Тётя Утя и кидуш в конце времён

Тётя Утя и кидуш в конце времён
(о тех, кто жарил рыбу — и попал в Вечность)

Финальный кидуш одесситов в честь Машиаха, в конце дней, когда подводились итоги

Рав Ицхак Рабинович, первый раввин Одессы, поправил талит и, сдержанно, но проникновенно, произнёс:

— Следующая душа, чьё имя записано в нашей книге, да поднимется перед собранием Одессы.
Мы приглашаем следующую гостью, память о которой живёт в одесском фольклоре.
Пусть войдёт тётя Утя — женщина, чьё имя не вписано в учебники,
но навсегда осталось в памяти одесских кухонь, разговоров и добрых сердец.

В этот момент в зале повеяло запахом жареной рыбы — теперь уже точно кошерной.
Пахло душистым судаком и чем-то, что невозможно описать словами —
разве что: «тепло родного дома, где всегда ждут».

Кто такая тётя Утя?
Для одесситов — не просто женщина. А часть городской души.
Хозяйка легендарной закусочной, певица застолий, комментатор свадеб и разводов.
Её имя не писали в учебниках, но оно звучало во всех одесских дворах.
Она была частью повседневной поэзии, между Дерибасовской и ароматом борща на Арнаутской.

Она вошла уверенно, но с почтением, в шелковом платке,
обмахиваясь старым календариком с надписью «Будь человеком».
Поклонилась и сказала:

— Я тётя Утя. У меня, между нами говоря, пол-Одессы ели.
Я не всегда жарила кошерную рыбу… да, бывало, минтай.
Но сегодня — я каюсь.
Я прошу прощения.
Теперь на моей сковородке только судак, хек — и Божье благословение.

Рав Ишая Гисер кивнул с теплотой:

— Кто кается в малом — достоин великого.
Вы не просто жарили рыбу — вы жарили её с душой.
А сегодня — с тшувой.
Это и есть возвращение к еврейской кухне. И к вере.

— И можно я прочту стихотворение, — добавила она, — которое посвятил мне один поэт с шестой станции Большого Фонтана? Он сказал, что вдохновился мною ещё до прихода Машиаха!

Она достала листок, выпрямилась — и прочла:

ТЁТИ УТИ
Михаил Салита

Возле ЗАГСа есть местечко,
Где обмыть свои колечки
Может новобрачных масса,
Прям не отходя от кассы!

Называется, по сути,
Ресторан «У тёти Ути».
Как в Одессе говорится,
И поесть, и помелИться!

Здесь встречались, расставались,
Свадьбы громкие справлялись…
Изменились мы до жути,
Но всегда – «У тёти Ути».

После стихотворения зал замер.
А потом одобрительно зашумел, как море у Ланжерона на закате.

Миша Япончик, потирая усы, сказал:

— А я ведь у тебя ел. Правда, не платил. Но зато всегда с удовольствием.

Бабель рассмеялся:

— Если бы у каждой страны была своя тётя Утя — не было бы войн.

Так тётя Утя вошла в Вечность —
не через врата, а через кухню.
Не с мечом, а с половником.
Не через подвиг, а через подачу форшмака с душой.

И села она рядом с Япончиком, Столярским, Бабелем —
как та, кто умеет не только готовить, но и утешать.

Атмосфера — тоже дар от Всевышнего.
И на этом финальном кидуше в честь Машиаха
она была представлена именно так,
как её запомнили все одесситы —
тётей Утей,
которая делала вещи с душой.