Серенада формалина

Запечатанные в восторге, перевитые в па-де-катре,
Разделившие мох и клевер, не сумевшие преклониться,
Он был заперт в бетонном морге. А она умерла в театре.
Между ними восток и север. И диагноз из психбольницы.

Как-то в сумерках неуклюжий санитар передал по флису,
Что недавно, на прошлой смене, он узнал, о судьбе в бедламе,
Формалин, что хотел быть лужей, навсегда  полюбил актрису:
Та вчера умерла на сцене, одеваясь в шелка и пламя.

Жёлтой прессы взлетели клочья, и запутались в некрологах,
Одиночество огрубело, и от альфы ушло к омегам.
Труп доставили этой ночью на разбитых о камни дрогах,
Обнаженный, жемчужно-белый, безмятежно укрытый снегом.

Ледоруб раскроил на части, перекрасил в отливы патин,
Подарил ледяную ломкость, перемял, как цветок о ступу.
В серенаде загробной страсти и романсах кровавых пятен
Формалин наполняет ёмкость, прижимаясь к нагому трупу.

Ослепительно и бездонно города по линейке стёрло,
Обезумевший агнец Божий догорает в костре соцветий.
Формалин обнимал Мадонну с безупречно раскрытым горлом,
С алебастрово белой кожей при искусственном белом свете.

А когда-то, в пурпурно-красном, из любви появилось слово,
Посреди золотых наверший, отгремело строкою гимна,
Формалин затекает страстно, с элегантностью Казановы,
В грудь разрезанную умершей осторожно, почти интимно.

Всеобъемлюще и отчасти, утопая в хмельном болоте
Тают клетки фальшивых шахмат и повсюду звучит плеядам
Серенада о вечном счастье, берегах из гниющей плоти,
Где раздетые волны пахнут карамелью и трупным ядом.

И луна засмеялась грубо где-то в облаке седоусом ,
Заскрипела стальная дверца и осыпалась черепица.
Поцелуй формалина в губы с горьковатым и терпким вкусом.
Проливается прямо в сердце, что не может стучать и биться.

Серенада легко и бодро переносится в кантилене
И стекает по стёклам иней, а потом, на исходе часа
Формалин обнимает бедра и заснеженные колени,
Формалин создаёт богиню из ошмётков сырого мяса.

В некрологе одни эстампы, падежи изогнулись спазмом,
Плачут ангелы на хитоне, вытирая руками слёзы.
И теперь, перед яркой лампой, между вечностью и оргазмом,
Красота неживого тонет, истерично меняя позы.

Поднялась из-под снега суржа, темнота напитала земли,
И мазки к одному этюду вдруг рассеялись и ослабли.
Формалин проникает глубже и Мадонна беззвучно внемлет
Серенаде, что бьёт повсюду, и разносится в каждой капле.

Двух актрис сожрала гримёрка, но кому-то же нужно хлопать,
Стопка водки и корка хлеба - пир от Лондона до Камчатки.
Потолок городского морга покрывает ночная копоть
Только кто-то оставил небу белоснежные отпечатки.

В полутьме раскололась глина, изувечилась, захрустела,
Солнце падает на саванну, поглотив эвкалипт и малли,
Ода сонного формалина, полюбившего чьё-то тело
Льётся нотами прямо в ванну и скользит по сырой эмали.

Будут краски и кисть гримёрши. Непростительно, беспардонно,
Гроб угрюмым дубовым срубом, пронесут и подарят зорям.
Через сутки, а может, больше, крематорий сожжёт Мадонну.
Формалин утечёт по трубам. И когда-нибудь станет морем.