И каждый год и ждать, и жаждать Пасхи

И каждый год и ждать, и жаждать Пасхи.
Так судорожно-лихорадно ждать.
Ложиться спать и сторожить будильник:
Христос Воскрес? Ан нет, ещё не час.
Так в детстве говорил тебе фотограф:
Смотри сюда, сейчас раздастся щёлк.
И этот щёлк – щёлк смертевозрожденья
Не раздаётся, в руки не даётся,
Он только слепит, слепит ожиданьем,
И ослепляет время: дни, века...
И кажется мне: я иду по следу,
За дуновеньем времени, за Ним:
За святостью, соблазном и за кровью,
А время разгорается и жжёт.
И с каждым шагом Сына по пустыне
Слабей биенье слабеньких часов.
Как будто признаются механизмы:
"Нет, мы не властны с этим совладать".
И время отступает, чтобы длиться
Не по спирали, нет, а по кресту.
Шаг вверх, вперёд, ступени, пот холодный
И воздуху так больно нас носить.
Когда так много значит время, значит,
Что времени нет вовсе. Есть предел.
Есть только точка. Точка как вершина
Сама себе. Изнанка. Глубь любви.
Голгофа – это точка без контекста.
...И нет причины судорожно ждать
До воскресенья, до тайнозажженья.
...И грохнулись три стрелки зА полнОчь.
А завтра день пробьёт и будет Пасха,
И я пойду на службу там, где Ты.
Где каждый день как приглашенье к тайне,
Где будет пир, и щедрость, вечный щёлк,
Где в маленькой обладанной церквушке
На объектив распятья Своего
С креста не снятый Бог нас грешных снимет
На две Своих раскинутых руки.