Взметнулась под небо мечта золотая

"Болит голова!..
Моя дорогая,
Болит голова: ну что скажешь ты мне?
Взметнулась под небо мечта золотая,
Подвластная бурной житейской волне.
       Я болен уже седьмой год. Инвалид второй группы. Нетрудоспособен. Тоска по живописи одолевает меня. В этом году сделал очередную попытку, уже третью за время болезни, вернуть себе профессиональную форму художника-пейзажиста. И вот результат! Началось тяжёлое обострение моего хронического заболевания. В записной книжке , вместе с привычными для художника заметками, касающимися тонкостей ремесла, - посещения художественных выставок, музеев, художественных советов, - появились тревожные записи о неутихающей, изнурительной головной боли и… неожиданные для меня рифмованные строчки.
       Кисть выпала из рук. Но красота зримого мира, - красочность, цветистость, светоносность вечно меняющейся природы: ее, так волновавший меня всегда настрой, - «согласный с чувствами души», - по выражению А.С. Пушкина, - усиливают сердечную боль, тоску по выбранному ещё в юности делу.
       Я уже давно хожу, - дважды в день, - по просёлочный дороге, за два с половиной километра от дома, в нашу сельскую больницу на лечебные процедуры. Потом, в любую погоду, бегу в окрестные леса на прогулку, ища в их целительном воздухе спасение от незатухающей головной боли. Горестные мысли, слабые надежды, жажда деятельного бытия, - переполняют мозг, сердце, рождая череду – бесконечную череду дум! Они невольно, подчиняясь ритму шагов, перелагаются в рифмованные строчки. Услышав их назойливое внутреннее звучание, в долгих многокилометровых походах, наговариваю мысленно строфы: раздумья подсказывают тему, окружающая природа – тему. Потом дома, в своей памяти я их исправляю, доделываю, заучиваю наизусть во тьме бессонных ночей. Утром записываю стихи на листках, вырванных из ученических тетрадей детей, ими не полностью исписанных, но уже ненужных, - синих обложках, страницах в клеточку, в линейку, косую клеточку, - или в восьмикопеечных блокнотах из серой газетной бумаги,что выдают для работы на железной дороги «списчицам» вагонов. Мне стыдно на свои, вынужденные болезнью безделки, переводить хорошую бумагу. Я решил лишь поиграть в поэта.
     Подставив руку молодой медсестре для очередного укола, я вдруг услышал:
     - У вас уже седые волосы… Дети большие?.. В восьмом классе?..
     Удивлённо прошептала она.
     - Да!.. А что вас удивляет? С виду мальчишка, душою – старик?.. Впрочем, я и сам порою в недоумении: как это всё произошло? Окончил среднюю школу. В 19 лет поступил в Художественное училище. На 21-м году женился. В 28 лет ушёл из средней школы, где преподавал черчение и рисование – надеясь стать художником... Стал им. В 30 лет умирал. Жена роняла бесконечные слёзы у моего смертного одра, родные метались в отчаянии, ища спасения. Спасение пришло!.. С тех пор прошло шесть лет. Я гнал их день за днём, год за годом, надеясь, что чем дальше от роковой черты, тем ближе выздоровление. И вот мне уже 36 лет, а здоровья нет и нет! И нет надежды, что оно придёт.
   Она молчала в смущеньи.
- Сегодня шесть часов подряд читал «Годы, люди, жизнь» Ильи Эренбурга. Он пишет: «… В 1938 году неожиданно, после перерыва в пятнадцать лет, я начал писать стихи. Почему это приключилось? Прежде всего, от горя и одиночества…» Сказано как про меня. «… И часто люди начинают рифмовать от одиночества. Тютчев писал:
Как сердцу выразить себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь»
Л.Н. Толстой до смерти бормотал тютчевские строки, которые привёл Илья Эренбург…"
             Предисловие к Евгения Котовакниге "В погоне за цветом" 2007 г.