В эмиграции. Из записок княгини Catherine

                1.               
В Париже, помню я, за мной вертелась
Мужская тень, пристрастий не тая,
Так, что позвать полицию хотелось,
А друга рядом не имела я.
Я не была ни грубой, ни упрямой,
Но аппетитной, стройной, деловой,
Блистательной бальзаковскою дамой.
А тень казалась очень молодой.
Бывая иногда в соседних странах,
Когда я заходила выпить чай,
С улыбкой мне в кафе и ресторанах
Тень попадалась, словно невзначай.
Он не был ни маньяк, ни алкоголик.
Казался мне богатым франтом он.
Однажды он подсел ко мне за столик
И в миг признался, что в меня влюблён.
Я ровно ничего о нём не знала.
И что со мной случилось, не пойму:
Но видела, что в сердце отвечала
Ему согласьем и влеклась к нему.

                2.
Удивлена сама таким курьёзом,
Теряла я логичной мысли нить.
Быть может даже он владел гипнозом,
Я не могла бы это объяснить.
В одном красивом, модном ресторане
Мы с ним вошли в отдельный кабинет.
На окнах были шторы и герани.
Он запылал, но я сказала: "Нет!"
Но тут же изменила своё слово,
Когда он поцелуями пьяня,
Откинув навзничь в розовость алькова,
Как женщину с бульвара, взял меня.
Когда очнулась я, полураздета,
При свете в окна голубой луны,
То вся бесчестная картина эта
Представилась мне вдруг со стороны.
Как с полотна Буше, раскинув ноги,
я в пене кружев находилась так,
будто гетера римская в чертоге,
А мой "герой" уж одевал свой фрак.

                3.
Что было мне, потомственной княгине,
Достоинство былое уронив,
Сказать моей взорвавшейся гордыне,
Бесчестием свой титул очернив?
Вдали от Родины, при Божьем Лике
Не исповедоваться мне нельзя.
Как подойду на исповедь к Владыке,
Как подниму я перед ним глаза?
Но с той минуты стали безразличней
Мне Литургии в храме при свечах.
И каждый вечер всё страстней, циничней
Он брал меня в роскошных номерах.
Я стала пить, довольно опустилась.
Увидев то, меня оставил он.
Я исповедовалась, причастилась.
Прошедшее казалось - страшный сон.
Но страсти снова вьются чумовые
В моей душе. Покой как обрести?
Пред образом Египетской Марии
Молюсь и плачу: "Господи, спаси!"

                4.
Но мой поклонник вдруг переменился.
И  наша страсть рассеялась, как дым.
Он в гаитянку тёмную влюбился.
А я слежу за нею и за ним.
Ещё подобного уничиженья,
Как женщине, мне не случалось знать.
В меня вселились ревность, подозренье,
Желанье отомстить и наказать.
Я стала жертвой злого эгоизма,
Которого в словах не передать,
Какого-то морального садизма,
Что заставляет вновь меня страдать.
Теперь другими плачу я слезами,
Слезами оскорбленья и стыда,
И на себя смотрю уже глазами
Холодного и мрачного суда.
Как мне уйти от подавленья воли?
Разменною монетой стала я,
Рабой любви, рабою сладкой боли,
Растления и горького вранья.