Поэзия философа и музыканта

Поэзия философа и музыканта

Сегодня в очередном, и надеюсь, не последнем интервью мы общаемся в сети при помощи чудо-техники с поэтом из Белоруссии Виталием Бабичем. Техника создает иллюзию, будто мой герой сидит в кресле напротив, и все происходит в реальном времени.
В чем же уникальность Виталия Владимировича? Надеюсь, он сам нам поведает какие-то творческие тайны, но я могу подчеркнуть одно: он не только поэт, но и музыкант, и эти два вида искусства уживаются в его творчестве и прекрасно друг друга дополняют. Вот в этом контексте личность поэта и показалась мне наиболее интересной на этот раз. Тем более интернет сегодня позволяет нам и увидеть, и услышать все, что мы способны сотворить – видезаписи нам в помощь. А вот как это происходить может поведать только сам автор.
Поэзия, расцвеченная музыкой, звучит иначе, ярче, теплее, трепетнее, а хорошая поэзия тем более, это нам демонстрирует даже ИИ, а что говорить о живом творце, музыканте.
Но в данном случае мы поговорим все-таки о поэзии, о Слове, играющем в творчестве Виталий Бабича основополагающую роль, как он сам отмечает.
Мягкая улыбка, артистичность, невероятное обаяние! Собеседник возникает на моем мониторе и очень располагает к беседе. Подобное случается далеко не всегда в беседе, да еще с человеком по ту сторону экрана.
И я уже спешу с первыми вопросами к поэту.

Л.С.: Виталий, что появилось раньше в вашем творчестве – поэзия или музыка, когда и как это случилось? А потом, как они уживались?
В.Б.: Я теперь уже точно не вспомню, что появилось раньше. Был-плыл я в общем потоке сочинительства: стихи, игра на гитаре дома и в школьном ансамбле, песни… Это была примерно середина 1980-х годов. Первым моим учителем игры на гитаре был мой старший брат, а стихосложению меня никто не учил – само собою пошло. Совмещать музыку с литературной деятельностью вне песенного творчества было не всегда легко, приходилось чем-то жертвовать, особенно когда работал над прозой больших форм. И только недавно, в начале 2020-х годов, я поглубже ощутил, что авторская песня, объединяющая гитару и слово, является для меня отдушиной, без которой не будет равновесия в любом творчестве. Причём, если в 2007-2012 годах я тяготел к коллективному музыкальному творчеству (в составе группы «Чистоведник»), то 10 лет спустя хотелось уже настолько камерного исполнения, что мне вполне комфортно стало наедине с гитарой.

Л.С.: Вы как-то обмолвились о том, что поэзия все-таки первична. А как она возникла, помните ли хотя бы в общих чертах первое стихотворение, в какой момент ритм и рифма стали естественным состоянием души?
В.Б.: Своё первое стихотворение, увы, не помню. Записал ли я его вообще куда-нибудь? И тетради с ранними стихами под рукой сейчас нет… Я ещё в юности чувствовал, что ритм в стихотворении – это его дыхание, живая сила, часть меня самого в момент рождения стиха. В ту пору ритм и рифма ещё ярче соединились скорее всего в моих песнях – тоже ранних.

Л.С.: У начинающих поэтов, насколько я знаю, есть два варианта для знакомства читателей с их творчеством: либо оно становится достоянием многих, либо наоборот прячется от посторонних глаз, как случилось у вас в те далекие времена, видели ли ваши стихи близкие и дальние читатели-слушатели? Какой была самая первая оценка, вдохновила ли она или заставила работать вопреки всему?
В.Б.: Помню, что до середины 1990-х годов стихи мои были доступны для прочтения лишь мне одному, если не считать стихосложений для армейской настенной газетой, подготовкой которой я занимался на службе в доблестных рядах Советской Армии. На гражданке я решил попробовать сотворить самодельный сборник стихов для родных, друзей и знакомых – экземпляров 5-7 сделал. Ручная работа! Отклики были хорошие. Один из экземпляров попал в руки к опытным литераторам, на которых меня вывела подруга мамы – и тоже положительные отзывы были плюс несколько рекомендаций для дальнейшего творчества – именно в тот момент я и осознал, что пишу талантливо. А позже аудитория расширилась: я как поэт и автор-исполнитель песен участвовал во встречах творческого объединения «Резонанс» в Минске, а в журнале «Мир Любви» была опубликована подборка моих стихов.

Л.С.: У каждого поэта есть такое стихотворение, при написании которого он понял, что вот это точно получилось, оно классное, без всяких оговорок, забывается многое, а оно остается в памяти и можно отметить: я поэт! Было ли такое конкретное стихотворение у вас или все они были одинаково хороши и дороги?
В.Б.: Да, все они были примерно на одном уровне – хороши и дороги мне. Проходные стихи писать и сохранять мне было не интересно. У меня отношение к каждому своему литературному произведению, как к собственному ребёнку. Да и само слово-то какое «стихотворение» – стих, сотворённый тобою! Стихи – это не такие большие дети, как повести и романы, но их гораздо больше:)

Л.С.: Теперь, на мой взгляд, самый важных вопрос о природе творчества, говорят, что стихи возникают в минуты грусти, печали, что счастливые стихов не пишут. Но могу предположить, что у вас все было наоборот, если вчитаться в ваши тексты. А как на самом деле?
В.Б.: Контрастные состояния большой грусти или радости вызывают сильные эмоции, которые неизбежно выливаются в стихи. Сомнения, метания между, образно говоря, адом и раем, поиск истины – аналогично. И все эти состояния влияли на сотворение мною стихов. Но наивысшим с точки зрения энергетики считаю состояние счастья. Причем, оно не статично, а даже более динамично, чем грусть-тоска-печаль. На этом наблюдении как раз основывается оптимализм – творческий метод, разработанный мною в 2015 году для позитивной прозы. Актуально это и для поэзии, ведь в стихах проще и даже эффектнее описываются состояния счастья.

Л.С.: Наверное, чаще всего любой из нас употребляет слова любовь и счастье, часто смутно представляя, что это такое, и что за этими словами стоит вообще. Судя по вашим размышлениям и стихотворениям, вам известно значение этих двух слов. Когда их тайный смысл для вас стал явным? У меня есть примерное определение для этих слов в вашей лирике, но как сам поэт сформулирует, что такое любовь и что такое счастье?
В.Б.: Очень интересный вопрос! Убеждаюсь всё больше в том, что любовь и счастье – это причина и следствие. В теории оптимализма состояние счастья я показал в виде волн, причём у волны как у цикла всегда есть подъём (начало), пик (вершина) и спад (снижение) и при этом главное, чтобы уровень спада текущей волны счастья был не ниже спада предыдущей волны. Всё зависит оттого, насколько любовь взаимна, гармонична. Поэтому любовь и счастье – это не только состояния, но и процессы, которые протекают здесь и сейчас, а не там и завтра.

Л.С.: Неоднократно в рецензиях и откликах повторялось, что вы светлый человек, и потому творчество ваше особенное. В наше смутное время трудно быть светлым и знать, что стакан наполовину наполнен, а не наоборот?
В.Б.: В наше смутное время желательно использовать и пополнять потенциал светлых, позитивных сил – в том числе бодрости, оптимизма, – которые были накоплены ранее, чтобы стакан наполнялся более жизнетворной водою. Поддерживать баланс таких сил – это значит быть защищённым изнутри.

Л.С.: Ритм стихотворения, музыка слов более-менее понятны пишущей братии, иначе бы они это не писали, но для вас музыка значит больше, чем для многих из нас, особенно, когда берете в руки гитару, и пронзительное, яркое стихотворение становится песней. Обычно считается, что тексты для песни должны быть попроще, но это не ваш случай. Но как рождается песня, что в данном случае первично и вторично?
В.Б.: Часто первичным для рождения моих песен является не мелодия или стихи, а то настроение, которое я улавливаю в ритме, в смене аккордов, когда наигрываю что-нибудь на гитаре. Я ведь не композитор, который прежде записывает мелодию, которую слышит. Мелодию будущей песни до написания слов я услышал только один раз и это было в конце прошлого года, во сне. А когда, проснувшись, я попытался подобрать аккорды, эта мелодия стала уже другой, но результат мне понравился.

Л.С. Песня создана, и вы становитесь её исполнителем. Я слышала несколько ваших песен, они производят особое впечатление, но в чем их тайна?
В.Б.: Это, наверное, не тайна, а таинство даже. В последнее время я лишь больше убеждаюсь, что всё дело в потребностях души: в стихах она говорит, а в песнях – поёт.

Л.С.: Я не назвала бы вас бардом в привычном понимании этого слова, потому что у них как раз исполнение рассчитано на большую аудиторию, ТВ, залы, фестивали. Ваши песни скорее интимны, камерны и слушателей обычно немного. Так что же в песнях самое главное для вас, как исполнителя: великолепный текст, музыка или что-то иное? Как это рождалось, как появилось в вашей жизни – песня Виталия Бабича?
В.Б.: Песня – это синтезированный жанр, поэтому главным является гармоничное сочетание не только мелодии и текста, но и звучания голоса, игры на гитаре. А если текст песни обретает поэтичность вне музыки, то это ещё более ценно для меня. Чаще всего песни начинали сотворятся неожиданно, особое настроение, душевное состояние этому способствовало. Как говорится, лови момент.

Л.С. У вас есть поэтическая книга «Новизна», удивительно, что она единственная пока. Но чего нам ждать от новой поэтической книги, какой она должна быть в вашем представлении, ведь почти 11 лет прошло после даты финальных стихотворений в той, первой, очень удачной книге. Это внушительный срок, наверняка, что-то изменилось и в жизни, и в лирике. Так что же появилось нового и интересного в творчестве зрелого, помудревшего поэта?
В.Б.: За это время взгляд на жизнь, на себя самого действительно стал мудрее, глубже. Жёсткий реализм меня потрепал, но я выжил, остался верным оптимализму. В поэтическом творчестве готовлю к публикации два сборника: это мой второй авторский сборник с названием «Высота», куда войдут стихи, начиная с 2015 года, и сборник «Мозаичны Мгновения Вечности» в соавторстве с московским поэтом Александром Сичаниным, на четверостишья которого я пишу экспромты уже несколько лет.

Л.С.: Не хотелось бы спрашивать, кого считаете своими учителями в поэзии, могу отметить, что даже по форме многие ваши стихотворения близки к классике, часто угадывается лирика Тютчева, пушкинская философия о гармонии, иногда чеканные строчки Бунина – поэтов не модных, я бы так сказала. А вам с ними уютно живётся в такой компании? Это не подражание вовсе, это уровень творчества, очень высокая планка. Не штормит на такой высоте?
В.Б.: Я никогда не считал, что в поэзии для меня есть конкретный учитель. В юности, как и в настоящее время, читая стихи разных авторов, я скорее впитывал то, что впечатляет и след в душе оставляет. Помню, как в сборниках антологии русской и белорусской поэзии искал строки, созвучные мне, невольно сравнивая эти творения поэтов разных эпох и направлений. Но не предполагал, что мои стихи будут сравнивать и тем более ставить на один уровень с Пушкиным, Тютчевым, Буниным. Я просто писал так, как чувствовал, и о том, что меня волновало. И если с сотворением прозы и песен были этапы простоя, то стихи рождались и рождаются в душе регулярно.

Л.С. А теперь вопрос, вытекающий из предыдущего. Модных поэтов серебряного века я как раз не обнаружила в контексте ваших стихотворений, Бунин все-таки последний классик, как приятно считать. Вы их знаете, несомненно, но в творчество они не прорвались, а что по этому поводу думает литературовед Виталий Бабич?.. Для читателей могу пояснить, что это еще одна грань таланта нашего героя, о которой надо поговорить отдельно, но в чем с символистами, акмеистами и остальными разошелся наш поэт, почему они прошли, как тени, не коснувшись его лирики?
В.Б.: Об особенностях поэзии серебряного века я читал немного, чаще в рамках учебных программ по русской литературе и не сравнивал стихи символистов с классиками или с поэзией советского периода – эти отличия просто улавливались в общем контексте. Сравнивать свою лирику с классиками — такую сильную потребность я не ощущал. Однако анализ литературных методов и направлений меня сильно заинтересовал в 2014 году, когда я начал исследовать собственную прозу, чтобы ответить себе на вопрос «Есть ли черты нового жанра в моих прозаических творениях?». В итоге, такие черта я не обнаружил, но совершил более значимое — разработал теоретическое обоснование и приёмы нового метода или же направления в литературе для развития позитивной прозы, и это – тот самый оптимализм, о котором я уже говорил. В поэзии, как и в музыке, гораздо легче, чем в прозе, создать произведение о счастливых состояниях, героях (и таких примеров можно найти много), поэтому символизма и акмеизма в контексте мировой поэзии я касался слегка и только в сравнительном анализе всех литературных направлений от классицизма до моего оптимализма, который был и остаётся экспериментальным методом.

Л.С.: Отдельного разговора требует проза поэта, тем более и рассказы, и повести, и роман «Шахматный дуэт» – произведения, достойные нашего пристального внимания. Но пока хотелось бы узнать, каково влияние поэтических текстов на прозу, если оно есть, и кем – поэтом или прозаиком – ощущаете себя в первую очередь?
В.Б.: Поэтические тексты привили мне навык писать лаконично и ритмично, что для прозы тоже важно. Я себя ощущаю тем, кого можно назвать одним словом «литератор», но поэзия для меня первична, ведь с нею всё началось.

Л.С. Я только начинаю знакомиться с вашими прозаическими произведениями, но могу сказать, что они самостоятельны и самодостаточны, и более того, роман «Шахматный дуэт» – один из лучших из того, с чем я знакома в современной литературе. Но как уживаются в творчестве поэт с прозаиком, уютно ли им, гармонично ли? Тот же Борис Пастернак – только поэт, пишущий прозу, Владимир Набоков в поэзии и прозе – два разных автора. У вас все не так, насколько я могу судить.
В.Б.: Если сравниваться с Пастернаком, то я тот поэт, который пишет прозу, но продолжает регулярно творить поэзию. Состояние, в котором я пишу стихи, во многом отличается от того, в котором работаю над прозой. Да и не называю я словом «работа» процесс стихосложение, особенно когда стихи как выплеск души. То есть ценности жизненные, тематика – все это едино для Бабича поэта и прозаика, а вот состояния души, средства выразительности и, в целом, процесс написания различны. Вот так у меня примерно.

Л.С.: Но если сегодня речь шла все-таки о поэзии, какое стихотворение выбрал бы сам автор для первого знакомства читателей с его творчеством, чтобы поразило, зацепило, зажгло?
В.Б.: Так… Я предложил бы не одно, а два небольших стихотворения, чтобы был заметен диапазон. Первое – самое оригинальное, экспериментальное для меня самого, ведь в трех куплетах только десять обычных слов, хотя смысл сказанного вполне понятен. Это стихотворение из сборника «Новизна»:

Кочевряжесть твоя карамелится
И скужатость немного скумбит.
Оттого и баржетта емелится,
И райнетта опять не партит.

Разломбей же ты эти ахлопости,
Укрумпи непоркатость уже!
И лепшайся любой непалохости
На своём колобрянном баже.

А второе стихотворение – из сборника «Высота», который я готовлю к публикации:

А мы с тобой ещё не жили
На чистой, радужной планете...
Или об этом позабыли
В бурлящей, ветреной су;те?

Мы не изведали улыбок,
Что сотни судеб согревают,
И наш с тобой мешок ошибок
Нередко путь отягощает.

Мы выше неба не взлетали
И звёзд друг другу не дарили.
Не оттого ли мы теряли
Так часто то, что находили?

Но, к счастью, крылья не сложили.
И с пряником не съели кнут.
Мы на процентов тридцать жили,
А семьдесят?.. Ещё нас ждут!

Л.С. Я не случайно обращаюсь к удивительному слову «гармония» снова и снова, с самых первых строчек и до того, что пишется сегодня – это особое понятие для автора. И вместе с ним, не в теории, а на примере его произведений мы ещё убедимся в том, насколько оно важно и значимо. Виталий Бабич, может быть один в целом мире, знает, в чем самый главный смысл жизни, почему так важна гармония. И он несёт эти знания нам. И знания эти бесценны.