***

Твое имя произносить запретил
один из правителей Рима.
Твое имя — как фитиль,
вставленный в слово «мира».

Непонятно, откуда штиль.
Почему единица мнима?
Зайду к тебе — утиль,
зайду в тебя — мимо.

Девять букв
сворачиваются в три,
от «А» до «Я».
Порочный круг,
и там внутри
этого ада — я.

Любовь — тяжелая сумка,
надеть невозможно.
В петли лямки — обе руки.
Они от меня так далеки,
что поистине ложна
моя задумка.

Я сижу, согнувшись втрое,
пуховиком зимним в шкафу,
невзрачный уроборос.
Я — голодное и худое
на дальней полке, наверху,
лишённый шерсти и волос.

Испуганной, омрачённой животиной
влачу я цепь тяжелых дней,
пока не становится мне ясней,
что не обуздать тебя паутиной.

Рутиной каждодневной томно,
глаза веками зажаты в тиски.
Мебель усыпана пылью тоски —
тебя ищу в одной из комнат.

Между нами паузы долги,
бесконечный апостроф у глав.
Твои пальцы — белые сосульки,
торчат из-за угла.

Я на юге был, не встретил
таких хрупких рук,
мертвой хватки,
обречённой схватки
с тысячей мук,
как проиграл — не заметил.

Будь ты рядом, не колба яда,
не впитал бы отравы,
что подают враги.
Я, бросив луч взгляда
сквозь твои оправы,
вижу спасательные круги.

Я путём абстрактных фраз,
не имея ни единого шанса,
пишу имя, оставляя почерк.
Дай мне в последний раз
быть серёжкою и красоваться
в петлях твоих белых мочек.