ГМО

Солнце медленно поднималось над бескрайними просторами Замбии, окрашивая саванну в медный цвет. Сухая земля, изъеденная зноем, трескалась, словно старый, давно забытый пергамент. Люди, ослабевшие от голода, собирались у глинобитных лачуг.

В  лаборатории в Германии ученые обсуждали, как новые сорта зерна могут помочь Африканским странам избежать подобных кризисов. В ООН готовили доклады о климате, о неустойчивости сельского хозяйства, о том, что если не внедрять новые технологии, мир снова и снова будет сталкиваться с таким же ужасом.

В это же утро, в просторных кабинетах Лусаки, министры и советники обсуждали поставки продовольственной помощи из Европы и США. Предложение было заманчивым: зерно, кукуруза, мука – всё, что могло бы спасти миллионы от неминуемой гибели. Однако стоило кому-то произнести три загадочные буквы – ГМО, – как в зале зашептались, закачали головами.

— Говорят, оно изменяет человека, — задумчиво проговорил один из министров, поглаживая сухощавую щёку. — Кто знает, к чему это приведёт?

— Европейцы не едят его! — воскликнул другой, багровея лицом. — А раз так, неужели мы позволим своему народу питаться тем, что они отвергают?

Разговор становился всё горячее. Одни ссылались на учёных, уверявших, что в этом зерне нет зла. Другие приводили слухи, что от него вырастают странные опухоли, что оно делает людей бесплодными, что это — скрытое оружие Запада. Чем больше говорили, тем сильнее казались эти доводы, тем непоколебимее становилась уверенность, что от помощи следует отказаться.

Когда первые суда с продовольствием достигли границ Замбии, над рекой Замбези уже висел туман, тяжёлый, как неуверенность в сердцах людей. Новости о поставках распространялись медленно и с недоверием, как и всё новое в этом краю, испытавшем столько страха. Говорили, что белые люди привезли еду, но не такую, какую знали предки, что зерно их — изменённое, что оно таит в себе нечто, способное сделать из человека  зверя или, хуже того, живого мертвеца.

— Они думают, что мы, как дети, примем всё, что нам кинут!  Я ещё помню, как было при наших отцах. Тогда не ели, что попало, тогда знали, что земля нам даёт, а что забирает. Чужая еда - чужая магия!

И каждый знал историю о деревне, где после первой партии гуманитарной помощи трое мужчин вдруг заболели, забились в лихорадке, говорили странные слова, а потом… потом, говорили, их видели бродящими по лесу, бледными и голодными, будто души их вышли из тел.

***

А в деревнях  измученные старики смотрели на умирающий урожай, надеясь на чудо. Но чуда не было. Было лишь безмолвное небо и далёкие склады с продовольствием, которое так и не дошло до тех, кто в нём нуждался.

Уже несколько лет подряд дожди в Замбии шли не так, как прежде: либо они обрушивались на землю внезапно, заливая поля и смывая посевы, либо вовсе не приходили, оставляя землю растрескавшейся и бесплодной. Фермеры, привычные к капризам природы, вначале терпеливо ждали. Но когда небо оставалось сухим месяцами, терпение сменилось страхом.

Но дело было не только в погоде. В последние годы сельское хозяйство Замбии зависело от международных поставок удобрений и семян. Государственные программы поддержки фермеров не сработали, урожаи уменьшались, а запасы зерна в закромах таяли. Слабая инфраструктура не позволяла быстро доставлять пищу в пострадавшие районы.

И вот на границе Замбии стояли грузовики, доверху нагруженные мешками с кукурузой и мукой. Водители курили, ожидая разрешения на въезд, а в столице снова заседали министры. Правительство, погружённое в споры о ГМО выслушивало доклады и обсуждало долгосрочные риски.

***

— Снова Африка, — вздыхала пожилая женщина в Лондоне, читая газету. — Почему они всегда зависят от нас?

— Неужели они не могут сами выращивать свою еду? — удивлялся молодой человек в кафе в Париже, макая круассан в кофе.

За окном тихо стучал дождь, такой же равнодушный ко всем этим разговорам, как и мир в целом.

В просторной столовой загородного дома в Баварии  ужинала семья Мюллеров. Старинный дубовый стол был накрыт белоснежной скатертью, в центре стояла тарелка с запечённой уткой, дымился картофель, а рядом, в фарфоровых мисках, лежали овощи. Над столом висела тяжёлая люстра, отбрасывая мягкий свет на лица сидящих.

Господин Мюллер, мужчина средних лет с короткими седыми волосами, аккуратно разрезал мясо и, не поднимая глаз, спросил:

— Вы слышали, что мы снова отправили помощь в Африку? В этот раз в Замбию.

Его жена, фрау Эльза, подливая вино в бокал, кивнула:

— Да, я читала в газете. Там ужасные вещи происходят. Дети умирают от голода.

— Они всегда там умирают, — пробормотал их сын, молодой человек по имени Ганс, отодвигая тарелку. — Мы отправляем помощь, а они её не принимают. То им ГМО не нравится, то они боятся, что мы их отравим.

Фрау Эльза бросила на него строгий взгляд:

— Ганс! Люди умирают. Неужели ты так легко рассуждаешь о чужих жизнях?

— А ты не думала, мама, что всё это их вина? — Ганс поднял вилку и задумчиво повертел её в руке. — Мы тут сидим, работаем, платим налоги, а деньги уходят туда, где люди не могут сами себя прокормить. Может, хватит? Они  же дикари. Верят в свою магию больше, чем в науку.  Но это естественно, люди боятся того, чего не понимают. Разве ты сама не говорила, что твой отец в своё время не верил в электричество и боялся, что оно может поджечь дом?

Господин Мюллер молча жевал, слушая сына. Потом отложил приборы и заговорил спокойно, но твёрдо:

— Ты ещё молод, Ганс. Ты думаешь, что всё в этом мире справедливо? Что если человек голодает, то он сам виноват? Так не бывает. Мы живём в тепле, в сытости, не потому что лучше или умнее, а потому что нам повезло. Родись ты в той самой Замбии, ты бы сейчас не сидел тут и не рассуждал о справедливости.

Ганс нахмурился, но промолчал.

Фрау Эльза тихо добавила:

— Я просто думаю… если бы мы были там, если бы наши дети умирали от голода, неужели мы бы отказывались от еды, даже если бы боялись?

Господин Мюллер вздохнул:

— Люди боятся не еды. Они боятся власти, которая приходит с этой едой. Они помнят колониальные времена, когда за подарками следовали оковы.

Наступила тишина. За окном поскрипывал ветер, где-то вдалеке проехала машина. Ганс посмотрел на отца, потом на тарелку перед собой. Медленно, молча, снова взял вилку.

***

До того, как голод вошёл в дома замбийцев, жизнь текла медленно и размеренно, подчиняясь циклам природы. Сезон дождей, насыщая почву влагой, наполнял реки и озёра. Крестьяне, привыкшие к земле, работали с рассвета до заката, рассыпая в борозды семена кукурузы, проса, кассавы.

На базарах Лусаки шумела торговля: пахло жареными бананами, копчёной рыбой, пряностями. Продавцы зазывали покупателей, предлагая вязанки сладкого картофеля, манго и орехи. В деревнях по вечерам зажигались костры, за которыми старики рассказывали истории о духах и предках.

Жизнь держалась на простых вещах: на крепких семейных узах, на уважении к старшим, на вере в то, что завтра будет таким же, как сегодня.

 Раньше река Замбези питала поля, но теперь её воды уходили быстрее. Деревья вырубались, почва истощалась. Молодёжь всё чаще покидала деревни, мечтая о работе в городе. Сельское хозяйство, которым занимались предки, стало труднее поддерживать без новых технологий, удобрений, ирригации.

И когда засуха пришла, когда земля потрескалась, а урожай не дал плодов, оказалось, что запасы истощены и привычный уклад больше не спасает.

В деревне Капири-Мпоши, где ещё недавно по утрам разносились бодрые голоса мужчин, отправлявшихся на поля,  царила тишина. Люди становились призрачными тенями, бесшумно скользившими между обветшалыми домами. Женщины собирали в мешки последние зёрна, добытые ценой долгих часов утомительных поисков. Дети, ещё способные двигаться, слонялись по дорогам в надежде увидеть телеги с продовольствием. Но дороги оставались пустыми.

На окраине деревни старик по имени Чипета сидел под акацией, прислонившись к стволу. Его щёки ввалились, кожа натянулась на скулах, а глаза вглядывались в далёкую линию горизонта, откуда, по слухам, должны были прийти белые люди с мешками еды.

Меж тем, в столице, за резными столами из красного дерева, министры подписывали бумаги, отдавали распоряжения. Решение уже было принято: Замбия отказывалась от помощи. Газеты писали об этом с гордостью, говоря о защите народа от западного заговора.

***
— Представьте только: три миллиона человек, страдающих от голода, взывающих о спасении, но правительство страны, ведомое не разумом, а дремучими страхами, с горделивым выражением на лице отвергает продовольствие, потому что — о ужас! — оно содержит генетически модифицированные организмы.

Здесь мы наблюдаем апофеоз антинаучной истерии, когда идеологическая слепота возводится в ранг государственной политики. Умирающие дети? Нехватка продовольствия? Всё это ничто по сравнению с мнимой угрозой, созданной псевдоинтеллектуалами, неспособными отличить реальность от мифов, разума — от суеверий в то время, как правительственные чиновники, сытые и довольные, разъезжают по столице на импортных автомобилях и рассуждают о «долгосрочной продовольственной безопасности».

Каков итог? В то время как цивилизованный мир движется вперёд, разрабатывает новые агротехнологии, увеличивает урожайность и спасает миллионы жизней, африканские правители, увы, порой предпочитают следовать по пути средневекового невежества, пожимая плечами перед лицом катастрофы. Гомерический абсурд!

Если бы человечество всегда следовало за подобными суевериями, мы до сих пор жили бы в пещерах и гадали на потрохах курицы.

Давайте скажем прямо: страх перед ГМО — не позиция. Это — роскошь. И смертельно дорогая.

Это была программа "Говорит Европа". Я — Марк Ванденберг. До встречи в эфире!

***

Семья Чилуфьи жила в деревне недалеко от реки Кафуэ. Их хижина стояла у самой опушки леса, где отец семейства, Бвалия, выращивал кукурузу, кассаву и фасоль. В хорошие годы урожая хватало на всю семью: жену Мвангу, троих детей и  старую мать.

Каждое утро Бвалия выходил в поле с мотыгой на плече. Дети убегали на берег реки – ловить рыбу и резвиться в прохладной воде. Мванга в это время растапливала очаг, растирала кукурузу в ступке, готовя nshimэээ кукурузную кашу, что всегда была в центре трапезы. Деревня жила в привычном ритме – с песнями на посеве, с танцами на праздниках урожая, с неторопливыми разговорами вечерами у костра.

Но однажды всё изменилось. Сначала дождь не пришёл в положенное время. Бвалия каждое утро выходил в поле, вглядываясь в горизонт, надеясь на тучи, но небо оставалось безоблачным. Листья на кукурузных стеблях свернулись от жары, земля покрылась трещинами.

— Мы переживали засухи раньше, — говорила ему Мванга, — переживём и эту.

Но дни сменялись неделями, а дождь так и не появился. К тому времени, когда правительство объявило о продовольственном кризисе, семья Чилуфьи уже доедала последние запасы.

Однажды Бвалия вернулся из соседней деревни, где ходили слухи, что в страну везут продовольственную помощь.

— Говорят, американцы хотят дать нам еду, — сказал он жене.

— Так почему же мы её не получили?

Бвалия покачал головой.

— Говорят, в ней яд. Она изменяет людей. Она опасна.

Мванга долго молчала, вглядываясь в угасающий огонь очага.

— А голод не опасен?

Тем временем дети уже не бегали к реке. Они сидели у хижины, обхватив колени руками, их животы вздулись от недоедания. Старуха-мать больше не вставала с циновки.

 Ждать больше нельзя. Он решил отправиться в город, надеясь найти работу или хоть какую-то еду. Когда он уходил, младшая дочь, Набуле, вцепилась в его руку.

— Не оставляй нас.

Он наклонился, погладил её по голове и пообещал:

— Я вернусь с едой.

Но голодные дороги Замбии были длинными. И никто не знал, удастся ли ему сдержать своё слово.

***
Бвалия шагал по пыльной дороге, ведущей к ближайшему городу. Ветер носил по земле сухие листья, а солнце жгло кожу, но он не останавливался.   Он слышал, что в Лусаки есть склады с едой, но также знал, что охраняют их строго, и никто из простых крестьян не мог просто так прийти и взять мешок кукурузы.

Через день пути он добрался до небольшого городка Мазабука. Здесь ещё теплилась жизнь: на рынке продавали овощи, в чайных сидели люди, говорили о политике, о том, как правительство отказалось от помощи.

— ГМО делает мужчин бесплодными, — уверенно говорил один торговец, продававший вяленую рыбу.

— Глупости! — возражал ему другой. — Эта еда могла бы спасти нас!

Бвалия подошёл ближе.

— Где можно получить хоть немного продовольствия?

Люди переглянулись.

— У церкви. Но её запасы быстро иссякают.

Бвалия побежал в указанном направлении. У ворот  стояли десятки людей. Некоторые были слишком слабы, чтобы стоять, и сидели прямо на земле. Волонтёры раздавали небольшие порции кукурузной муки, но её оставалось мало.

— Прости, брат, — сказал ему один из монахов. — Сегодня уже ничего не осталось.

Бвалия опустил голову.

— У меня дома трое детей. Они голодны.

Монах вздохнул и протянул ему кусок сушёной кассавы.

— Это всё, чем могу помочь.

Бвалия взял кусок, хотя знал: этого мало. Он вышел за ворота, присел на камень. Солнце клонилось к закату, тени на земле становились длиннее.

Он мог бы вернуться домой с этим куском кассавы. Но что дальше?

Тогда он вспомнил слова старика из соседней деревни: "На границе стоят грузовики с едой. Они ждут разрешения".

Бвалия снова отправился в путь. Ноги гудели от усталости, живот сводило от голода, но теперь перед ним была цель: добраться до границы, где, по слухам, стояли грузовики с продовольствием. Он шёл три дня, по пути он встречая других таких же, как он — мужчин с осунувшимися лицами, женщин с детьми на спине, стариков, которым уже нечего было терять. Все говорили об одном: еда есть, но её не дают.

Когда впереди замаячила граница, Бвалия увидел грузовики — длинную колонну машин, накрытых брезентом. Запах зерна смешивался с запахом пыли. Но перед машинами стояли военные.

Толпа уже собралась. Люди кричали, махали руками. Но солдаты оставались непоколебимыми. Один из них — высокий мужчина с автоматом через плечо — шагнул вперёд.

— Уходите! — громко сказал он. — Это приказ правительства.

— Но почему?! — выкрикнул кто-то из толпы. — Почему вы не даёте нам еду?!

— Это не еда, это яд! — ответил солдат.

Бвалия шагнул вперёд.

— У меня дома трое детей. Если я вернусь с пустыми руками, они умрут. Пусть я съем эту еду первым. Если умру — тогда вы будете правы.

Люди замерли. Солдаты переглянулись. Наступила тишина. ЭээНо солдат с автоматом лишь покачал головой.

— Уходи, брат. Нам приказано не пропускать никого.

Вдруг  кто-то из толпы бросился к грузовику.  Раздался выстрел. Толпа вздрогнула. Люди попятились. Человек, который пытался прорваться, рухнул на землю. Наступила зловещая тишина.

Бвалия стоял, не веря своим глазам. Он смотрел на мешки с кукурузой, которые могли спасти его детей. Они были так близко. Но он знал, что ничего не получит.


***

В кабинете, где резные деревянные панели стен впитывали запах табака, а тяжёлые занавеси приглушали городской шум, сидело несколько мужчин. Они были разного возраста, но всех объединяло выражение усталости и отстранённости на лицах. Это были министры, советники, дипломаты — люди, привыкшие к переговорам, бюджетным отчетам и докладам о кризисах, которые никогда не касались их лично.

— Господа, — начал худощавый мужчина с узким лицом, министр иностранных дел, — ситуация в Замбии остаётся критической. Мы отправили первую партию помощи, но есть сложности…

— Да-да, — перебил его пожилой министр экономики, лениво потирая лоб. — Они отказываются принимать ГМО.

— Разве это не абсурд? — вздохнул человек с густыми седыми бровями, министр сельского хозяйства. — Три миллиона голодающих, а они рассуждают о генетике!

— Это не просто абсурд, это опасный прецедент, — подал голос высокий мужчина в дорогом костюме. Он был представителем крупного агрохолдинга, который лоббировал поставки ГМО-продукции. — Если мы сейчас уступим, завтра другие страны скажут то же самое. Они откажутся, и что тогда?

Министр экономики хмыкнул:

— Что тогда? Тогда они умрут с голоду.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина.

— Конечно, мы не можем этого допустить, — поспешно продолжил министр иностранных дел, взглянув на коллег. — Вопрос в том, как убедить их правительство.

— Они не доверяют нам, — сказал седобровый министр сельского хозяйства. — Говорят, что мы хотим сделать их зависимыми от нашей еды.

— А разве нет? — усмехнулся агробизнесмен. — Если они раз попробуют, они уже не смогут отказаться. Наши семена дадут урожай, но в следующем сезоне им снова понадобится наше зерно. И мы будем решать, что и кому продавать.

— Это не гуманитарный вопрос, — сказал пожилой министр экономики, оглядывая коллег. — Это вопрос стратегии. Если мы откажемся поставлять ГМО, наши компании потеряют рынок. Если будем давить, это вызовет политический скандал.

Министр иностранных дел встал и подошёл к окну.

— Мы говорим о трёх миллионах жизней.

— Да, да, конечно, — кивнул агробизнесмен. — Но мы также говорим о торговых соглашениях, инвестициях, геополитическом влиянии. Разве это не важнее?

— Важно, — сказал министр сельского хозяйства, поднимаясь. — Но когда в газетах напишут, что мы позволили миллионам умереть, никто не вспомнит про стратегию.

Наступило молчание. В воздухе висел запах табака и несказанных слов.

— Ладно, — подвёл итог министр иностранных дел. — Мы предложим им переговоры. Пусть они решают сами.

Министры поднялись, поправили галстуки, и через минуту в комнате уже никого не было. Остался только табачный дым и холодный свет из окна, падающий на бумаги, где цифры, бюджеты и доклады лежали ровными столбцами — безразличные к судьбам миллионов людей, о которых только что шёл разговор.

***
Бвалия шёл обратно в деревню, сжимая в руке кусок сушёной кассавы, что дал ему монах. Этот кусок был не больше ладони, но теперь он казался ему тяжёлым, как камень.

Дорога назад тянулась бесконечно. Ноги стали ватными, мысли путались. В какой-то момент он увидел у обочины женщину, сидевшую в пыли с ребёнком на руках. Малыш не плакал — только медленно открывал и закрывал потрескавшиеся губы.

Бвалия остановился. Женщина подняла пустой взгляд. В эээээнём уже не было надежды.

Не раздумывая, Бвалия разломил свою кассаву и протянул ей половину.

— Возьми.

Она молча кивнула.

Бвалия пошёл дальше.

Когда он наконец добрался до деревни, солнце уже садилось. Воздух был густым, неподвижным. Огонь в очаге у его хижины давно потух.

Мванга сидела у входа, крепко прижимая к себе младшую дочь. Её лицо казалось постаревшим.

— Ты вернулся, — прошептала она.

Бвалия медленно разжал пальцы, показывая оставшийся кусочек кассавы.

Мванга взяла кусочек, разломила его на три части и раздала детям.

Наступила ночь. В хижине было тихо. Дети заснули, прижавшись друг к другу. Старуха-мать едва дышала.

Бвалия лежал рядом с женой, глядя в потолок.

— Я был на границе. Там столько еды. Но они не отдают её. Они боятся.

— Они не боятся. Им просто не так голодно, как нам.

***

На следующий день Бвалия снова  взял мотыгу и вышел в поле.  Не потому, что верил в урожай, а потому что работа удерживала его от безумия. Земля под ногами была твёрдой, как камень, солнце уже жгло плечи, хотя утро ещё не вступило в свою силу.

Мванга пошла к реке, надеясь найти хоть что-то —  коренья, или улиток, которые иногда прятались в трещинах пересохшего русла.

Дети оставались в хижине, слишком слабые, чтобы бегать, как раньше. Старуха-мать лежала на циновке, её дыхание становилось всё тише.

День тянулся бесконечно.

Когда Бвалия вернулся, он увидел жену у очага. Она сидела на корточках, помешивая что-то в глиняном горшке. Запах был слабым, но он всё же был.

— Ты нашла еду?

— Немного. Коренья. И старик Чипета дал нам горсть муки.

Они ели молча. Дети жадно хлебали жидкую кашу. Старуха не открывала глаз, но её губы слегка шевельнулись, когда Мванга поднесла ложку к её рту.

Однажды утром Бвалия проснулся и увидел, что старуха больше не дышит.

Мванга молча накрыла её лицо тканью.

— Мы похороним её на закате, — тихо сказала она.

Прошли недели. Дожди так и не пришли. Земля оставалась твердой, как кость, а небо над Замбией было безжалостно голубым. В деревне теперь стояла тишина — не слышно было детского смеха, не доносились песни женщин, стирающих одежду у реки. Люди перестали говорить. Они просто существовали.

Бвалия просто брал свою мотыгу и выходил в поле. Потому что если не копать землю, если не бросать в неё семена, даже когда надежды нет, — тогда не останется ничего.

***

К деревне подъехал старый грузовик.  Он был пыльный, ржавый, но доверху нагруженный мешками.
На крышу выбрался человек с седыми висками и хриплым голосом.

— Еда! — закричал он. — Мы привезли еду!

Бвалия не сразу понял, что услышал. Но потом ноги сами понесли его к площади. Там уже собралась вся деревня. Люди смотрели на грузовик, будто на мираж.

— Это мука, кукуруза, немного бобов! — продолжал человек. — Мы знаем, что правительство отказалось от помощи, но это — наша еда! Это не яд, не проклятье, не заговор! Это еда, которую мы собрали для вас!

Люди не двигались.

— Кто дал вам её? — наконец спросил кто-то.

Человек усмехнулся.

— Неважно. Важно, что теперь она ваша.

Он соскочил с грузовика, разорвал один из мешков. Белая мука рассыпалась по земле, но никто не бросился её собирать. Люди всё ещё боялись.

Бвалия шагнул вперёд, взял горсть муки и медленно, под пристальными взглядами деревенских, сунул её в рот. Разжевал. Проглотил.

Затем  шагнула Мванга.

Сначала женщины, самые отчаявшиеся, подходили к грузовикам, стоявшим под солнцем, и брали мешки с надписями на чужом языке. Потом — старики, затем молодёжь. Сперва ели украдкой, молча, в ожидании знака, который скажет, что в этом есть подвох. Тела, истощённые голодом, наполнялись жизнью.

***

Когда первые мешки кукурузной муки опустели, в деревне на какое-то время вернулась жизнь. Дети снова бегали по улицам, в воздухе висел запах свежесваренной каши. Люди улыбались друг другу, пусть и с осторожностью, всё ещё не до конца веря, что худшее позади.

Но вскоре в округе поползли странные слухи. Говорили, что ночью кто-то видел, как Чипета,  ходил по деревне с пустым взглядом, будто не узнавал людей. А на следующее утро он вообще исчез.

— Его душа ушла, — шептались женщины.

— Это проклятие чужой еды, — качали головами старики.

Потом заболела женщина из соседней хижины. Её нашли на утро лежащей в пыли, с трясущимися руками, с мутными глазами. Она не говорила, только бормотала что-то себе под нос.

— Она стала мертвецом, что ходит среди живых, — прошептала одна из старух. — Это та еда, она забирает души!

В ту же ночь кто-то ударил в барабаны. Из глубины леса вышел жрец вуду — старый, худой, с лицом, разрисованным белыми полосами. Его звали Мунгала, и о нём говорили, что он может общаться с миром мёртвых.

— Вы съели пищу белых людей, — сказал он, обходя деревню. — И теперь духи разгневаны. Вы стали их слугами.

Некоторые, и правда, чувствовали слабость после долгого голода. Но теперь любое недомогание стало признаком проклятья.

— Они превращают нас в зомби! — воскликнула женщина, чья сестра заболела.

— Нужно очистить деревню, —  сказал Мунгала.

И вот уже на центральной площади разложили костры. Люди собирались в круг, били в барабаны, готовясь к ритуалу.

— Мы должны изгнать зло, — говорил жрец. — Иначе наши души навеки останутся в плену!

Он достал глиняный сосуд с густым чёрным зельем. Один за другим люди подходили, делая глоток, веря, что так они очистятся, стояли в круге, опьянённые барабанами и дымом, убаюканные обещанием спасения от «духов зла».

Бвалия смотрел  с отчаянием. Он не мог поверить, что люди, которых он знал всю свою жизнь, начали превращаться в теней, что шептали о зомби и проклятиях. Он ощущал, как страх проникает в сердца, как они, не в силах победить свою неуверенность и голод, обратились к древним суевериям, чтобы найти объяснение.

Он подошёл к Мванге, которая держала в руках детей, сжав их в своих объятиях, словно защищая от мира.

— Что с нами происходит? — тихо спросила она, её глаза были полны тревоги.

— Всё это — всего лишь последствия голода, — ответил Бвалия, его голос звучал хрипло. — Страх и суеверия — это то, что остаётся, когда уходит надежда.

Суеверия и антинаучная истерия всегда были частью человеческой природы. Люди склонны искать объяснения, даже если они не соответствуют реальности и многие из этих объяснений могут стать теми самыми самоисполняющимися пророчествами,  источником страха и разрушения, питая коллективный страх, который превращается в неуправляемую силу, создающую в обществе психоз.

***

 Со временем в округе  поутихли разговоры о зомби и проклятиях,  люди начали возвращаться к рациональному восприятию происходящего. Суеверия постепенно утратили свою власть, хотя и не исчезли полностью. 

В утренних радиопередачах  начали говорить о  важности научного подхода в решении глобальных проблем.

— Добрый день, дорогие радиослушатели! Сегодня у нас в студии человек, которого многие знают в нашем регионе — духовный лидер и настоятель церкви в Мумбе, пастор Кафуэ, который активно выступает за распространение знаний и важности применения технологий в сельском хозяйстве. Добрый день, пастор!

— Добрый день. Благодарю за приглашение. Я рад быть здесь, чтобы поделиться своими мыслями с нашими людьми.

— Пастор, вы недавно в своём обращении к общине подняли очень важную тему, которая волнует многих. Люди опасаются использования генетически модифицированных продуктов, таких как кукуруза и другие сельскохозяйственные культуры. Вы говорили, что эти страхи не основаны на фактах. Могли бы вы объяснить, что вы имели в виду?

— Конечно. Братья и сёстры, мы все знаем, что такое голод. Мы видели, как он забирает жизни, как он лишает нас силы и надежды. Многие люди говорят, что ГМО — это опасно, что они могут вызвать болезни или даже бесплодие. Я говорю: где доказательства? Где те люди, которые умирают от кукурузы? Где доказательства, что ГМО — это источник болезней или какой-то опасности для нас? Это просто слова. Когда мы смотрим на тех, кто говорит о ГМО как о чём-то злом, мы видим, что это не наука, а миф. И я вам скажу: ГМО не убивает. Голод — вот настоящая угроза, и он забирает нас быстрее, чем мы успеваем среагировать. Суеверия и мифы о ГМО — это страх, который только умножает наш бедный опыт.

— Вы затронули интересный момент. Вы действительно верите, что наука и новые технологии могут спасти от голода?

— Абсолютно. Встранах, где люди используют научные достижения, где они понимают и используют новые методы сельского хозяйства, не возникает голода. В Америке, в Южной Африке, в Бразилии люди каждый день едят ГМО, и их жизнь не меняется от этого. Они растят детей, работают, лечат болезни. Почему мы должны бояться прогресса? Почему мы должны отказываться от науки?

— Некоторые утверждают, что это противоречит традициям. Наши предки не ели ГМО. Не боитесь ли вы, что люди могут почувствовать, что их традиции и культура под угрозой?

— Слушайте, мои предки не летали на самолётах, не лечили малярию так, как мы лечим её сегодня, и не пользовались телефонами, чтобы общаться на расстоянии. Но мы не отказываемся от этих технологий, потому что понимаем: они помогают нам. Так почему же мы должны отказываться от науки, которая может помочь нам бороться с голодом? Традиции — это хорошо, но если мы не используем знания, мы обречены на бедность.

— Вы затронули важную мысль. А как вы думаете, что нужно сделать, чтобы люди начали принимать эти новые идеи?

— Мы должны начать с того, чтобы убрать страх. Суеверия и страх — это как стены, которые мы строим вокруг себя. Мы должны дать людям возможность учиться, увидеть и понять. Страх —  плохой советчик, и он всегда ведёт нас в нищету и гибель. Знания — вот что должно стать нашим путеводителем. Мы должны учиться доверять науке, как учились доверять медицинским открытиям, как учились строить мосты и дороги.

— Очень мудрые слова, пастор. В завершение нашего разговора, что бы вы хотели пожелать нашим слушателям?

— Я хочу, чтобы мы все поняли: Голод — это враг, и нам нужно его победить. ГМО —  это инструмент. И пусть больше никогда страх не заставит нас отвергнуть хлеб, когда мы голодны. Пусть наши дети растут здоровыми, счастливыми и сытыми. Да хранит нас Бог. Да будет благословенна наша земля!

— Дорогие радиослушатели, это был пастор Кафуэ, человек, который ведёт нашу общину к свету и знаниям. Мир, который поддаётся суевериям и антинаучной истерии, рискует потерять не только прогресс, но и способность к самосохранению в условиях кризисов. Нам нужно научиться доверять проверенным методам, сомневаться в источниках, которые предлагают простые ответы на сложные вопросы, и, что самое важное, сохранять способность к критическому мышлению. Только так можно уменьшить влияние антинаучных идей, которые, как вирус, проникают в общественное сознание, препятствуют развитию и оставляют нас в ловушке страха и заблуждений. Слушайте нас, будьте разумными, и пусть ваши сердца будут полны уверенности в будущем. До скорой встречи в эфире!

***

Страх медленно уступал место пониманию. Люди начали возвращаться к привычной жизни, заново осваивая сельское хозяйство.

Прошло несколько лет. Сезоны дождей сменялись засухами, голодные времена уступали более сытным, но память о тех страшных днях оставалась в сердцах людей, как рубец на коже, заживший, но не исчезнувший.

Бвалия по-прежнему работал в поле, с той же силой вонзая мотыгу в землю, но теперь он не просто сажал — он учил, рассказывал соседям, как работать с новой землёй, как выращивать новые культуры, и, главное, как не бояться.

Мванга, теперь уже с лёгким смехом в голосе, часто говорила Бвалии:

— Я думала, что мы потеряли всё. Но теперь я понимаю, что мы всё ещё можем быть теми, кем были раньше. Нам просто нужно было увидеть свет.

Старики, которые когда-то говорили о проклятиях, теперь кивали, глядя на поля, где колосилась кукуруза.

И когда заходило солнце, когда ветер приносил запах влажной земли, они сидел ухх своего дома, смотрели на поля и думали: «Жизнь продолжается. И это главное.»