Ждёт душа любви и мира...

        ***

Ходят стрелки часов друг за другом, затылок в затылок,
нет резона и смысла им в помыслы божьи вникать.
Под ногами моими пылит пересохший суглинок,
а в руках стародавняя, знавшая виды, тетрадь.

Я куда-то иду, а куда – знает только дорога.
Я о чём-то пишу, что порой меня сводит с ума.
Как же духом своим я бываю слаба и убога,
и какие пустые рифмую порою слова.

Опущусь на колени под сводом небесного храма
и Творца попрошу даровать отпущенье грехов,
чтобы смыл он с меня комья грязи и едкого срама,
чтобы Светом Его наполнялись лакуны стихов.

Чтобы в сердце блуждающем по нескончаемым безднам,
наконец, поселилась божественная благодать,
и нужды бы не стало с упорством Сизифа железным,
вниз стремящийся Дух, на вершину любви поднимать.

      ***

Дрожат листочки на осине,
хоть ветра и в помине нет.
Судачат старые «гусыни»
о пользе тридцати монет.

Ученики к вечере тайной
идут с учителем своим.
Седой туман ложится манной
на город Иерусалим.

Прохладой манит вековою
огромный Гефсиманский сад,
там – под Масличною горою
олив тяжёлый аромат.

Застывший прячет взгляд Иуда
за головной накидки край.
Гнилая дума из-под спуда
шипит ему: «Предай, предай!»

Учитель, слившийся с толпою,
забыв про пищу и питьё,
Голгофу видит пред собою
и крестный путь свой на неё.

         ***

Многие знания – много печали…
Смотрит в окно седовласый старик.
Звёзды молчат, как и раньше молчали,
прячут в скопленьях своих Божий лик.

Чиркнула спичка, затеплилась трубка,
в воздух поднялся прозрачный дымок.
Скорбью пропитано сердце, как губка,
тяжек его натуральный оброк.

Трель соловьиная чувства тревожит,
снова сады согревает весна.
Мёртвый сезон перекурен и прожит,
и не оборвана жизни блесна.

Всё, слава Богу, на месте покуда.
Светлая Пасха уже при дверях.
Русь замерла в ожидании чуда
с ветками вербными на алтарях.

       ***

Туч раздвинулась вдруг пелена
и бездонное небо открылось:
снизошла к нам Всевышняя Милость,
сея Божьей любви семена
в наши почвы гнилые и воды,
в наших душ низовые приходы,
в мир подлунный, сходящий с ума.

Щедро сыплет Она из горсти -
эти зёрна духовного злака,
чтоб смогли все они прорасти
на отвалах сердечного шлака.

Даже в душах холодных, как лёд,
есть бессмертная божья природа,
только тянет к земле, как колода,
их корыстолюбивый расчёт.

Может быть, хоть единственный раз
в них небесное семя на Пасху
прорастёт сквозь застывшую маску
светлячком из окалины глаз?

Пусть не виден он здесь никому,
но надеждой больной и тревожной
промелькнёт в темноте бездорожной
возвращеньем к себе самому.

      ***

Синева во весь размах
по небесному простору
расплескалась – хмарей свору
разбивая  в пух и прах.

Так зачем душа моя,
ноет, словно зуб под пломбой,
то растянутой, то дробной
острой болью бытия?

На войне, как на войне –
места нет на ней пощадам,
смерть всё время где-то рядом
и всегда она в цене.

Синева над головой –
бесконечная, живая,
тьму земную изживая,
дарит миру образ свой,

чтобы помнил всякий час
скорбный дух свою обитель,               
где великий Утешитель
встретит каждого из нас.

      ***

Купол церкви синий в звёздах
золотых
        и синь небес!
Для души и сердца роздых,
пред крестом бессилен бес.

Разжимается пружина,
пережавшая хребет.
Разбегается дружина
мыслей, застившая свет.

Понимаешь - лживы речи,
да и совесть не чиста.
Восковые плачут свечи
у распятого Христа.

Ждёт душа любви и мира,
сердце жаждет красоты.
Не твори себе кумира
на земле из пустоты.