Фаустовщина

В канун среды, а может четверга,
Присел уставший путник по окном,
Широкой шляпой прятавший рога,
Которые торчали всё равно.
Завёл свою заученную речь,
Что скорбен мир и трудно людям в нём,
А он готов помочь и уберечь
Любого, кто не брезгует огнём.
Сулил мне деньги, славу в сей момент.
Могучесть чресла, мудрости, любви
За маленький невзрачный документ,
Подписанный на собственной крови.
Заслушавшись – он так красиво врал –
Что даже потерял минутам счёт
Кивал я, а потом ему сказал:
«Вот ты меня послушай, дурачок.
Зачем мне власть? Да гнуть её в дугу.
Гонять людей и снова строить рай?
Я сам себя заставить не могу
Снести прогнивший собственный сарай.
Со славой ты вообще не угадал.
Зачем мне этот ужас наяву?
Чтоб все, кому я лица рихтовал,
Узнали враз, где я теперь живу?
Богатство? А зачем тогда мне жить?
Зачем работать в лето и в весну?
Все деньги мира – мне их не пропить
И даже не потратить одному.
И деньги, что ты предлагаешь мне,
Пойдут сперва в родимое село,
А после растекутся по стране.
Какое тут – к твоей же маме – зло?»
Крутился он как на жаровне вши,
Туша мои чинарики в слюнях.
«Нет у тебя ни сердца, ни души.
Какого чёрта ты позвал меня».
Меня он очень долго костерил,
А я ему сказал: «Послушай, бес,
Покуда ты со мною говорил, 
По крайней мере ты к другим не лез».
И вот тогда сцепились мы в клубок,
Катались по траве и в лопухах,
Пока с полей, бегущих на восток,
Слышны не стали крики петуха.
Рванулся он, ища тропинку в ад,
Хватаясь за намятый в драке бок,
Но я ещё успел ему под зад
Отвесить заключительный пинок.
Прошла неделя. Скучно стало жить.
Ночами на крыльце сижу, курю.
Вдруг снова будет мимо проходить,
Я с ним часок-другой поговорю.