ДЕД

Мне с детства далось представление
О том, что дороже всего –
Наш дом на печном отоплении
И страшные тайны его.

За печкою комната дедова,
Что часто смотрел на восход,
Упорно молчал за обедами,
Крестил неулыбчивый рот.

Под полом – мышиное множество,
Под крышей – петля из пеньки.
А в доме – такое убожество! -
Да боль от горячей руки.

Повесился дед, не повесился –
Молчат и соседи, и мать.
Лишь кто-то в сторонке пригрезился –
Его из петли вынимать.

Он был нетяжёлым, но маятным,
И руки, как плеть, волочил –
Тем днём, на события памятным,
Уж слишком он странно почил.

Уж слишком он тихо ответствовал,
Когда нарывался на крик,
И партию, в целом, приветствовал,
Уйдя из толпы забулдыг.

Он был невесёлым и вдумчивым,
На «ты» с незавидной судьбой.
Был другом поверенным внучкиным –
И всё-таки кончил петлёй.

Ах, дед, я не пустоголовая,
Я знала об этом всегда.
Играла петлёю пеньковою,
Вникала под слово «беда».

За бедами было искомое,
Такое, что сильно влекло –
Тебе, без сомненья, знакомое,
Что вдруг на чердак повело.

Там сильно скрипело и ухало,
Когда ты полез за пенькой –
В сообществе с дохлыми мухами,
Что выстлали пол под ногой.

Мансардною краской измазанный,
Открытый далёким лесам,
Пеньковой верёвкой привязанный
К надёжным твоим небесам...