Колышется

Больней

В осеннем безмолвии света
шагаю в заветную даль
по строчкам пустынным Поэта,
в которых сквозит лишь печаль
и дует, свирепствуя, ветер,
деревья согнул суховей.
И красною краскою вечер,
и с каждым мгновеньем больней
глядеть на условности эти,
приняв осмеянья навет,
моё нежеланье – в ответе,
в моём увяданье – обет.
Нарушив его безвозвратно,
наверное, это мираж?
Не стало былого азарта,
исчез, испарился кураж.

Осенние листья кружатся,
сверкают как солнечный день,
на поле сомненьем ложатся.
Стоит увядания звень.
Леса в золотой лихорадке
трепещут, роняя листву,
как первые строки в тетрадке,
цветы я уныния рву.
Букеты осенней печали
нам дарит с прохладой сентябрь.
Зажжёнными льётся свечами
рябин одинокая рябь.
Нам весело в этом пространстве
смотреть хладнокровно на смерть,
что в огненно-рыжем убранстве,
где неба расколота твердь…

Струится прозрачность в алмазах
в вечернем тумане надежд.
Мне слышится ветхость рассказов,
мне видится зелень одежд,
как патина дней монумента
с касаньями горьких времён,
с предвиденьем скуки Поэтом,
начертанной грустью имен.
Живущие рядом когда-то
встречаются редко, но всё ж…
все смотрят они виновато,
и брызжет от счастия ложь.
Они, безусловно, не рады
нечаянной встрече вдвоём,
меж ними лежат листопады,
огромный годов водоём.


Колышется

В осеннем безмолвии лета
мне слышится плеск тишины,
где вьются туманы рассвета
с печальным обрывом струны
мечтаний и лопнувшей грусти,
как мыльный пузырь, надо мной
колышется небо, крадутся
шаги темноты за спиной.
И снова темнеет пространство
и падают листья шурша,
из дальних безжизненных странствий
ко мне прилетает Душа.
И снова я радуюсь свету
и цвету осенней листвы,
в Душе безразличия нету,
и… нет на плечах головы.
Она, как луна, одиноко
над речкой туманной висит.
И золотом блещет забока,
и падает медленно лист
на берег осеннего счастья,
и хочется крикнуть: “Ура!”
И долго, безудержно мчаться
туда, где восходит заря.