Батл to be continued

Не было в селе мужиков вреднее, чем Кузьмич, называемый «Покося» и Петрович по прозвищу «Нудя’».

Нынче в селе уже немногие способны точно вспомнить от кого пошли прозвища. И если в случае Алексея Кузьмича Покожева можно было предположить, что кто-то из его предков только учась произносить фамилию дедов так обозвался перед обществом – «покося»-«покожев», мол. То вот прозвище Семена Петровича Угревина могла оправдать разве что фамильная черта характера – длительно и содержательно нравоучать окружающих. Таков говорят и отец, и отец отца его были. Однако же теперь их прадедовские фамилии, которые, как и всегда, тоже были прозвищами в свое время, вспоминались только в присутственных местах и на официальных мероприятиях. А дети обоих вместо этих самых фамилий носили прозвища новые: Покося и Нудя – младшие. А чаще – Покосёнок и Нудёнок, которых дети в свою очередь имели приставку «мелкие». Так их внутри фамилии и отличали в разговоре, а по мере перехода в мир иной старшаков или появления наследников, все приставки к прозвищу сдвигались на поколение ниже.

Когда-то в молодости Кузьмич и Петрович крепко перессорились на одной вполне уважительной почве: оба были большими виртуозами по части гармони.

Оба стали мужчинами рано, как и все послевоенное поколение. У обоих отцы не вернулись в село, но по разным причинам. Тогдашний Покося-старший пропал без вести где-то в далеких лесах Смоленщины еще в начале войны. Нудя же помнил отца приехавшим после тяжёлого ранения и кормившим его белым хлебом, да что-то у них с матерью не заладилось, и старший-Нудя нашел себе иную жизнь и после войны, говорят, осел с новой семьей в соблазнительной городской жизни, забыв про свои корни, равно и про плод свой. Пришлось обоим годкам начать свой мужской трудовой путь с двенадцати лет. А рано осознавший себя мужчина, вместе с прилагающейся ответственностью, тем раньше открывает в себе и таланты.
 
Мало кто сегодня понимает, что была такое русская частушка. Это современные городские дурачки думают, что всяческие «батлы» - изобретение североамериканских негров. А в старые времена каждый, заслыша привычный звук незатейливой мелодии знал, что вот он – лучший случай посчитаться со своим недругом, допустим, сообщить свое отношение к текущей политической повестке, подцепить едким словом местные власти, признаться в любви, даже. И все это шло общим потоком нескончаемых «сетапов» и «панч-лайнов», выраженных в очень короткой и емкой форме замечательным русским языком. Так что все эти Ваши многословные «мамкоебства» - унылая фигня по сравнению с настоящей русской частушкой. Частушку сочиняли сами, иногда загодя, а иногда и по срочно возникшему наитию, так что и фристайлы ваши все – давно всё это изобретено вашими дедами и не под унылый «хип-хап», а под русскую плясовую, под которую ноги сами производят такие коленца и па, что куда той ирландской джиге, даже, равняться. Когда село гуляло – каждый почти был сам себе «батл-рэпер», еминем и риверденс в одном лице.

Вот такими природными «фристайлерами»-самородками и были Покося и Нудя в молодости. По первости они даже и дружили. Одно колхозное поле работали, одну науку в школе проходили. И на праздники в две гармони односельчан могли порадовать, иногда разыгрывая друг с другом целый спектакль – кому как в мелодию вступать и так это ловко у них происходило.

А однажды случилось обычное – подросли ребята. И конечно случилась поперек них одна девушка. Марина была и правда красива.

Марина была и правда красива. Вот той настоящей русской красотой, которую ищи сегодня с огнищем - не бывает уже. Тяжелые русые косы, а глаза - зеленые, что огуречек молосольный - с блеском и хрустом. И ножки стройные и ровные, с мягкими узелками коленок. И, ведь, что важно - характером живая - за словом в карман не полезет. Ну как было такую не заметить? Вот и заметили оба.

А оба заметившие были разными, ну, не то, чтобы противоположностями, но и дистанция внешности существовала. Писанными красавцами не выглядели оба два. Ну да и аршин у всякого купца разный.

Покося был долговяз и нескладен фигурой, но в лице его жила спокойная добрая насмешка. А глаза его были голубы и прозрачны.

Нудя был коренаст и устойчив, черен бровью и лих чубом. Исподбровный карий взгляд его покалывал ненапрасным умом.

Жили оба героя на соседних улицах и имели общие зады своих дворов не вплотную, а с довольно широким пустырем промеж ними.. .