О Винокурове

Евгений Винокуров помогал евреям. На нашем семинаре учились гениальный поэт из Львова Игорь Меламед, совершенно бездарный и глубоко несчастный сексуально полукровка Лёша Пинус (впоследствии Алексей Сосна: Лёша крестился в белогвардейство и вывел ивритскую фамилию отца из латинского «pinus»), истеричка и скандалистка Эвелина Ракитская и многие другие студенты, вследствие «пятой» графы страдавшие от дискриминации в расистском СССР. Мне он так и сказал (прытко шевеля губами и пугливо озираясь): «У вас графа, Марговский? Я поэтому вас и взял к себе, и вас, и Пинуса, и остальных. Я стараюсь помогать чем могу». Сам Винокуров был частично еврей (о чем свидетельствует и фамилия от шинкарей). Рассказывали вот что. Однажды, в начале 80-х, он ехал куда-то на такси с Виктором Фогельсоном, влиятельным редактором из «Совписа» (где у Винокурова то и дело выходили увесистые тома). «Витя, скажи, я разве похож на еврея?» - спросил Винокуров. Фогельсон промолчал. «Нет, ты скажи, разве я похож?» - «Женя, успокойся. Ты похож на еврейку. Толстую и брюзгливую». Вскоре, увы, с Евгением Михайловичем случился инсульт, так как жена, гораздо более идейная (в еврейском плане) женщина, ушла от него к Анатолию Рыбакову - затевавшему в тот период нешуточную разоблачительную войну против сталинского, а шире - великодержавного, антисемитизма.

Будучи евреем по матери, Винокуров в то же время всем представлялся наиболее удобной фигурой в тогдашнем столичном межнациональном раскладе. С одной стороны, он как бы свой, русак, москвич, артиллерист, Сережка с Малой Бронной… с другой - тайно, одним боком, примыкает к ярко очерченной этнически плеяде фронтовиков: Слуцкий, Самойлов, Левитанский… Но ни словечком в бессмертном творчестве о проклятом еврействе не обмолвившись, Евгений Михайлович не вызывал озверения у троглодитов из Русской партии, у всех этих циррозных собутыльников Кровавого Валерьяныча. Поэтому и засел завотделом поэзии «Нового мира»: чтобы, значит, и вашим, и нашим. Вот только гениально трудолюбивого и подвергшегося на Руси варварскому поруганию Аркадия Акимовича Штейнберга, тоже фронтовика недюжинного, почему-то так и не напечатал. Видно, боялся таки Винокуров жидом пархатым прослыть среди этих, «победивших Гитлера»... А ещё мне жаловался покойный поэт и великолепный переводчик Владимир Микушевич: мол, Винокуров его сознательно давит и не публикует! Много кто жаловался… Тот же Игорь Меламед - шумно негодовал после защиты диплома: «Винокуров сегодня вылил на меня весь свой маразм!»

Про себя вообще молчу. После двух лет службы в армии я вернулся в Москву и стал восстанавливаться на втором курсе Литинститута. Пришёл на свой семинар. Винокуров меня не мог вспомнить вообще. Попросил прочесть стихи… И я прочёл те несколько стихотворений, что написал в армии. Там были такие строчки: «Но твой шатёр прорешливый, о, Вечность, начёсан, как солдатская шинель». Внезапно мэтр презрительно поморщился: «Фээ. Солдатская шинель? У меня ощущение, что жизнь сломала стих». Его слова означали для меня, что больше не будет ни Москвы, ни Литинститута. И говорил их - фронтовик! Офицер, который делил с солдатами окоп! И еврей по маме, несомненно понимавший каких двухлетних радостей я только что вкусил от дедовщины и советской звериной натуры! По счастью, меня спасла Ася Чайковская, одна из наших поэтесс: она настояла чтобы другие девочки пошли с ней к старику и напомнили обо мне «как следует». Винокуров таял от чириканья. И от лести любого пола. Один семинарист его преданно возил на своих «Жигулях», другой снимал про него документалку. Мама поэта Ильи Колли, актриса, читала со сцены стихи Евгения Михайловича - и за это Винокуров пристроил Илюшу по окончании учебы редактором в отдел поэзии издательства «Советский писатель». Туда же путёвку у мэтра выцыганил Аркаша Тюрин, тоже наш выпускник, который активнейшим образом демонстрировал мэтру сервильность на каждом занятии, проще говоря, вылизывал жопу. Но главное - нынешний почти бессменный главред «Нового мира» Андрей Василевский, да со своей супругой Васильковой, это ведь тоже мои соси… сосеминарники! Стало быть, кузница кадров, не хухры-мухры.

То-то имперский нацист Василевский, нагло делающий вид со своей антисемитской шайкой будто меня как поэта в природе не существует, не оправдал ожиданий вечно умеренного, показательно уравновешенного интернационалиста Евгения Михайловича Винокурова! Он-то (и такие как он) рассчитывал, что удастся сбалансировать: «Вот так - похож? А ежели другим профилем повернуться - то уже и не очень?..» Сбалансировать не получилось. Мда. Весь мир отхватил звездюлей от Русской партии, от Кровавого Валерьяныча с его джихад-маньяками из Йемена, даже байденовские папуасы из Новой Гвинеи! Даже Галя Климова, тоже учившаяся у нас, хоть и Юльевна по отчеству и взяла на всякий пожарный израильское гражданство (сколько взяла? полкило?) - после начала СВО влилась в жюри конкурса какой-то там хер знает… донбасской поэзии что ли. Словом, семинар наш большей частью выращивал кастрированную номенклатуру, то, что ГУЛАГу сподручно: а ведь их зарешеченное зданьице посматривало нам окнами в окна ох недаром!.. Но иногда у Винокурова учились такие как я, Меламед, Денис Новиков.

В основном же - на занятиях он был полон собой. Шикарный по тем временам черный бархатный костюм (представляю как всплеснула бы сейчас ледяными руками Олеся Николаева: «Боярский!!!») не мог скрыть от нас немощное, с трудом передвигавшееся тело. Как правило Винокуров мямлил невнятно, дикция в старости была ужасной. «Да, у Марговского будет сложный поэтический путь… Ну, я-то другое дело! Когда только-только вышла моя первая книжка «Синева», мне сразу же Пастернак позвонил и Ахматова письмо прислала». А мы - так и представляли себе бледную Анну Андреевну, она говорит: «Моди, погоди. Дай-ка я письмецо состряпаю одному бравому артиллеристу…» В итоге, на моей защите диплома, Винокуров с раздражением вывалил пузо на трибуну: «В своих стихах Марговский, как и Пастернак, метафорой - заныривает в текст стихотворения. И не выныривает». Вот и все чем он меня напутствовал после пяти лет плодотворного общения. Да и с кем сравнить удумал! Зачем же так унижать человека, скажите?