Белые снегири - 68 -6-

6. РАССКАЗЫ

Александр ВОРОНИН
( г. Дубна, Талдомского г. о., Московской обл.),
Член Союза писателей России


СЕНО

                Запах сена всегда напоминает мне о беспечных детских годах. Каждое лето я проводил в деревне Горка у дедушки с бабушкой. А лето в деревне без сена не бывает. Сено было повсюду: в загороде, на усадьбе, колхозное в поле (скошенное, в валах, в стогах), возили его огромными возами на лошадях и тракторами, сваливали у длинных колхозных сараев с тремя воротами и вилами таскали внутрь.
                В деревне у бабушки мы часто спали на сеновале по своему желанию, а когда приезжало много гостей, то просто не было места в избе и прирубе. Дорогие и почётные гости спали на белых простынях, на железных кроватях, а мы - их дети и племянники - на одеялах, полушубках и старых пальто прямо на сене. В жару на сеновале не так жарко было, как в избе и мух меньше, а когда дождик монотонно стучал по дранке, то сладко спалось и до обеда. Ночью, мы засыпали под монотонное пережёвывание жвачки коровой прямо под нами, сонное хрюканье поросёнка в своём закутке и возню кур на насесте. Правда, утром, снеся одно яйцо, куры так долго и противно кудахтали, хвастаясь перед петухом своим подвигом, что иногда выводили нас из себя, и мы бросались в них сеном, скомкав его в руках. Ласточки залетали в открытые ворота двора и выкармливали птенцов в гнёздах прилепленных  к  жердям над нами, но они чирикали тихо и нам не мешали. Когда мы стали постарше и начали бегать за невестами в клубе, то спать ложились специально на сеновале, чтобы бабушка и родители (когда гостили в деревне), не узнали, во сколько мы пришли домой. Тихонько через двор проходили, поднимались по лестнице, посветив фонариком, расстилали то, на чём спали, раздевались, если было жарко, и заваливались спать. Но бабушка всё равно догадывалась, что мы пришли под утро, так как нас было не добудиться в лес за грибами или за малиной. А брату Пахому не нравился сеновал ещё и тем, что там нельзя было курить, как в избе, лёжа в кровати. Сено было сухое, как порох, от малейшей  искры  полыхнуло бы  так, что и выбежать на улицу не успели бы. Отсыпались мы только во время сильного дождя, когда в лес нас не посылали.
                Кстати, сено на сеновал всегда укладывал дед лично. Он знал, где лежит какое: первого укоса, отава, клевер, полевое, лесное. Сено было пересушенное и не досушенное, которое расходовалось в первую очередь, чтобы не успело заплесневеть.   Всё зависело от того, какое было лето - сухое или дождливое. И уложить сено надо было особыми пластами, чтобы оно не свалилось кучей вниз на корову и овец. Поэтому мы вилами подавали деду сено снизу, а уж он там растаскивал его по сеновалу. В последние годы, когда у деда уже не было таких сил, он просто показывал нам, внукам, как и  куда  класть  сено.
                Косить дед не доверял никому. Особенно загороду и усадьбу, которая рядом с домом и у всех на виду. Косил он отменно - быстро и очень чисто. Скосит, как бритвой сбреет, хвалила его бабушка. Она управлялась с утра по хозяйству, и он вставал в 4-5 утра и  косил, пока трава мокрая от росы и не было жары. Мы, внуки, в 7-8 утра встаём в лес за грибами, умываемся, завтракаем, а он уже наработался, пришёл чаю попить.  Сидит на лавке, курит и по-стариковски учит нас  жизни: вот, мол, вы какие, городские, только встаёте, а мы с бабушкой уже с четырёх утра на  ногах  и не присели ни разу, всё работаем,  аж спина мокрая    - бабушка всю скотину накормила, вам обед  приготовила, сейчас сено пойдёт разваливать (из валков), я половину усадьбы скосил, а вы всё спите, одно слово - городские... Нам становится стыдно от таких его слов, мы быстро допиваем молоко или чай, хватаем корзины и быстрей из дома. К обеду приходим из леса, а дед в загороде косы отбивает молотком, чтобы острее были. В этом деле он был большим мастером  и  не доверял  его никому. Даже соседи просили его отбить и их косы. Показываем деду, сколько набрали грибов и идём обедать. Когда были маленькие, дед просто хвалил нас за столом  и приказывал бабушке накладывать нам еды побольше, а когда  выросли, то наливал  по  стопочке  для  аппетита.  Тем самым как бы приравнивая наш  труд к своему, деревенскому.
                Сушкой сена обычно занимались бабушка и тётя Тоня Воронина, которая была учительницей, отпуск у неё был почти три месяца, каждое лето она приезжала проведать родителей и помочь им по хозяйству. Дед, когда работал заведующим фермой, то уходил рано утром и приходил вечером, после дойки колхозных коров. Нас, школьников в то время, тоже заставляли по утрам раскидывать сено из копен, днём несколько раз его ворочать, чтобы лучше просохло на солнце, готовое сено огребать и перетаскивать на двор или сразу на сеновал. Если сена было много и оно уже доходило до кондиции, нам запрещали уходить  далеко от дома, а при первых раскатах грома или при появлении тучки на горизонте, мы должны были бегом бежать на усадьбу и спасать сено от дождя – огребать  в копны,  накрывать  клеёнками и брезентом  (полиэтиленовой плёнки  в  те  годы ещё не было  в  продаже).
                В 1960-70-е годы у деда было большое хозяйство: корова с телёнком каждое лето, до 15 овец, поросёнок, 20-25 кур, собака, кошки. Колхоз комбикормом помогал плохо, денег платили мало, работали всю жизнь за трудодни (за палочки, как говорили в деревне). Сено можно было косить только на своей усадьбе и его на зиму корове и овцам не хватало. Поэтому, приходилось косить втихаря колхозную траву и ночью возить её себе на усадьбу. А ещё лучше, когда готовое сено - сразу убирали на сеновал. Я хорошо помню, как под вечер в сумерках или рано утром по туману дед, тётя Тоня и дядя Коля Волков бегали в лес или в поле, чтобы где-нибудь в низинке, у ручья накосить колхозной травы. Косу, вилошки для переворачивания сена и грабли прятали там же, рядом. Из деревни выходили с пустыми руками, чтобы завистливые соседи не настучали в правление или бригадиру. В течение дня тётя Тоня или бабушка несколько раз бегали ворочать скошенное, а на ночь огребали в копны, чтобы не намокло от росы. Привозили тоже со всеми предосторожностями. Под вечер двое уходили огребать сено в кучи, по темноте дед подъезжал на лошади, грузили, везли не по деревне, а через усадьбу, через огород и сваливали у двора. Пока дед отгонял лошадь и распрягал её, все остальные в полной темноте таскали сено из проулка на двор, чтобы утром и следов его не осталось. В детстве я слышал немало рассказов о том, как ловили таких воришек, отбирали у них сено и отвозили в колхозные сараи. Вроде бы и дед один раз попался, кто-то увидел, сказал бригадиру, тот утром пришёл, а сено ещё не поднято на сеновал. Пришлось и деду отдавать его в колхоз. Но при мне такого не было. Страху мы натерпелись за эти поездки много, но все они были удачные. Один раз нагрузили в лесу на Липовке на поляне сена, подъехали к опушке и дед с дядей Колей Волковым решили перекурить перед последним броском через поле к деревне. Только закурили, слышим, вдоль леса тихонько машина крадётся с потушенными фарами. Это председатель на газике   ловил таких, как мы сенокосильщиков. Пропустили мы его, подождали с полчасика и рысью понеслись к  деревне. А машина председателя  фарами светила где-то на Погорелке, то ли поймал  кого,  то ли надоело в темноте ехать. Звука мотора не слышно, зато свет фар ночью далеко видно. Особенно, когда машину кидает на ухабах, а  лучи  света  шарят  по  тёмному  небу, как прожектора в фильмах о войне.
                В  80-90-е годы, когда всё стало разваливаться в стране, сено в полях вообще не косили, не успевали или не хотели. А когда всех коров, овец и лошадей  колхозных извели, то и не для кого косить стало. Мы с мамой за грибами в Лисий Нос по дороге пройти не могли. Там в поле сеяли клевер и годами его не косили, так что ноги путались в прошлогодней и свежей траве. Даже дорога заросла высоким клевером, от ветра и дождя он полёг пластами, верхушками в разные стороны, да так перепутался, что вытащить из него ноги было трудно. Приходилось за грибами ходить через Погорелку,  на  неё  была наезженная дорога  в  карельские  деревни  за  лесом.
                В последние годы жизни, дед продал корову и купил козу Юльку. Тяжело было косить на корову, здоровье было уже не то. Часто дед вздыхал и жаловался нам на прежние годы и дураков-руководителей: косить не давали в полях, скота не разрешали много иметь, налогами душили. А дальше мечтал: вот бы мне сейчас стать помоложе, да в полной силе, ох, я бы развернулся - скота заводи,  сколько хочешь, сена коси в колхозе от деревни  и  до леса, сколько увезёшь, бери любое поле в аренду и сажай, что хочешь, разве мы о такой жизни могли мечтать когда-нибудь? А вам, молодым, всё само в руки идёт, да вы взять не хотите. И горько вздыхал, что рано родился, лет бы на сорок   попозже.
                Когда колхозное  сено возили с дальних полей к сараям у фермы, то его сверху пригнетали специальной жердью (гнётом), чтобы воз не опрокинулся на поворотах  и  ухабах. Жердь эту спереди и сзади верёвками привязывали к телеге, предварительно хорошо умяв сено. Со стороны было очень интересно наблюдать, как по полю к деревне медленно шёл караван телег с сеном. Сена было наложено раза в два-три выше роста лошади, мужики сидели наверху или шли сбоку от телеги. Красиво и разгружали такие возы: сначала отвязывали жердь-гнёт, снимали её, подводили лошадь к воротам сарая, заворачивали её под девяносто градусов к телеге, и сено само валилось прямо в дверь сарая. Если воз сам не падал, то мужики упирались вилами в его бок, качали и роняли его. Потом сено вилами  таскали  в  сарай.
                Не нравилась мне во всей этой чудесной жизни только одна деталь - не любил я ходить босиком по скошенной траве. У меня были очень нежные городские ступни и короткие подсохшие стебли как иголками  кололи подошвы. Деревенские ребята пробегут к озеру босиком купаться, уже разденутся, нырнут в воду, а я всё ойкаю и прыгаю босиком по скошенному лугу, высоко задирая  ноги от боли.  Или выйдем с братом из леса с грибами, время к обеду, солнце печёт, а мы в резиновых сапогах с портянками. Пахом разуется, корзину в одну руку, сапоги в другую и чешет по скошенному клеверу к деревне напрямик. Я тоже разуюсь, но прыгаю сзади него метрах в сорока, выбирая полоски земли, где клевер забыли посеять и нет скошенных   колючих   стеблей.
                Когда я учился в пятом классе, то в одном из сараев за деревней мужики поймали сбежавших из бежецкой тюрьмы зэков. Кто-то их увидел, сказал бригадиру, тот собрал мужиков с вилами и пошли их    ловить. Когда мы, мальчишки, прибежали к сараю, там стояла большая толпа любопытных, двое зэков сидели связанные у стены, а третьего мужики искали  в сене, тыкая в него вилами. Скоро вытащили и третьего, всего в крови, так как задели его вилами. Когда приехала  милиция  из города, всех троих погрузили в машину и увезли, а толпа долго ещё не расходилась,  мужики  курили  и  вспоминали, как гонялись по сараю за зэками. Они жили в сарае уже несколько дней и успели там наделать много ходов, как кроты. Сарай был длинный, из трёх отделений, с тремя воротами, но под одной крышей.
                Я ни разу не слышал, чтобы  у нас   в деревне у кого-нибудь сгорело сено.  Не баловались этим. Был в 60-е годы большой пожар, когда сгорело сразу четыре дома, но там загорелось  не  от  сена.  Осенью в  полях часто сжигали    неубранную  солому, чтобы не мешала весной  пахать и для  удобрения поля. Но тут поджигали сами и следили, чтобы огонь не перекинулся в лес или на деревню.


СВЯТКИ
      
                Святки – это весёлое время от Рождества до Крещения. У католиков с 25 декабря по 6 января, у православных с 6 января по 19 января. Все веселятся, наряжаются ряжеными, ходят по домам с песнями, гадают по ночам. При коммунистах в городах нигде не праздновали эти праздники, поэтому гуляний особых я не помню.  Гадать  тоже никогда не пробовал, не мужское это дело. А главное не было места  и  соответствующей  компании. Раньше в деревнях  девки гадали в банях, в тёмных уголках избы. В городской квартире нет той  таинственной  ауры  для гадания  и  совсем  не  страшно в темноте.
                Праздник этот достался нам в наследство от язычества: магические обряды, гадания, приметы, обычаи, запреты. По народным поверьям, в это время   открываются  небеса,  на землю приходят души умерших с того света, они живут среди людей и с ними можно пообщаться. Отсюда и вера в гадания – мол, они подскажут, какое будет будущее. Гадание – это ритуал, направленный на контакт с потусторонними силами с целью получить сведения о будущем.  Но это и время разгула нечистой силы в середине зимы, которая может помешать  гаданию и вмешаться в жизнь человека.  Святки – это время, когда можно делать всё, что запрещается в другое время. На святках  нет постных дней. Но  есть и запреты – в эти дни не венчают в церкви.
                А ещё это время зимнего солнцестояния и пограничный период  между старым и новым хозяйственным годом  у крестьян.
                Всего три  раза я чудил на святки с местными друзьями, когда отрабатывал три года в Костромской области с 1974 по 1977 года. Делать там вечерами было нечего, все умирали от скуки и поэтому в святки  отрывались по полной. Собирались мы  ближе к полуночи, когда трудящийся  народ засыпал и гас свет в окнах – всем рано вставать на работу. А нам, молодёжи, только это и надо было. Почти все дома в посёлке Антропово были частные, отапливались печами и поэтому вдоль стен  и заборов тянулись длинные поленницы дров. Мы проникали в те  дворы, где не было собак и раскидывали  дрова по сугробам, закидывали их на крышу, а то и просто наваливали кучей на крыльцо так, чтобы утром хозяева не смогли открыть дверь. Это была одна из святочных шуток. Мол, ночью были черти и набезобразничали, а вам собирать. Вторая шутка была такая – таскали воду с колодца и заливали крыльцо и весь двор водой, превращая его в каток. Утром хозяева вылезали  в  окно и рубили лёд на крыльце, чтобы открыть дверь и во дворе, чтобы дойти до калитки и не упасть. Третья шутка  самая интересная - мы залезали на крышу и втыкали ёлку в трубу, а иногда  клали на трубу стекло. В обоих случаях, хозяйка утром затапливала печь и вся изба наполнялась дымом. Под утро, устав от этих молодецких забав, мы расходились  довольные по домам, а по пути  напоследок “катали горох по стенам” – водили палками  и поленьями  по бревенчатым  стенам.  Как будто  нечистая сила по ним скачет.
                Вот такие  весёлые гулянья были в моде в те годы. Не помню случая, чтобы нас  гоняли хозяева или дело дошло до драки. Если в доме включали свет, мы убегали на другую улицу и шалили там, а потом возвращались. Компания была человек 10-15 парней и девчонок и мы за несколько минут  успевали натворить  дел во дворе. Пока хозяин одевался  и  выходил на улицу, чтобы шугануть  баловников,  мы  успевали убежать.
                В городах по ночам  пили водку, писали стихи, мечтали о любви и светлом будущем, а в деревнях и посёлках  молодёжь в святки  по всей  России занималось таким вот  безобидным  хулиганством.  Чтобы не забывали старину,  обычаи  и  сам  русский    дух.


CЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ


                В четвёртом классе  я пришёл в городской фотокружок, где мне сразу выдали “Смену-6”  и стали учить азам  фотографии. С тех пор, почти все фото в семейных альбомах  нашей родни сделаны мною. За это время сменил много фотоаппаратов. Последний  у  меня цифровой,  им можно даже видео снимать.
                Старшая  родня у меня  вся  была  патриархальная – чтила  семейные традиции. У деда  с бабушкой в деревне кроме семейных альбомов, самые важные фото висели в рамках на стене, чтобы гости могли посмотреть на  наших родственников. У папы с мамой было несколько семейных альбомов. У меня их больше десяти накопилось, так как  плёнку никогда не жалел – щёлкал каждое событие в жизни. Сейчас проблема – где и как всё это хранить и кому передать потом. В какой музей или архив.
                До революции  у дворян кроме альбомов была  ещё мода вешать фото на стены и ставить везде в рамках – на рояль, на  этажерки, на камин. Они гордились своей родословной, предками, детьми. Смотришь старые фото или кино про то время и удивляешься, нет чистого места на стенах – всё увешано фото и картинами. Сейчас редко у кого встретишь фото на стене, стесняются что ли? Или никак от мещанских ковров не избавятся?
                Старики умирают, а молодым зачастую их фото совсем не нужны. И выбрасывают всё на свалку. В последнее время исчезают даже целые музеи со всеми экспонатами. Так и у нас получилось после смерти родителей. Я хотел сохранить один общий альбом нашей семьи, где мы все вместе. А брат с сестрой закатили истерику и забрали свои детские фото. Теперь у каждого свой маленький альбом про себя. Когда-нибудь их дети или внуки спохватятся, спросят: бабушка, а где остальные наши предки?  И  нечего будет ответить.
                Даже  русские  эмигранты за границей, умирая от  голода, продавали драгоценности, одежду, книги, но всегда оставляли напоследок фото предков и письма близких. То, что связывало их с Родиной, вселяло силы и уверенность в то, что  когда-нибудь  всё вернётся на круги своя.
                Я  в  родне последний, кто интересуется  историей нашего рода. Как мог даже нарисовал генеалогическое древо   всей родни. Но кроме меня это никому неинтересно. Вся надежда на подрастающих внуков, может, кто из них будет патриотом?
                Если бы наш  род был    чем-нибудь знаменит, то семейный альбом  взяли бы в архив города, в назидание потомкам.  А  так всё пойдёт прахом. И через 200 лет  мои  фото  уже  никто не увидит.