Сердце Ширин

СЕРДЦЕ МАТЕРИ
ПРОЛОГ
Снежный барс скользил по заснеженным склонам, его тело, истощённое голодом, едва держалось на ногах. Пять дней он не знал пищи, и холод, пробираясь сквозь густой мех, напоминал ему о скорой гибели. Запах крови, слабый, но зовущий, привёл его к лесу. Он шёл, ведомый инстинктом, ускоряя свой шаг, и при виде раненой птицы, на ветке дерева бросился вперед и оказался в ловушке.  Теперь его жизнь зависела от того, кто найдёт его первым: человек или смерть. Человек – неволя, смерть – свобода.
________________________________________
ГЛАВА 1. Ширин
Раннее утро окутало деревню мягким туманом, и прохладный ветерок пробежал по её пустынным улочкам. Ширин открыла глаза, предрассветная пора всегда была самым любимым временем дня для нее. Она подошла к умывальнику, где висел маятник с грузом — изобретение её отца, которое теперь использовали все жители деревни. Один лёгкий толчок — и струя воды начала падать капля за каплей, омывая её ладони. На столе стояла приготовленная с вечера корзина с хлебом, в который Ширин добавила тыкву. Аромат хлеба наполнял всю комнату. На лежанке, свернувшись клубком, спал её сын, Сиявуш . Его дыхание было ровным. Уголок старого одеяла сбился, и Ширин наклонилась, чтобы бережно укрыть его. Она провела рукой по его тёмным волосам — когда-то они были мягкими, как пух новорождённого ягнёнка, а теперь стали жёстче, как стебли созревшей пшеницы. Глядя на него, она увидела не только лицо сына, но и отражение того, кого давно потеряла. В его чертах было что-то от неё, что-то от Бахрама, её мужа. Она знала: Сиявуш проснётся, потянется, как медведь после зимней спячки, и в его глазах заиграет знакомый свет. "Пусть он ещё немного поспит", — подумала она, выходя из комнаты. День только начинался.
________________________________________
Перед домом раздались весёлые голоса. Анора  и Бахора, две девочки, как два солнечных луча, влетели на крыльцо.
— Мы здесь тетя Ширин! — воскликнула Анора, вспыхивая радостью.
Бахора стояла позади, она была чуть меньше ростом и на два года младше.
— И я готова, — улыбнулась Ширин выходя во двор. На улице было немного прохладно так как солнце еще даже не выглянуло ни одним своим лучиком. Ширин вышла к девочкам и в руках у нее была ее большая корзина, в которой были разные угощения и ее хлеб с тыквой. Эта же корзинка служила ей при сборе трав.  Бахора попыталась помочь и потянула руку за корзинкой, хотя у самой как у старшей уже была корзинка с припасами для своего деда, но Ширин лишь мягко коснулась её головы, а следом просто обняла их сразу обеих.
Они отправились в путь. Ширин шла за своими травами, а девочки несли очередную порцию припасов для своего деда. Деревня оживала за их спинами: переливы петушиных песен, скрип ворот, удары молота из кузнецы. Всё сливалось в музыку утра.
— Тётя Ширн, почему цветы так приятно пахнут? — спросила Бахора, её глаза светились любопытством.
— Потому что цветы, как и люди, мечтают быть замеченными. Они знают, что если их аромат долетит до пчёл, то жизнь их продлится в сотнях новых лепестках, — ответила Ширин.
Девочки рассмеялись. Их смех был звонким, как весенний родник, пробивающийся сквозь камни.
— А ну-ка, кто угадает, с чем сегодня у меня хлебушек? Тот кто угадает, тому и кусочек достанется побольше — спросила Ширин, хитро улыбаясь.
— С солью! — выкрикнула Анора и залилась смехом.
Бахора прищурилась и задумалась.
— Мне кажется, с тыквой, — тихо сказала она.
Ширин рассмеялась.
— Ну откуда ты всё знаешь? — Она достала два одинаковых кусочка хлеба.
На удивлённые взгляды девочек, почему кусочки одинаковые, она ловко поделила один хлеб пополам: теперь было два равных маленьких и один большой кусок хлеба. Бахора молча взяла большой кусочек из рук Ширин, но неожиданно протянула свой хлеб Анора:
— Ты младше меня, пусть у тебя будет побольше.
Ширин наблюдала за девочками и на душе всегда появлялась не объяснимое радостное чувство, будто бы это были ее родные дети.
________________________________________
Когда солнце стало выше, девочки замедлили шаг, и Ширин предложила небольшой привал. Они уселись на камни, глядя в даль.
Ширин невольно вспомнила. Когда-то, они с ее мужем Бахрамом так же делали здесь небольшой привал, чтобы потом пойти дальше в горы. Бахрам был добрым, бесстрашным, готовым помочь каждому. Однажды ранним утром, как и сейчас в одном из ближайших соседних домов деревни вспыхнул пожар. Бахрам как и многие кто успел прибежать на крики помогал спасать детей, но когда вернулся за последним из пятерых, дом рухнул. Позже выяснилось, что этот мальчик за кем, Бахрам вернулся в дом, уже давно выбрался из дома, когда все еще спали и пожар только начинался. Мальчик просто выбежал и спрятался. Но Бахрам этого уже не узнал…
Когда они добрались до столетнего дуба у ручья, их там уже ждал Ибрагим. Его пастбище паслось не далеко, вокруг овец мирно сидели три волкодава. Ибрагим сидел у затушенного костра, а когда увидел внучек, встал на одно колено и распростёр руки. Девочки побежали к своему деду в объятия.

Глава 2. Ибрагим
Смех девочек звенел в утреннем воздухе, словно перезвон колокольчиков. Они кружились вокруг деда, перебивая друг друга, обхватывая его за руки, заглядывая в его глаза. Их смех наполнял пространство живой музыкой детства, той чистой радостью, что не знает ни страха, ни сомнений.
Ширин подошла к ним неторопливым шагом. В её движениях была грация и уверенность. Она была очень рада, что ее маленькая миссия успешно завершилась. Ибрагим поднял голову и встретил её теплым взглядом.
— Здравствуй, Ширин, — сказал он, и в его голосе звучало что-то большее, чем простое приветствие.
— Здравствуй, Ибрагим, — тихо ответила она.
Старый воин и еще недавно глава деревни Ибрагим, обдумывал слова, которые не нуждались в поспешности. Он знал, что большая дорога начинается с маленького шага, что зерно прорастает в темноте, прежде чем увидеть свет.
— Тебе нужно достроить дом, который когда-то начал строить Бахрам, — произнёс он, словно взвешивая каждое слово. — К тебе уже едут гости из далёких земель. Если понадобится помощь, знай: мы все одна большая семья.
— Скоро Сиявуш станет взрослым, — добавила она. — Надеюсь, он завершит то, что начал его отец.
Тигран посмотрел вдаль. Города манили юношей своими огнями, но он знал, что под их блеском огней города прятались большие ловушки. Привычки столицы были иными: там золото заменяло добродетель, а честь измерялась количеством союзов, заключённых не сердцем, а расчётом.
— Сиявуш умён и силён, — наконец произнёс он, словно отвечая на её невысказанные тревоги. — Но знай, что мы рядом. Всегда.
Его глаза вспыхнули слабым огоньком, когда он добавил:
— Твоя мать однажды сделала то, что не смогли бы сделать тысяча бравых воинов.
Ширин хотела что-то сказать, но в этот миг девочки, словно весенний шквал, ворвались в их разговор.
— Дедушка, дедушка расскажи нам свою любимую историю! — воскликнула Анора, её глаза горели от нетерпения. Ибрагим улыбнулся, и стал устраивается поудобнее перед тем, как начать свой рассказ.
— Хорошо, Анора , знаю , что Вы все равно уже не отстанете пока я не расскажу Вам свою историю — он откинулся к стволу старого дуба. — Слушайте..
Он закрыл глаза, и голос его наполнился новыми красками.
— Давным-давно отец нынешнего царя Шохруха, Фирдаус, отправился в военный поход. Он привозил с каждого своего похода много золото и серебра, искусных мастеров и женщин, чья красота воспевалась в песнях. Войско под его предводительством уже возвращалось обратно в столицу, и так как наступали холода, царь принял решение сократить дорогу и пойти обратно через горы. Но даже самые великие провидцы и ясновидящие не могут предугадать, что принесёт им дорога. Внезапно в горах их настигла болезнь.  Чума косила солдат одного за другим, болезнь распространялась и среди пленников. Царь Фирдаус страшась за последствия, отдал приказ: разбить лагерь в горах и отделять заболевших от здоровых. После недельного пребывания в горах, Фирдаус посоветовался с врачом и принял решение идти дальше, но больные оставались в горах.
Девочки затаили дыхание. Они уже слышали эту историю, но каждый раз она звучала по-новому.
— Среди оставленных были не только солдаты, но и женщины, и дети, и мастера, которых царь взял в плен. Я был там. Я был здоров, но Царь Фирдаус  назначил меня старшим среди тех, кого оставили  тогда в горах. Нам дали немного еды и воды на первое время. Тогда казалось мы не выживем. Но…  Ибрагим замолчал, позволяя словам осесть, как пыль после сражения. — Но мы не сдались. Он открыл глаза, и в них сверкнула маленькая слезинка.
— Мы построили укрытия для себя прямо в скалах. Мы нашли тепло и в огне, и в  друг в друге. Мы выжили.
Анора  прижалась к сестре, Бахора стиснула кулачки. Даже Ширин, забыв о спешке, осталась слушать, как будто слышала историю впервые.
— Среди нас была молодая  женщина по имени Чарос, — голос Ибрагим стал глубже, словно в нём отзывалось дыхание тех далёких дней. — Она была совсем молодой, но знания и уверенность в ее действиях вселили в нас надежду.  Чарос болела как и все оставшиеся в горах, но ей хватило сил найти много лекарственных трав, отвары которых очень быстро  исцеляли. Она учила всех, как и где находить все, что могло гореть.  Она знала, как можно было быстро построить дома из камня, прорубая проем в горе. Было холодно, приближалась зима, но за три дня все были уже в укрытиях и с помощью чудодейственных лечебных отваров приготовленных Чарос шли на поправку. Благодаря ей мы все выжили.
Тигран взглянул на Ширин…
— Мы назвали деревню в её честь, — произнёс он. — Чарос — это не только имя женщины и нашей деревни, но и дань памяти смелому и отважному человеку.
Он замолчал, и какое-то время все сидели в тишине. Девочки держались за руки, Ширин смотрела в землю, словно стараясь удержать слёзы.
— Настоящая сила, — добавил он после долгой паузы, — не в умении выжить. Настоящая сила — в умении сохранить доброе сердце, даже когда кажется, что весь мир против тебя.
Он вздохнул и улыбнулся девочкам.
— А теперь, мои маленькие принцессы, возьмите кувшин и принесите нам воды.
Девочки кинулись к ручью, а Ширин осталась стоять, глядя на него.
— Ибрагим, — сказала она.
Он поднял голову, вопросительно приподняв брови.
— Спасибо.

Глава 3. Царь Шохрух
Раннее утро. Заря, пробиваясь наверх, отодвигала ночь в небытие, словно склоняясь на одно колено перед царём, стоящим на балконе. Золотисто-розовое сияние медленно завоёвывало небесный простор, будто солнце лениво прокладывало себе путь через утренние облака. Воздух был свеж, с лёгким холодком, но уже обещал тёплый день.
На балконе своего дворца, утопающего в зелени сада, стоял царь Шохрух. Высокий, с выправкой воина, он смотрел вдаль, на горные хребты, что охраняли границы его царства. Строгий профиль, густые волосы с серебристыми прядями, которые он никогда не скрывал. "Седина — знак прожитого, а не старости," — говорил он. Но сейчас эти седины казались весомым напоминанием о годах тяжёлых решений и невосполнимых потерь.
В женской половине дворца ещё спала его дочь, Малика. Её всегда будил шум придворной суеты, но пока тишина царила даже здесь. Малика…
Шохрух испытал горечь от собственных мыслей. Его старшая дочь была не просто красавицей. Она унаследовала золотистые волосы матери и взгляд цвета бирюзового моря, в котором пряталась та же смесь упрямства и страсти. Но характер её был несгибаемым, как горные скалы, на которые он сейчас смотрел.
Шохрух сжал перила балкона так, что холодный металл впился в пальцы.
— Как быть? — пробормотал он себе под нос. — Сосед слева или сосед справа? Оба ликуют, видя мою слабость. Но если я выберу одного, потеряю другого.
Гнев и усталость смешались в его душе. Он теребил ворот своего шёлкового халата, чувствуя, как внутренние тревоги разъедают его изнутри.
"Как же так вышло, что я, стоящий на вершине мира, чувствую себя стоящим в пустоте? В моих руках сосредоточена власть, перед которой преклоняются народы. Сокровищницы ломятся от золота, победы увековечены в песнях, и всё же я остаюсь пленником собственной боли. Когда я был мальчишкой, мечты мои были светлы и велики. Я видел себя героем, победителем, чьё имя будет шептаться в веках, чьё величие станет легендой. Тогда я верил, что счастье — в славе, в непоколебимой силе, в могущественном царствовании. Но вот, стою я здесь, достигший всего, и что же? Слава — обманщица. Её блеск ослепляет, но в её сиянии всегда остаётся место для печали. Я потерял Адолат. Потерял её, потому что был слишком поглощён царскими делами. Где я был тогда, когда её жизнь ускользала, как песок сквозь пальцы? Где был я, её защитник, её опора? Я, окружённый воинами, не смог защитить свою жену. Я не услышал её последнего вздоха. А вместе с ней ушла и часть меня. Малика, она растёт, она становится прекрасной девушкой, но я вижу, как всё дальше отдаляется от меня. Её взгляд словно говорит: "Ты не мой отец. Ты лишь царь." Она молчит, и это молчание кричит громче любой клеветы. Как объяснить ей, что моё сердце разрывается от чувства вины? Что каждый её шаг, каждая её улыбка — для меня шанс искупить свои ошибки. Но что я могу сделать? Я царь, и мой долг — думать о будущем государства. Моё сердце хочет укрыть её от всех бурь, дать ей покой, защиту, любовь. Но так же долг велит мне искать для неё мужа, способного дать ей счастье и мир нашему государству. И в этом выборе, как всегда, я снова, к сожалению, становлюсь не отцом, а правителем. Как же нелепо: побеждать врагов проще, чем завоевать доверие собственной дочери. Моя жизнь — война, и самые сложные сражения ведутся не на полях битв, а в моём доме."
— Без матери она выросла строптивой и своенравной, — продолжал он говорить вслух, словно не мог остановить поток мыслей. — Мой долг сделать всё для моих детей, что в моих силах и в моей власти. Неужели я не смогу найти то единственное правильное решение? Как решиться на тот или иной шаг…
— Позовите Шута, — приказал он наконец, отступив от перил.
Едва слова сорвались с его губ, как двери тихо скрипнули.
— Ты не спишь? — царь отшатнулся, поражённый его внезапным появлением.
— Разве вы не знаете, ваше величество? Я никогда не сплю, — отозвался Шут, звеня бубенцами на своём колпаке. Он был невысок, худощав, с бледным лицом, на котором всегда блуждала ухмылка. Но больше всего настораживали глаза — умные, пугающе проницательные, словно он видел то, что другим было недоступно.
— Глупости! — отмахнулся царь. — Каждый человек должен спать.
Шут поклонился, но, как всегда, слишком небрежно.
— Может быть. Но ведь я — не совсем человек. У меня даже имени нет.
Царь досадливо махнул рукой.
— Хватит шуток! Я зову тебя не ради смеха, мне нужен твой совет, а не твои глупые шутки.
— Совет? От шута? — Шут прищурился, словно не веря своим ушам. — Ваше величество, вы сегодня щедры на комплименты.
Царь нахмурился, но промолчал.
— Скажи мне, что делать, — наконец сказал он. — Малика... Мне нужно, чтобы у неё уже была своя семья, но соседние царства готовы объявить мне войну или, ещё того хуже, создать союз с моим заклятым врагом против меня. Что мне делать?
Шут сцепил руки за спиной и начал неспешно расхаживать по балкону, звеня бубенцами.
— Ваше величество, вы сужаете горизонты. Сосед слева, сосед справа... А что между ними?
— Не утомляй меня философией! Говори конкретно!
— Турнир, ваше величество. Пусть сильнейший докажет своё право стать мужем Малики.
Шохрух  задумался. Шут подошёл ближе, его голос стал почти шёпотом:
— Доверьтесь воле случая, ваше величество. Случай невозможно обвинить ни в чём.
Шохрух выдохнул. И впервые за утро его губы тронула слабая улыбка.
— Пусть будет так, — сказал он. — Пусть завтра же глашатаи объявят турнир.
Шут поклонился, а в воздухе ещё долго звенели бубенцы. Шохрух  снова посмотрел на горизонт. Солнце уже окончательно встало, а вместе с ним — надежда, что этот день принесёт ответы.
Глава 4. Путники
Сухой горный ветер пробежался по крышам домов, ласково коснувшись развешанных на верёвках покрывал, шепча о грядущих переменах. Тёплый день клонился к закату, и в деревне Чарос жизнь текла своим чередом. Ширин проверяла травы, развешанные для сушки. Мальчишки на утоптанной площадке упражнялись в борьбе, их крики и смех разносились по округе. Сиявуш наблюдал за ними, скрестив руки на груди, затем перевёл взгляд в сторону далёких гор, где солнце уже касалось вершин, окрашивая их в цвета расплавленного золота.
Именно в этот момент в деревню вошли путники. Их было двое — покрытые дорожной пылью, с плащами, обветренными долгой дорогой. Один из них — мужчина средних лет, с гордой осанкой и острым взглядом, который сразу выделял его среди чужаков. Второй — молодой, с живыми глазами и хитрой улыбкой, без умолку болтал с напарником, пока тот хранил молчание. Когда они дошли до главной площади, где торговцы уже собирали товары, готовясь закрыть лавки, старший поднял руку и громко выкрикнул:
— Кто угостит странников из столицы едой и водой? У нас для вас великая новость!
— Добрый вечер, путники, — первым отозвался торговец мясом, поправляя висевшие окорока. — Что привело вас в нашу деревню?
— Весть, — ответил старший из странников, отряхивая плащ. — Великая весть, что гремит уже по всей стране, но, похоже, ещё не дошла сюда. Весть, от которой сердца молодых мужчин наполняются огнём.
Его голос прозвучал громко, словно был адресован не только торговцу, но всей деревне. Любопытство людей вспыхнуло мгновенно.
— Конечно, мы вас угостим! — раздались голоса из толпы. — Садитесь за стол, расскажете нам свою новость.
Странники не заставили себя ждать — вскоре перед ними уже стояла простая, но сытная еда: лепёшки, сыр, густая похлёбка с мясом. Они ели медленно, с наслаждением, словно растягивая момент, а вокруг них постепенно собралась вся деревня. Люди стояли, переговаривались, дети пробирались вперёд, чтобы лучше слышать. Когда последние куски хлеба были доедены, молодой путник вытер губы и заговорил:
— Царь Шохрух объявил турнир! — он многозначительно выдержал паузу. — Турнир за руку принцессы Малики! Лучшие воины, князья и храбрецы со всех уголков страны съезжаются во дворец, чтобы испытать свою удачу.
Толпа загудела. Кто-то ахнул, женщины с восторгом зашептались о принцессе, а мужчины переглянулись с интересом.
— А кто может участвовать? — раздался голос.
— Любой, кто осмелится! — молодой путник с улыбкой обвёл взглядом собравшихся. — Турнир открыт для всех, у кого есть сила, ловкость и мужество.
Наступила тишина.
Каждый в деревне знал, что среди них есть человек, достойный испытания.
Сиявуш молча смотрел на странников, будто обдумывал их слова. Он никогда не мечтал о дворце, о принцессах или славе, но одно знал точно — это шанс. Великий шанс испытать себя. Всё, чему его учили мать и отец, годы тренировок и труда, истории о доблести, которые он слышал с детства, — всё привело его к этому моменту.
— Когда начинается турнир? — спокойно спросил он.
— Через семь дней, — произнёс путник, хитро сощурив глаза.
Весть о турнире разнеслась по деревне в считаные часы. Люди подходили к дому Ширин, стараясь узнать, поедет ли её сын на состязание. Кто-то советовал ему непременно участвовать, кто-то предостерегал, но Сиявуш никому не давал ответа.
Только когда к нему подошла Ширин, он наконец заговорил.
— Ты хочешь, чтобы я участвовал? — спросил он, заглядывая в её тёмные, как горные озёра, глаза.
Ширин молчала. Она внимательно смотрела на сына, словно пыталась разглядеть не только его лицо, но и его судьбу. В её взгляде читалось беспокойство, но и гордость. Она не станет его удерживать. Она знала, что его сердце уже сделало выбор.
— Я пойду, — твёрдо сказал Сиявуш, и его голос прозвучал, словно раскат грома перед бурей.
Ширин подошла ближе, её руки были тёплыми, когда она коснулась его лица.
— Иди, сыночек… Но помни, что больше всего на свете я люблю тебя. Настало твоё время…
На рассвете Сиявуш попрощался с матерью и отправился в путь.
За его спиной оставалась деревня Чарос, а впереди — манящая неизвестность.

Глава 5. Турнир

На рассвете Сиявуш попрощался с матерью и отправился в путь.
За его спиной оставалась деревня Чарос, а впереди — манящая неизвестность.
На площади перед дворцом раздался гул трубы, возвещающей начало турнира. Царь Шохрух вышел на балкон, его фигура была величественна, а взгляд строг. Рядом с ним стояла принцесса Малика, её красота затмевала даже солнце. Сиявуш не мог отвести от неё глаз.
— Участники турнира! — провозгласил король. — Сегодня вы сразитесь в трёх испытаниях, чтобы доказать своё мужество, ловкость и благородство. Победитель станет мужем моей дочери Малики.
Толпа взорвалась аплодисментами. Сиявуш ощутил, как его сердце забилось чаще. Он окинул взглядом соперников. Среди них выделялся воин в чёрных доспехах — его лицо было холодным и бесстрастным. Это был Даврон.
Дарий, воин в чёрных доспехах, стоял неподалёку; его лицо оставалось холодным и бесстрастным, словно высеченное из камня. Сиявуш почувствовал, как в его груди разгорается огонь решимости.
Турнир начался. Первым испытанием стало метание копья. Участникам предстояло на полном скаку поразить мишень, установленную в ста шагах. Сиявуш подошёл к своему коню и ласково погладил его по гриве.
— Мы справимся, друг, — тихо сказал он.
Первым на арену выехал принц Хасан из соседнего государства. Его конь сверкал на солнце защитной бронёй, а сам принц блистал в золотистых доспехах. Снаряжение Хасана больше подходило для сражения, чем для метания копья. Тем не менее он устремился вперёд, и когда настал момент броска, копьё неуклюже рухнуло на землю, не достигнув цели. Раздались удивлённые вздохи толпы — принц выбыл из борьбы.
Вторым выступал Даврон, и его попытка была гораздо успешнее: копьё вонзилось в край мишени. Настал черёд Сиявуша. По сигналу судьи он помчался вперёд, чувствуя, как ветер свистит в ушах. Приближаясь к цели, он замер на миг, напряг мышцы и с мощью метнул копьё. Оно рассекло воздух, как молния, и точно поразило центр мишени. Толпа взорвалась аплодисментами. Из пятидесяти участников первого испытания осталось только двадцать.
Следующим состязанием стали скачки. Нужно было добраться до далёкой точки, забрать свиток с печатью царя и успеть вернуться во дворец до заката. Сиявуш понимал: здесь нужна не только скорость, но и знание местности. С первыми лучами солнца участники сорвались со старта. Сиявуш быстро вышел в лидеры, но старался экономить силы коня для обратного пути. Конь скакал уверенно и ровно, его копыта отбивали чёткий ритм, словно сердце самого Сиявуша. К полудню он достиг заветного места, схватил свиток и без промедления повернул обратно. Когда солнце уже касалось горизонта, Сиявуш увидел впереди величественные очертания дворца. Почувствовав приближение финиша, конь ускорился и первым ворвался на площадь под громкие крики восхищения.
— Всё ещё впереди, — пробормотал Даврон, внимательно наблюдая за Сиявуш.
Из двадцати участников только пятеро успешно преодолели испытание скачками. Именно им предстояло столкнуться с последним и самым сложным заданием — пленением снежного барса. Это испытание вызвало среди участников волнение и страх. Все знали легенды о барсе — призрачном и неуловимом, не оставляющем в живых никого, кто встретит его один на один.
Но Сиявуш не дрогнул. Его отец был знаменитым охотником, и Сиявуш унаследовал его мудрость и силу. Он отправился в горы, захватив сети, верёвки и лук. Его конь уверенно вёл его через заснеженные долины к вершинам, где, согласно слухам, обитал барс. Через два дня Сиявуш достиг высоких снежных склонов. Ветер выл, снег ослеплял глаза, и трое из оставшихся участников решили вернуться. Лишь Сиявуш и Даврон продолжали путь.

Глава 6. Снежный барс
На седьмой день, продвигаясь по глубокому снегу, Сиявуш внезапно услышал за спиной шаги. Он резко обернулся, натягивая лук. Из-за скалы появился Даврон, его чёрные доспехи покрылись инеем, а лицо, обычно бесстрастное, выражало крайнюю усталость. Даврон поднял руки в знак мира:
— Не стреляй. Я больше не твой враг и не соперник.
Сиявуш медленно опустил оружие, но оставался напряжённым.
— Чего ты хочешь? — спросил он с осторожностью.
— Я жаждал славы и принцессы, но мои силы иссякли, — ответил Даврон хриплым голосом. — Вернуться проигравшим невыносимо, но и выиграть я уже не смогу.
— Мне тоже тяжело, — признался Сиявуш, — но я пройду этот путь до конца.
— Позволишь мне помочь тебе? Может быть, однажды мы станем друзьями.
Сиявуш взглянул на Дария и увидел в его глазах не холодную враждебность, а искреннее желание помочь.
— Хорошо, твоя помощь пригодится мне, — кивнул Сиявуш.
— Пусть нам повезёт! — улыбнулся Даврон, и они двинулись вместе, бок о бок, выслеживая барса. Даврон оказался не только воином, но и искусным охотником.
— Барс близко, — тихо произнёс Даврон, прислушиваясь к тишине. — Барс знает , что мы рядом — Нам стоит разделиться, — предложил Даврон. — Я обойду его и отрежу путь отступления, а ты подготовь для него  ловушку.
— Будь осторожен, — предупредил Сиявуш.
— Хорошо — спокойно ответил Даврон и исчез за скалой.
Сиявуш  принялся готовить яму. Для начала пришлось долго возиться выкорчёвывая корень  большого старого клена. Потом дело пошло скорее и в конце оставалось только тщательно замаскировать ветками и снегом. Работая, он думал о Давроне, о его неожиданной поддержке. Почему он решил помочь? Что скрывается за его холодным взглядом и грустной улыбкой?
Тем временем снежный барс бесшумно скользил по заснеженным склонам, оставляя за собой едва заметные следы. Вокруг была только тишина редко  нарушаемая  криками хищных птиц, парящих высоко над ним. Горы были его домом, его крепостью, его царством. Среди суровых пиков, одетых в ледяное одеяло, он был владыкой. Облака медленно плыли, словно величественные корабли, периодически закрывая солнце своим  покрывалом. Только ветер, пропитанный холодом, оставался его неизменным спутником. Барс двигался осторожно, каждая лапа ставилась с точностью охотника, каждая мышца была натянута, как тетива. Его путь пролегал через заснеженные тропы, скрывающие обрывы и трещины, каждая из которых могла стать смертельной ловушкой. Время от времени ветер вздымал вихри снега, превращая их в призрачные силуэты, будто тени, ожившие в белой тишине. Но его не пугали эти образы; куда страшнее был голод, который не отпускал его уже пятый день. Холод пробирался сквозь густой мех, доходя до костей. Голод был безжалостным преследователем, шепчущим о неминуемой гибели, если он не найдёт пищу. Барс улавливал слабые запахи далёкого леса — терпкую свежесть хвои, смешанную с едва уловимым дымом, предостережением о близости людей. Это было местом, которого он избегал, но теперь даже страх перед людьми отступил перед его голодной яростью. Запах крови ударил в его чуткое обоняние, пробираясь сквозь ледяной воздух, словно маленькое съедобное облако. Он осторожно спустился по склону, его тело, натянутое как струна, двигалось плавно, с безупречной грацией. След был свежим: алые капли крови на белом снегу вели к лесу. Барс ускорил шаг, напряжение росло. Вскоре он увидел источник запаха: на ветке дерева неподалёку сидел крупный тетерев с раненым крылом. Кровь медленно капала на снег, как россыпь рубинов. Птица едва держалась, но этого хватило, чтобы пробудить в барсе решимость. Один прыжок, второй — и он готов был взмыть вверх, чтобы схватить добычу. Но вместо взлёта земля под ним внезапно исчезла. Его лапы скользнули в пустоту, и он полетел вниз. Ловушка — глубокая яма, замаскированная ветками и снегом, — сомкнулась над ним.
В лунном свете Сиявуш  и Даврон молча окутали барса сетями и верёвками. Сиявуш не удержался от вопроса:
— Почему ты всё-таки помог мне, вместо того, чтобы сдаться?
Дарий ответил, глядя вдаль:
— Мой отец много лет назад покинул родные края и перебрался в столицу, но его юность прошла там же, где вырос и ты. Было бы горько проиграть самому, но вдвойне тяжело было бы видеть  и тебя побеждённым.
Они обменялись усталыми улыбками, и напряжение медленно покидало их тела.
— Мы сделали это, — прошептал Сиявуш с облегчением.
— Ты должен вернуться и завершить испытание один, — сказал Даврон. — Моё место теперь, там, где всегда я хотел оказаться. Я хочу отправиться в дальние страны и увидеть много морей. Кто знает, может, однажды наши пути снова пересекутся.
Сиявуш с уважением посмотрел на него и пожал ему руку:
— Тогда удачи тебе, Даврон.
Даврон улыбнулся, кивнул в ответ.
Спустя три дня Сиявуш доставил снежного барса во дворец и был официально объявлен победителем турнира.

Глава 7. ЦВЕТОК
Глубокой ночью, при свете едва мерцающих факелов, царь Шохрух сидел в своих покоях, погружённый в раздумья. Его шут, с хитрой улыбкой, нетерпеливо ждал ответа на свой коварный замысел.
— Простолюдин не может стать мужем моей дочери, — наконец произнёс царь, глядя в пустоту. — Как бы он ни был храбр, как бы ни был умен, кровь не обманешь…
Шут прищурился, сделав вид, что обижен.
— О, великий царь, значит, не сила духа, не доблесть и не сердце определяют достоинство человека? Как жаль… А что, если испытание покажет, кто он есть на самом деле?
Шохрух бросил на него недоверчивый взгляд.
---Испытание?
— Да, — шут хихикнул, сцепив пальцы. — Пусть Сиявуш принесёт чудодейственный цветок молодости, что растёт в мрачной пещере. Говорят, этот цветок охраняет древний дух, и никто, кто осмелился ступить за порог его обители, не вернулся обратно. Если юноша исполнит это задание — он не просто человек, но избранник судьбы! Царь вгляделся в даль, неохотно, но с любопытством.
— Пусть будет так.
________________________________________
После победы в турнире Сиявуш находился в одной из комнат для полководцев, ожидая разрешения покинуть дворец. Он хотел скорее вернуться домой, сообщить о своей победе матери. В комнату вошел шут.
— Сиявуш, знаешь ли ты, что нужно иметь приданое для принцессы?
— Да, я знаю, но я ещё не был дома…
— Я избавлю тебя от этих хлопот, — рассмеялся Шут. — Тем более что у тебя не может быть ничего стоящего для принцессы. Приданого не нужно, но царь ждёт от тебя другого дара. Принеси волшебный цветок молодости из пещеры. Надеюсь, ты справишься…
Гор вернулся домой поздно ночью. Его сердце было тяжело, а разум полон тревог. Он рассказал Ширин о задании, надеясь услышать хоть каплю утешения.
— Это невозможно, — вздохнул он, опустившись на колени перед матерью.
Ширин, поглаживая его волосы, грустно улыбнулась.
— Сын мой, если дорога кажется непроходимой, это ещё не значит, что она действительно такова. Но сейчас не время для тревог. Отдыхай. Завтра будет новый день.
Когда Сиявуш уснул, Ширин тихо поднялась, собрала необходимые травы и скрылась в ночи. Она знала дорогу в пещеру и у неё был готов план.
Пещера зияла чёрным провалом, её стены были покрыты древними письменами. Воздух был густ и неподвижен, словно сама вечность застыла здесь. В центре, на каменном пьедестале, возвышался священный сосуд, а в нём — цветок молодости, излучающий мягкое, почти призрачное сияние.
Ширин замерла, прислушиваясь к дыханию духа, что витал в пещере, невидимый, но пугающе реальный. Она медленно достала мешочек с снотворным порошком и рассыпала его в воздухе. Слабый ветерок разнёс зелье, и вскоре из глубины послышался глухой, замедляющийся вздох. Дух заснул.
Ширин не теряла времени. Она ступила вперёд, осторожно взяла сосуд и, стараясь не шуметь, покинула пещеру.
Когда утренние лучи проникли в комнату, Гор открыл глаза и увидел у своей постели сосуд. В его сердце разлилась волна восторга и надежды.
— Мама… — выдохнул он.
Ширин стояла у окна. Её глаза светились усталостью, но в уголках губ играла лёгкая улыбка.
— Иди, сын мой. Твоя судьба ждёт тебя.
________________________________________
Сиявуш представил трофей во дворце. В зале повисла тишина. Никто не ожидал, что он справится.
Царь задумался. Преграды становились всё сложнее, но Сиявуш снова и снова доказывал свою силу. Но один человек во дворце уже знал, что делать. Это был Шут, чёрный кардинал дворца. Он уже нашёл способ окончательно запутать узел интриг.
Позже, во время вечерней прогулки в саду, он появился перед Маликой.
— Ты не уверена, что этот воин предан тебе, не так ли?
Малика  не ответила, но в её глазах мелькнуло сомнение.
— Испытай его. Последний раз. Заставь его сделать то, что невозможно.
—Что.ты.предлагаешь? 
— Попроси его принести сердце матери.
— Ты предлагаешь мне стать чудовищем?
— О нет, — рассмеялся он. — Я предлагаю тебе узнать, насколько он готов далеко пойти  ради тебя.

Глава 8. Сердце матери.
 Сиявуш бродил по дому, словно потерянный. Его мысли, словно змеи, извивались, кусали и  отравляли его сознание. Проснувшись задолго до рассвета Сиявуш направился к старому дубу, это место любил его отец. Сиявуш долго сидел у ручья и искал ответ в тишине гор. Вечером Сиявуш пытался избежать разговора с матерью, но Ширин приготовила любимую еду Сиявуша  и ждала сына за столом.  Сиявуш сел и ел без аппетита.
Ширин  посмотрела ему в глаза, но Сиявуш отвёл взгляд — впервые в жизни.
— Что случилось во дворце, почему ты так не весел. Ты был объявлен победителем, но ты не излучаешь никакой радости. Поделись со мной.
— Всё в порядке, мама.
— Не лги мне. Расскажи, и тебе станет легче.
Ширин подошла к нему, её руки легли на его плечи, словно защищая от чего неведомого.
Сиявуш долго колебался, но голос матери был как тёплый ветер, что разгоняет тьму. Он вздохнул и прошептал: — Малика попросила принести ей твоё сердце.
Снаружи завыл ветер, срывая листья, закручивая их в безумном танце. Адолат молчала. Сиявуш не поднимал глаз.
— Я найду решение, — тихо сказала она.
Она протянула сыну чашу с травяным отваром, наблюдая, как он пьёт, как его плечи вздрагивают от усталости. Затем, словно защищая от чего-то незримого, накинула ему на плечи свой платок.
— Мы найдём путь. Доверься мне.
Когда ночь окутала дом, Ширин встала и ушла.
________________________________________
Лунный свет серебрил вход в пещеру. В этот раз она не пряталась, не кралась в тени. Она знала — Дух уже ждал её.
Как только её шаги коснулись места, где когда-то рос запретный цветок, воздух сгустился, и ледяной холод окутал её, словно невидимые пальцы.
— Дух пещеры! Я пришла с просьбой!
Глубина отозвалась далёким шёпотом: — Я помню тебя, Ширин. Ты украла мой цветок молодости, и я не нахожу покоя. И ты снова пришла с просьбой?
— У меня нет ничего, кроме этой просьбы. Я — мать.
— Ты не уйдёшь отсюда живой.
— Я знаю. Забери мою жизнь, но доставь моё сердце моему сыну.
— Ты жертвуешь собой ради слепого? Ради того, кто не видит, кем стала его возлюбленная?
— Да. Он мой сын. Его счастье — единственное, что имеет значение.
Дух рассмеялся — гулко, низко, так, что стены пещеры содрогнулись.
— Ты правда веришь, что он обретёт счастье? Разве ты не видишь, что тот, кто требует такое, — чудовище?
— Я не отступлюсь.
Дух молчал. Затем, тяжело вздохнув, произнёс: — Пей отвар.
________________________________________
Сиявуш проснулся от ощущения чужого присутствия. Тишина стояла густая, вязкая. Слишком тихо.
Он сел. Матери не было.
Но у его постели стоял сосуд. Высокий, с узким горлом, цвета запёкшейся крови. Внутри что-то пульсировало, отбивая глухой, ровный ритм.
Сиявуш протянул руку, пальцы дрожали. Его ладони скользнули по гладкой поверхности сосуда. Биение сердца ударило ему в грудь.
Он понял.
Мысли хлынули, как бурный поток. Он схватил сосуд и бросился во дворец.
Люди кричали ему вслед. Бросали камни, проклинали, плевали в его след. Он не слышал.
— Бежать! Бежать к любимой!
Перед дворцом кто-то подставил ему ногу. Сиявуш рухнул, ударившись о землю, но, даже падая, прижал сосуд к груди.
И вдруг над ним раздался голос — тёплый, до боли знакомый: — Поднимайся, сынок. Тебя ждёт счастливая жизнь.
Мир плыл перед глазами. Всё спуталось. Всё исчезло.
— Бежать! Бежать к любимой!
Колени сбиты, одежда в грязи. Но сосуд — в руках. Он встал перед Маликой — Вот тебе доказательство, принцесса! —  Малика  вздрогнула.
— Это… сердце твоей матери? — её голос был почти неслышен.
В этот миг сердце в сосуде замерло.
Сиявуш застыл.
— Уведите его, — Малика отвернулась. — Я не могу быть с убийцей.
Царь приказал изгнать Сиявуш. Когда его вытолкнули за ворота, он впервые поднял голову к небу. Оно было тёмным, как бездонный колодец. Вдалеке выли собаки. Сиявуш держал сосуд с сердцем подолом своего пиджака так как ему казалось, что глиняный сосуд сожжет кожу на его руках, но и в тоже время это было единственное, чем он мог сейчас дорожить. Взгляд был пустым и нужно было только найти силы в себе, что подняться на любую возвышенность. Сиявуш принял решение и медленно, но уже свободно выдохнув направился к ближайшей горе.

Глава 9. Обрыв

Сиявуш шел по каменистой тропе, ведущей к скалистой вершине. Его ноги тонули в рыхлом песке, а острые камни цеплялись за подошвы, словно пытались остановить его, заставить вернуться. Но он шел.
Глиняный сосуд с сердцем матери Сиявуш нес, прижимая к себе полой своего камзола. Ему казалось, что сосуд обжигает ему руки, прожигает плоть, но на самом деле жгло что-то внутри, глубоко под ребрами. Его разум был словно погружен в густую пелену, где обрывки воспоминаний, слова и крики людей смешивались в один нескончаемый гул.
«Как ты мог убить свою мать?» — голос Малики пронзил его сознание, как меч в самое сердце. Он слышал эти слова снова и снова, но разум его отвергал их.
Мама просто ушла… Она не могла… Этого не могло быть.
Но в глубине души что-то темное и холодное уже разрасталось, тянулось ледяными пальцами к его разуму, готовое разорвать его на части. Вспоминались те самые мгновения: он стоял среди людей, вокруг кричали, но он не понимал смысла слов. Потом — падение на колени, голос, такой знакомый… мамин. Теплый, нежный, полный любви. Он звал его, он касался его волос… но вокруг никого не было.
Он сжал сосуд крепче. Теперь он нес её сердце. Её сердце, но не её саму. Впервые в жизни он был по-настоящему один.
Он зажмурился, пытаясь прогнать эту мысль, но она пронзала его, словно осколок зеркала, отражавшего истину. Он видел её лицо, когда был ребенком, слышал её смех. Её руки, теплые, сильные, всегда защищали его, всегда направляли. И вот теперь — пустота.
«Нет… нет…»
Он пошатнулся, поднял свой взгляд сначала на дорогу, а потом и на гору, которая была его целью. Вперед, осталось совсем немного. Он не чувствовал усталости, не чувствовал голода, только тяжесть, которой не было названия.
Его мать отдала жизнь ради него. Она выбрала жертву, выбрала боль, выбрала смерть.
А он?
Сиявуш вдруг осознал, что все эти годы он ничего не выбирал сам. Он жил так, как ему говорили, как диктовали судьба, обстоятельства, люди. Его жизнь — это долг. Его жизнь — это благодарность. Но может ли он продолжать её с этим знанием?
В глазах потемнело, мир расплылся. Он хотел кричать, хотел броситься обратно, но куда? Назад, где её уже нет?
Сосуд с сердцем был в его руках, и теперь он знал: внутри было не только сердце. Внутри был смысл его жизни.
Но хотел ли он этот смысл?
Ветер подул сильнее, забирая его крик, глуша его боль, растворяя его в бесконечной дали. Он сделал последний шаг вверх.
Там, где кончается земля и начинается небо, Сиявуш стоял один, держа в руках свою судьбу. Он знал: ещё миг — и все закончится. Или начнется заново.
И вот, ветер вырвал клок его одежды, закружил его в танце, пригласил следовать за собой.
Сиявуш закрыл глаза. Выбор был за ним.

Глава 10. Ясмина
Облака висели так низко, что, казалось, стоит лишь протянуть руку — и можно прикоснуться к ним. Но небо оставалось холодным, бесконечно далеким. Сиявуш хотел избавиться от тяжести этой грешной земли, взмыть ввысь, раствориться в просторе, где нет боли, памяти, прошлого.
Когда он потерял сознание, небо осталось равнодушным. Орлы, волки и лисы собрались вокруг, словно древние стражи, готовые наблюдать за его последним вздохом. Но судьба распорядилась иначе.
Ибрагим, проходивший неподалеку, заметил юношу и, не раздумывая, поднял его на руки. Его собака зарычала, прогоняя хищников прочь. Ибрагим знал, как близко ходят жизнь и смерть, но в этот раз он не позволил смерти забрать свою добычу. Юноша был легким, почти невесомым, но для Ибрагима он весил, как целый мир. Потому что этот мир напоминал ему о его собственном сыне.
— Ты не мой сын, — пробормотал он, идя сквозь ветер и снег, — но я не позволю тебе умереть так же, как умер он.
Сердце Ибрагима стучало тяжело, как молот, выбивая боль с каждым шагом. Сын его ушел из жизни слишком рано, и его руки помнили, как однажды уже несли остывающее тело. Тогда он поклялся, что больше никогда не позволит жизни утекать сквозь пальцы. Сиявуш был чужим, но в этот миг — его сыном, его долгом, его искуплением.
Три дня Сиявуш лежал без сознания. Видения проносились в его разуме, голоса прошлого нашептывали утерянные истины. Он видел мать, Малику, царя Шохруха, себя самого — но во всех этих образах было нечто новое, нечто, чего он прежде не замечал. Он понял: все, через что он прошел, не было карой или наказанием. Это был путь, который он сам выбрал.
Когда он открыл глаза, первое, что увидел — старика, сидящего у его постели.
— Где я? Почему я здесь? — голос его был хриплым, будто он вернулся из мира теней.
— Ты в доме, который дал тебе шанс, — спокойно ответил Ибрагим. — Остальное зависит от тебя.
Снаружи весна осторожно вступала в свои права: молодая зелень пробивалась сквозь камни, цветы раскрывались навстречу солнцу, воздух был напитан ароматом жизни. Сиявуш выбрался во двор и вдохнул полной грудью — и впервые за долгое время ему не было больно дышать.
Возле колодца стояла Ясмина, набирая воду для приготовления ужина. Она подняла взгляд, увидела Сиявуша и тут же отвела глаза. Но потом, когда ведро наполнилось, снова взглянула на него — и не отвела взгляд, проходя мимо. Она уже знала, что произошло. Ее глаза говорили: ты не один.
— Ты смотришь на меня так, будто знаешь, кто я, — произнес Сиявуш.
— Я знаю, кем ты можешь стать, — ответила она.
Он улыбнулся. Впервые за долгие годы.
Пастух рассказал ему о Ясмине. О ее утрате, о ее долгом ожидании, о детях, которые родились в мире без надежды. И Сиявуш понял: он пришел сюда не просто так. Он был нужен.
Когда луна поднялась высоко над горами, он подошел к Ясмине.
— Моя правая рука тянется к твоей, — сказал он. — Моя левая — у моего сердца. Я готов быть твоей опорой и защитой для тебя и твоих детей.
Ясмина долго смотрела на него. В ее взгляде не было ни восторга, ни страха. Она знала боль, знала утрату, знала, что слова — это всего лишь ветер.
Она не ответила сразу. Она ушла в дом, оставив его одного под небом, полным звезд.
Сиявуш сел на землю и остался ждать. Весенний ветер ласково гладил его лицо, звезды разговаривали между собой.
Ибрагим вышел на порог, держа в руках ружье. На мгновение у Сиявуша перехватило дыхание, но, встретившись взглядом с отцом, он понял: его страхи были напрасны. Намерения старика оказались совсем иными. В его глазах стояли слезы — но это были слезы облегчения, радости, прощения.
Ибрагим протянул ружье Сиявушу и сказал:
— Долгие годы я жил в этом доме, но не знал покоя. Быть пленником в родных стенах куда тяжелее, чем скитаться в одиночестве или лишиться всех благ на этой земле. Но сегодня я снова обрел смысл. И теперь, просыпаясь по утрам, я буду идти к своим внукам не с тяжестью на сердце, а с легкостью в душе.
Все встало на свои места. Дети росли в счастье.
Однажды Ибрагим подвел Сиявуша к дереву, положил руку на его плечо и сказал:
— Под этим деревом покоится сердце твоей матери. Оно стало корнями, а дерево — памятником ее любви. Береги его так же, как будешь беречь своих детей.
Так они жили — в мире, в согласии и в любви.