америка, Япония, Китай, пребывая за рубежом по несколько месяцев. Первой его поездкой был вояж в 1922—1923 годах в Германию и Англию, после чего появились «Английские рассказы». Он был знаком важными представителями советских верхов: Радек, Троцкий, Сталин. Пильняка переводили и публиковали за рубежом, и он объяснял необходимость зарубежных поездок тем, что «переводчики его безбожно обворовывают», а в противном случае он мог бы заплатить с гонораров Госбанку «тысячу-полторы инвалютных рублей в год». «Мне казалось, что именно для того, чтобы окончательно исправить свои ошибки и использовать моё положение для революции, мне следовало бы съездить за границу, — тем паче, что это было у меня в обычае, так как с 1921-го года, когда я впервые был за границей, я переезжал советские границы четырнадцать раз, а сейчас не был там с 1928-го года», — убеждал он Сталина в письме от 4 января 1931 года. Сталин ответил положительно, после чего Пильняк отбыл в США на несколько месяцев.
Весной 1934 года Пильняк снова ходатайствовал о поездке за границу уже вместе с третьей женой, студенткой ВГИКа К. Г. Андроникашвили, с 15 мая, для посещения Латвии, Эстонии, Финляндии, Швеции и Норвегии. «В Латвии, Эстонии и Финляндии я сделал бы доклады в связи с продлением пактов о ненападении, что находит целесообразным отдел печати НКИД, где и возникла мысль о моей поездке. Швецию и Норвегию я никогда не видел и хотел бы написать о них для советского читателя, …». Он поясняет, что жена за рубежом никогда не бывала, а «будущему советскому режиссёру надо знать заграницу». Короче, жил он красиво, обычно люди тогда по заграницам не болтались. Ему позволялось много: писать что угодно и про кого угодно, не говоря уж о этих поездках по заграницам – к великой зависти большинства собратьев по перу.
Так что, имело место быть, но особенностью тоталитаризма является то, что он касается всех. Сегодня ты шикуешь и ездишь с молодой женой по заграницам, а завтра – к расстрельному полигону пожалуйте, вот еще и по почкам, и в рожу получите. То поколение, которое помнило проклятый царизм, годы революции и гражданской войны, взрыв энергии творчества и строительства нового общества. И на их глазах революция искусственно тормозилась, превращаясь в контрреволюцию, а республика незаметно превращалась в империю, борьба за власть происходила на их глазах, вымывались в верхах все, кто мог иметь отношение к соратникам Ленина, вся эта камарилья, сменяя друг друга, двигаясь вверх по лестнице Иосифа, достигала какого-то уровня, и отправлялась в места успокоения, такие как расстрельный полигон Коммунарка, куда в конце концов и отправился человек, явно недюжинного литературного таланта, уже много сделавший для русской литературы. Вот тут-то и возникает вопрос о «Повести непогашенной луны": было ли написание повести героическим киданием перчатки в лицо Сталину, или просто времена так круто изменились, что через десять лет о написании такой повести сильно пожалеешь, просто все локти искусаешь? Ещё раз, повесть опубликована в журнале «Новый мир» в 1926 году (№ 5), Пильняк осужден и расстрелян 12 апреля 1938 года, на всё про всё – 12 лет! И за это время всё коренным образом изменилось, Радек теперь - предатель и враг народа, а ты к нему жаловаться бегал, Троцкий – был одним из вождей, а теперь за связь с ним или знакомство, почти наверняка расстрел или многолетняя отсидка, а уж если ты написал повесть, якобы, используя слухи и явно имея в виду участие Сталина в смерти Фрунзе – значит сиди и жди, будет время – за тобой придут. Хочу вот что подчеркнуть, в 1926 году культа личности не было, была борьба и возня. Культ личности оформился только в 1929 году, так что Пильняк мог и не заметить, насколько выдающуюся повесть он написал, самоубийственную в прямом смысле. О реальном убийстве Михаила Фрунзе и о слухах, бродивших после смерти, тут знаете ли ясности нет. Начнем с того, что заинтересованных лиц было несколько, Троцкий и Сталин в том числе. Разбираясь в мифах о смерти Фрунзе, нужно быть особенно внимательным, потому что здесь только на секунду зазеваешься, и тут же попадешь в ряды какой-нибудь смелой теории, например, что с дела Фрунзе начали действовать врачи-вредители или еще какая-нибудь чушь. Действительно, возможно, что Сталин не любил Фрунзе, и перед смертью Фрунзе происходили странные вещи. Кстати, при назначении Фрунзе, он не был кандидатурой Сталина, за него был Григорий Зиновьев. В июле 1925 года Фрунзе попадает в автомобильную аварию, оказалось, что кто-то хотел его взорвать. Дело замяли, но Фрунзе еще дважды попадал в ДТП. В августе 1925 года под Одессой был убит Григорий Котовский, с которым Фрунзе связывали особые отношения. Крайне мутная история, убивший комбрига некто Майорчик (Зайдер) никаких причин не назвал. Незадолго до операции в больницу к Фрунзе приедут Сталин и Микоян. Однако их к больному не пустили. Сталин написал записку: «Дружок! Были сегодня в 5 ч. вечера у т. Розанова (я и Микоян). Хотели к тебе зайти – не пустил, язва. Мы вынуждены были покориться силе. Поскучай, голубчик мой. Привет. Мы ещё придём, мы ещё придём... Коба». Так что, это был еще другой Сталин, он даже Троцкого тогда не тронул. Так что, Сталин как заказчик – как-то не вяжется. Другое дело – литературная версия, предложенная Пильняком, тут своя логика и своя правда.
Пильняк понял, что дело может плохо закончиться, он занялся бесконечным признанием своих ошибок. «Последним оратором выступал Б. Пильняк, подвергший резкой оценке свои произведения, написанные под влиянием троцкистов-контрреволюционеров Воронского и Радека. Пильняк заявил, что он надеется исправить свои тяжелые ошибки новым романом "Поколение", над которым он сейчас работает.»
6 апреля 1937 года, "Литературная газета"
Все эти признания и критику пишущей братии следствие в дальнейшем будет использовать в доказательстве троцкизма и предательства Пильняка.
28 октября 1937 года Борис Пильняк был арестован. В справке на арест указывалось на связь Пильняка с троцкистами, на то, что Пильняк из личных средств оказывал помощь К. Радеку и другим троцкистам во время их ссылки. Ему инкриминировалось также влияние на Бориса Пастернака, с которым «в 1935 г. они договаривались информировать французского писателя Виктора Маргерита (подписавшего воззвание в защиту Троцкого) об угнетённом положении русских писателей. В 1936 г. Пильняк и Пастернак имели несколько законспирированных встреч с приезжавшим в СССР Андре Жидом, во время которых тенденциозно информировали Жида о положении в СССР. Несомненным является, что эта информация была использована Жидом в его книге против СССР». Пока шло следствие против Пильняка, стало ясно, в какой мрак незаметно опустилась страна. Пильняк дружил с Пастернаком, у них были соседние дачи в Переделкино, и калитка между участками не закрывалась. Когда бросились искать связи Пильняка с троцкистами, привлекли и Пастернака, и ему не поздоровилось бы, если бы ни Хозяин, однажды на вопрос о Пастернаке, он сказал: «Отстаньте от этого небожителя!»
Во время следствия Пильняк не признал себя троцкистом, однако под пытками сообщил, что с первой поездки в Японию в 1926 г. был связан с профессором Йонекава, офицером Генерального штаба и агентом разведки, через которого вёл шпионскую работу. В своих показаниях он ссылался на пагубное влияние Воронского, представив его инициатором написания «Повести непогашенной луны», организатором писательских групп «Перевал» и «30-е годы», последняя из которых хотя и распалась, но продолжала действовать и собираться неформально.
21 апреля 1938 года осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР по обвинению в государственном преступлении — шпионаже в пользу Японии — Пильняк был приговорён к смертной казни за измену родине и расстрелян в тот же день в Москве. Посмертно Реабилитирован в 1956 году. Такие дела.
Детство и юность Пильняка прошли в окружении земской интеллигенции в провинциальных городах России. Первые годы, в 1894—1904 годах Борис Андреевич жил в Можайске, в 1904—1912 годах — в Богородске (современном Ногинске). В 1913 году окончил реальное училище в Нижнем Новгороде и поступил в Московский коммерческий институт, в 1920 году окончил его. В 1915 поселился в Коломне, а с 1924 года жил в Москве.
Профессиональная карьера началась в 1915 году. В 1918 году выходит первая книга Пильняка — «С последним пароходом». В 1920-е годы Пильняк сближается с Троцким. «В очерке, посвящённом Пильняку и Замятину, сын Пильняка, говоря о в целом отрицательном отношении обоих писателей к большевистским вождям, заметил: „Только для Троцкого и Луначарского делали они исключение, видя в них людей образованных, причём и тот и другой были писателями и безусловными сторонниками литературного плюрализма…“». Когда в 1922 году с продажи был снят сборник Пильняка «Смертельное манит» с вызвавшей нарекания повестью «Иван да Марья», Троцкий добился отмены этого решения через секретариат ЦК, заручившись поддержкой Каменева.
В СССР с 1938 по 1975 годы книги Пильняка не издавались. В 1976 году я купил первую книгу Пильняка, может быть, были и раньше, точно я не знаю. Кроме «Повести …» есть прекрасные повести и рассказы Бориса Пильняка, например» последний его рассказ «Заштат» или рассказ «Человеческий ветер», я не могу понять, почему Борис Пильняк не стал популярным как Булгаков или Мандельштам? Может карма или что-то в этом роде. А может не было у Пильняка соответствующей женщины?
Об отношениях Ахматовой и Пильняка мне известно мало. Личное знакомство и первые встречи Б. Пильняка и А. Ахматовой относятся к 1924 году. По воспоминаниям Лидии Чуковской, «Пильняк хотел жениться на Анне Андреевне, делал ей официальное предложение. А в 1925 году Пильняк и Ахматова совершили путешествие из Ленинграда в Москву на автомобиле". Поэтому она написала стихотворение, посвященное его памяти, с которого начинается этот очерк.
Сохранился дом на Рогожской улице в Ногинске, где в 1904—1912 годах будущий писатель жил вместе с родителями. Посещая город в последующие годы, Пильняк останавливался в этом месте на ночлег. Вместе с ним в доме бывали Андрей Белый, Андрей Соболь и Алексей Николаевич Толстой.
Приложения.
1. Фильм «Повесть непогашенной луны», 1990 год
https://www.youtube.com/watch?v=OMauv2m96B4
2. Борис Пильняк. Заштат. Рассказ. 1937 год. Передача 1 (1990)
https://www.youtube.com/watch?v=L19SSwYNYwk&t=60s
3. Борис Пильняк. Заштат. Рассказ. 1937 год. Передача 2 (1990)
https://www.youtube.com/watch?v=eq74CqgevaM
4. Борис Пильняк – Человеческий ветер (аудиокнига, читает Э/Z)
https://www.youtube.com/watch?v=vtb4_8liWqs
5. Лубянское дело
https://www.youtube.com/watch?v=BRoMXtVY6ss
Фото: Борис Пильняк. Портрет работы Георгия Верейского из собрания музея Анны Ахматовой (1928)
19.4.2025
Свидетельство о публикации №125041904219