Презрев
Относительность на Свете
как пространственная ложь,
будоражит честь Поэта.
Совести-то ни на грош
нет у новых русских, даже
если их касается вопрос,
он подумает, и скажет:
“Прохватил меня понос,
потому оставим это,
я детдому помогу…”
Относительность на Свете,
ясно стало дураку –
познаётся всё в сравненье,
как бессмысленность строки,
эти грустные мгновенья
до безумья коротки.
Знал я, выйдет так, как вышло
в столь безнравственной стране:
расцвела преступность пышно,
вор в законе на коне –
мчит по трассе в Мерседесе,
покупает острова.
Да, Япончику в Одессе…
Снилось ли ему? Едва ль!
Плачутся они с экранов,
призывая всё крушить.
Суетливость ветеранов
удручает и смешит:
в транспорте спешат местечко
у окошечка занять.
Чаще всё-таки просечка –
им приходится стоять.
Пригрел
Союз промышленников в ямбе
купается, как сыч, в реке,
и прыгает отвесно с дамбы.
С большой дубиною в руке.
А Ганеман в нём верховодит,
кричит: “Позволь, я не игров!”
В атеистической свободе
союз пригрел директоров,
что развалили производство,
заводы, положив на бок.
Такое было руководство.
Судья по результатам Бог.
Посещает
Полупьяную Россию
полупьяная братва
всю под корень покосила.
Полупьяная Москва,
торжествует в день победы
полупьяный ветеран,
посещает он обеды.
Полупьяный истукан
вдоль по Ленинскому катит
вместе с пьяным на Пежо,
им вослед несутся маты.
“Вот я вам поддам ужо!” –
заявляет перед спуском
с серой палкой серый мент.
Что-то я опять о грустном
в сей торжественный момент.
Презрев
Не долго длилась эйфория,
как мыльный, серебрясь, пузырь,
спеклась в момент периферия,
такой, как все, в ней нетопырь
наобещал златые горы,
а я поверил, как себе
и приоткрыл ночные шторы
в своей зажурённой избе.
И закатилось солнце в туче.
Напрасно распевал Поэт.
Споткнулся, видимо, на круче,
померк осенне-сочный цвет.
Поднялись ветры, заскрипели
в лесах дремучих дерева
и вьюги бешено запели,
и посерела вся листва.
Одежду скинули без боли.
Стою, грустя, среди дерев,
перебираю чётки доли,
обман властителей презрев.
Свидетельство о публикации №125041400767