Прости меня, Бог...

Прости меня, Бог,
что я так далёк стал...
Громогласной строкой
я рву небеса,
но гул мой - в бетон,
и в ответ мне - вокзал,
да толпа,
что в глаза
не глядит,
не спасает.

Я - не монах
и не мягкий рембрандтовский свет,
я - крик...
я - кора,
что посыпалась с древа.
Ты всё молчишь...
Ну а я напоследок - совет:
если можешь,
впусти в свои сны
мою веру.

Пусти - без свечей, 
без отпущенных слов, 
без рубахи в крови, 
без театра прощаний. 
Я приду, 
как подходит к перрону аскет,
опоздавший 
на лето 
и на покаянье.

Я принёс - ничего. 
Ни святых письменец, 
ни чудес, 
что рождают средь заброшенных храмов. 
Только пыльное сердце
из побегов цветов,
да и взгляд, что хранит
на лице своем мрамор.

Я устал от себя, 
от дождя, 
от стены, 
на которой писал 
без причины и цели. 
Ты же - выше теней, 
где растут эти сны 
на корнях 
забытых
людских
евангелий.

Вот, возьми - не всего, 
но хотя бы черту, 
что лежит 
между "жил" 
и "быть может не умер". 
Если свет Твой 
горит 
даже в гулком порту, 
положи на ладью
моё имя, как узел...

Я хочу, чтоб ты знал,
что как не был далёк
Я искал Тебя в звуке,
В психическом срыве
В ярком свечении,
в золоте строф,
в образах,
в чаше,
в толпе на обрыве.

Я ломал горизонт
и считал времена
по трещинам дней
на рассыпанном теле.
Я пытался любить
как спасенье, - без дна,
но любовь оказалась
сомнительной целью.

Я просил было знака,
и небо молчало.
Я просил у Тебя
разрешенья - уйти.
А теперь, на перроне,
где вечер усталый
вяжет шпалы в слова,
я прошу - подойти.

Подойди не в агонии,
не в сияньи икон,
а в неверии.
В паузе.
В хрипе ответа.
Не во славе судеб,
а там, где закон
прорастал точно плющ
холодного лета.

Я не ангел.
Не вор.
И не призрак времён.
Я - ошибка,
зашитая в свитке событий.
Я забыл, кем я был,
и зачем был рождён.
Но я понял:
в прощении - и есть жажда бытия.

И Твоя тишина - не отказ,
не приют.
Это форма вопроса,
что режет до боли:
кто мы, если слова на прощанье - не ждут?
Кем мы станем,
когда нас забудут до соли?

Что ж, возьми - не меня,
а хотя бы мой след,
мой провал,
мои зимы,
мои недомолвки.
Пусть они прорастут
в Твоём вечном огне
не смыслом, а тем,
что зовётся — любовью...