Исповедь антисемита. Глава седьмая

Глава первая: http://stihi.ru/2025/02/26/6577
Глава вторая: http://stihi.ru/2025/03/04/6389
Глава третья: http://stihi.ru/2025/03/11/6144
Глава четвёртая: http://stihi.ru/2025/03/15/6878
Глава пятая: http://stihi.ru/2025/03/25/6211
Глава шестая: http://stihi.ru/2025/03/31/5999

На крючке.

       На следующий день я прибыл задолго до заключительного выступления Муромского с обзорным докладом по итогам прошедшего форума. Но Соня всё же опередила меня и заявилась, как оказалось, ещё раньше. Только теперь это была не Соня. Куда девалась изнеженная, избалованная доступностью эксклюзивных брендов дочь Авраама? Из глубины холла, скромно потупив взор, глядела на меня писаная русская красавица, в старобытном вышитом тулупе, в пёстром павлово-посадском платке и в изящных сафьяновых сапожках. 
       Удовлетворившись впечатлением, которое она произвела, и по обыкновению безо всяких вступлений и реверансов, Соня резко встрепенулась, и решительно сбросив кожу доморощенной княгини, поинтересовалась:
       - Ну что? Когда?
       - Сразу после закрытия форума. В кафетерии, во время фуршета. Я тебя, как обещал, проведу и представлю Муромскому. А дальше сама.
       Соня сияла. По её виду было очевидно, что она не сомневается в успехе задуманного. И я, который еще недавно был почти уверен в обратном, вдруг отчётливо осознал, что, похоже, у неё действительно может всё получиться, и моя роль в этом представлении более, чем сомнительна.
       Я не помню, о чём говорил Муромский. Я старательно вслушивался, но не слышал. Все мои мысли были о Соне. И странным образом перемежались во мне стыд и блаженство. Стыд за недостойное пособничество, и блаженное предвкушение награды, затмевающей своей ценой боль и метания растревоженной души.
       На фуршете по случаю завершения конференции присутствовали только самые значимые представители патриотического движения. Те, кто курировал, воплощал и финансировал возрождение русской национальной идеи.
       Муромский, как всегда, находился в окружении нескольких молодых людей, участливо разбирающих по цитатам его выступление на форуме. Мы с ним не то, чтобы дружили, но искренне симпатизировали друг другу. Поэтому, завидев, меня он благосклонно улыбнулся и развёл руки для традиционного в нашей среде троекратного лобызания. И в этот самый момент взгляд его упал на Соню, скромно выглядывающую из-под моего плеча.
       - Леша! Что это? Кто это? – Муромский, незадолго до того шумно отметивший полтинник, изменился в лице и, словно сбросил с обвислых плеч десяток суматошно прожитых лет. – Поделись, дорогой, не крохоборствуй!
       Я, по сию пору так и не придумавший приемлемого плана внедрения, был, признаться, весьма рад, что знакомство состоялось без моего решающего участия. И пока я соображал, как лучше представить мою отчаянную Мата Хари, Соня опередила меня:
       - Софья. Софья Мазур. Начинающий литератор из Кёльна. Должна признаться, что вы, уважаемый Николай Петрович, сегодня вернули мне веру в бессмертие – бессмертие славянской души.
       Муромский, заглотив наживку, скромно отвёл взгляд, вынужденно соглашаясь с очаровательной визави. А Соня продолжала изливать елей на удобренную почву человеческого тщеславия:
       -  Если бы каждый имел счастье услышать вас, сколь многих ошибок, иллюзий и разочарований удалось бы избежать на самой ранней стадии отчуждения индивидуума от благодатной русской почвы.
       Муромский одобрительно кивнул. Не осознавая сего печального факта, он уже беспомощно барахтался в подставленном под его драгоценную тушку сачке, заученно продолжая исполнять роль ещё живого, но уже отлитого в бронзе окуня.
       - Вы, Николай Петрович, - Соня приступила к вываживанию бесценного трофея, - один из немногих, кто действительно способен объединить и возглавить разрозненных доселе потомков древних славян.
       - Благодарю вас за озарение и прозорливую трогательность ваших слов, прекрасная незнакомка. Вы, Софья, не только изумительно красивы той лучезарной самородной красотой, которая отличает русских женщин от прочих, но и на редкость умны.
       Всё! Будучи выброшенным на берег и вяло глотая воздух, Муромский опустился до унылой комплиментарной банальности, свидетельствующей о его полном разгроме и сдаче позиций. Я искренне сочувствовал ему. И стыдился своего участия в подставе. И при всём при том внимал ей, и даже отчасти верил, зная наверняка, что она лукавит и, словно Библейская Юдифь, разводит на откровенность наивного и доверчивого Олоферна.
       А они, как будто, не замечали никого вокруг, вкушая сладкую отраву «единомыслия», и подпитывая друг друга ещё потаённой, но уже рвущейся наружу симпатией – той особенной симпатией, которая предваряет собой подступающую к животу похоть.
       Через какое-то время я почувствовал себя лишним на её глумливо фаршмачном представлении, и терзаясь нелепой в сложившихся обстоятельствах ревностью, отступил в сторону. А Муромский с Соней, перетерпев для приличия вымученные четверть часа, стремительно удалились, не обращая внимания на косые взгляды и сварливо-завистливое перешёптывание осиротевших соратников.

       Продолжение следует.