На удачу

И стал голубее

Пустое обилие смеха.
Посредственность чистой воды,
какая гуляет потеха –
рожденье сверхновой звезды
на фабрике грёз и мечтаний,
в заведомо странном лесу
хождений по мукам, скитаний,
упавших, как снег на росу,
густым ожерельем печали,
сверкающим в мороке дней.
Когда-то и нас величали…
Становится всё же странней
осенняя сказка рассвета,
где золото листьев звенит,
и летняя песня пропета,
и стал голубее зенит.


Но не закончился

Поэт Озолин был весёлым
и никогда не унывал.
Сейчас летает по-над полем.
Превратности пустой скандал
затеял я в седом рассвете
с зарёю в тёмной полосе.
Вильям весёлым был Поэтом.
Он, словно белка в колесе,
крутился, принимая капли,
блаженствуя в седой рассвет.
Красивые слова иссякли,
но не закончился Поэт.


И гонит

Вы только посмотрите, люди,
ему давно под сотню лет,
а он в своих стихах не блудит,
конечно – конченый Поэт
записывает редкие посланья,
с диваном не знаком, а ночь
в нём пробуждает лишь желанья
и гонит лень злодейку прочь.


На удачу

Грусть – осенняя прозрачность,
сквозь неё печаль видна,
и непонятая странность
поднимается со дна
лёгким облаком надежды
на удачу в тишине.
А ведь всё как будто прежде,
даже так, как по весне:
бесшабашность в непокое,
в устремлении вперёд
редкой поступью изгоя,
где никто вам не соврёт.