Соседи 1

У меня не стало друзей, с тех пор, когда лучшая и единственная подруга увела моего парня. Можно сказать, жениха.
Год - это срок, когда отношения крепнут или разрушаются. У меня оказался второй случай. Увидеть у себя в прихожей обнимающихся и целующихся Николая и Лару, было сродни шоку. Свидетелем стала и соседка по лестничной площадке. Она выходила из своей квартиры и увидела картину маслом: я у распахнутой двери с открытым ртом, а внутри Николай с перепачканным губной помадой лицом и Лара со спущенными бретельками и задранной, по самое не хочу, юбкой.
- Вот, чёрт! – ругнулась Таисия и поспешила скрыться у себя.
Но, понятное дело, в глазок наблюдала за всем происходящим. А дальше началось выяснение обстоятельств, при которых всё произошло. Оказывается, я всё не так поняла. Оба они, т.е. Николай и Лара, случайно столкнулись у меня в квартире, пока я была на работе. И если бы не мой неожиданный приход, то этот инцидент был бы похоронен и забыт навсегда. Глаза у Николая при этих словах были выразительно-печальными. А речь убедительна настолько, что это я должна была чувствовать себя последней дурой. Глядя на молча охорашивающуюся у зеркала Лару, я действительно таковой себя ощущала. Ситуация была настолько банальной, что на языке вертелись тоже избитые фразы. Я стояла, ожидая, когда словоизвержение у моего бывшего жениха закончится, и они оба покинут мои пенаты.
Терпение лопнуло у моей соседки. Дверь её квартиры распахнулась, и она в своём ярком полосатом платье выскочила на площадку.
- А ну пошли вон оба! – закричала она во всю мощь своих натренированных лёгких.
Таисия пела в городской капелле, голос имела громкий и звучный. В этом убедились все соседи, когда она вселилась в наш дом. И теперь, несмотря на свои небольшие габариты, произвела неизгладимое впечатление. Мои, бывшие и жених, и подруга уставились на неё, не веря, что такой трубный глас может исходить из утробы, какой-то там пигалицы. Но угроза показалась им реальной, когда Таисия, потрясая здоровенным гаечным ключом, вновь протрубила:
- Кому сказано было? Ты, шалава, выходи! И ты, паскудник, выметайся! Шнель, шнель!
Николай, не поднимая глаз, осторожно обошёл меня и поспешил вниз. А Лара вышла демонстративно и шла не торопясь, показывая всем своим видом пренебрежение к ситуации и всем её участникам.
Тася затолкала меня в квартиру и с грохотом захлопнула дверь. Как будто поставила точку.
- Вот, бывает, посмотришь на человека и не знаешь, куда его послать! Судя по всему, он уже везде был. Это я про твою ненаглядную Лару. Ты что, не знала, что они у тебя тут дом свиданий устраивали?
Я мотала головой, с надеждой вглядываясь в гневные глаза соседки. Это была какая-то ошибка. Лара не могла так со мной поступить! Мы дружили со школы. Были не разлей вода в институте. Родители наши приятельствовали. И занимались мы обе одной сферой деятельности – педагогикой. Нас многое связывало. А как же откровенные разговоры по ночам, душевные излияния друг другу, поверка тайн и секретов, о которых даже родителям не расскажешь?
- Ты всегда так глупа или только сегодня? – спросила Тася, глядя на меня. – Пол дома знают, что твой Николя приходил сюда, когда ты сеяла разумное и вечное. Ты зачем ему ключ от своей квартиры дала? Вот наив в последней стадии отупения!
- Я люблю его, - промямлила я, давясь подступающими к горлу спазмами.
- Любовь зла. Овцы об этом не догадываются, а козлы знают и этим пользуются, - констатировала соседка.
Она ушла в кухню и гремела там чайником. А я всё никак не могла поверить в случившееся, глядела в окно и ничего там не видела. Передо мной по-прежнему маячили лица Николая и Ларисы. Их сплетённые в объятиях фигуры, излучающие страсть и вожделение. Фу! Если бы это случилось не в моей квартире, наверное, было бы не так омерзительно.
- А не попить ли нам кофейку? – раздался за моей спиной зычный голос.
 Я обернулась.На столе уже стояли  две дымящиеся чашки с кофе и открытая бутылка ликёра. Как это Тася угадала? Мне действительно хотелось чего-то такого, чтобы протолкнуть ненавистный ком в горле.
- Я тебе так скажу! – заговорила соседка вновь, когда мы сделали по глотку обжигающего со вкусом мятного ликёра кофе.    – Сожалеть тут не о чем. Не спорю, Колька красавец. А красота страшная сила. Особенно в сочетании с хитрой жопой. Вот он тебя и поимел. Ну, сама понимаешь, в каком смысле. А ты уши развесила до колен. Ему, похоже, некуда приводить своих баб. Так он твою квартирку приспособил для этого. Сколько вы уже встречаетесь? Год? Замуж не звал?
Я вспомнила, что разговоры о замужестве между нами были какими-то неясными, обтекаемыми, смазанными. Никогда не кончались определённостью, скорее, выглядели полунамёками на что-то в будущем. Краска стыда за свою глупость залила мне лицо. А в голове стало проясняться. Всё становилось на свои места. Я, лохушка, повелась на красивую мордашку, этакого принца на белом коне. Обаятельный юноша, такой вежливый, всё понимающий, как мне казалось, и ухаживал так очаровательно, как теперь не принято. Без цветов не появлялся, встречал с работы вечером, сам в дом не напрашивался. А по приглашению всегда приходил с джентльменским набором. Пил мало и особо не приставал с поцелуями. Иногда заводил разговор о совместном проживании. Но когда я целомудренно противилась, обиды не показывал. А я наивно считала его высоко духовным человеком с моральными принципами. Только оказалось, что разговоры о литературе и искусстве, о глобальных проблемах и исторических ценностях - лёгкий занавес. А сама я шнурок, за который дёргали, закрывая или открывая эту тряпку. Верно говорят мудрые: «Если ты всё сделал правильно, это ещё не значит, что у тебя всё будет хорошо».
Я откинулась на кресле, вытянула уставшие ноги и чувствовала, как тепло разливается по телу. С Тасей оказалось очень просто и спокойно. Не хотелось, чтобы она уходила. Почему мы почти не общались раньше, будучи соседями уже довольно долго? Одинокие, жили каждая сама по себе в своём мирке до случая. Вот он и настал! Я тронула её за рукав и спросила:
- Откуда у тебя этот ключ оказался? Прямо монстр какой-то!
- А! Один сантехник оставил, когда кран ремонтировал.  Соседка посмотрела на меня предельно честными глазами, в которых как искорки бегали смешинки.
- Я и не знала, что ты такая замечательная!
- П-фф! Так ты спросила бы меня, я бы тебе сразу сказала! – рассмеялась Тася.

- - - - - - - - - - -

- Ямщи-и-к, не гони лошаде-е-й! – дискантом разнеслось по подъезду.
Это Трофимыч вышел на «охоту». Когда наступало время похмелки, а ресурсы иссякали полностью, наш сосед с первого этажа покидал свою «однушку» и доступными ему способами изыскивал средства дальнейшего существования. Надо сказать, что жизнь его проходила в основном в двух стадиях: глубоком запое или полутрезвом одурении. Второе его состояние, а именно, как сейчас, всем подъездом считалось приемлемым, потому что тогда он был относительно адекватен, выходил из дома на сбор бутылок, помогал дворничихе Людмиле убирать мусор и даже пристраивался к дворовым мужикам на пару партий в домино. При этом Трофимыч становился искусным вымогателем. И, непонятно как, разживался мелочью к концу дня. Через неделю, когда её набиралось достаточно, впадал в запой снова, из своей «берлоги» не выходил. Друзья - собутыльники посещали его изредка, не тревожа соседей пьяными дебошами. Боялись мы все только одного – зажженной сигареты во время его очередного транса. Но тут уж на страже была Настасья – соседка Трофимыча по этажу. Обладая исключительным обонянием она от своих дверей унюхала бы не только запах дыма, но и род того пойла, который он употреблял. Она же зорко следила за санитарным состоянием подъезда. Примерно раз в два года раздавался вызов на ристалище:
- Трофимыч! Пьянь ты этакий и кровопийца! Выходи на смертный бой!
При этом Настя тарабанила, чем попало, по хлипкой соседской двери, чтобы разбудить не в меру принявшего на грудь мужика. Если тот был в состоянии, то выходил сразу и добровольно капитулировал. А если «отруб» был полный, то Настя прибегала к помощи других.  Тогда «били в барабаны» все, кто мог, стучали в окна, колотили в пол квартиры второго этажа, грозили позвать участкового. В конце концов затворник сдавался на милость победителю. На четвереньках выползал из квартиры, предоставляя нам возможность произвести ритуал отрезвления. А после сам принимал участие в кровавой битве.
Битва велась с его непрошенными квартирантами: тараканами, клопами и прочей нечистью. Санэпидемстанция хорошо знала наш адрес из-за постоянной периодичности вызовов. Обработку производила качественно, тем более, что имела от этого кое-что на карман от благодарных жителей нашего подъезда. Сам виновник этого безобразия поднимал ветхий линолеум, выносил залежавшийся мусор, мыл гору посуды и безропотно сносил удушающий «аромат» антисептиков.
Как-то соседка Трофимыча, живущая над ним и относящаяся к самой чистоплотной расе рода человеческого – немцам, поставила вопрос о выселении социально неадаптированного элемента из нашего дома. Так вот прямо и сказала: «социально неадаптированного элемента». Настя этим словосочетанием была поражена в самое сердце. Она бухнулась перед Элеонорой Оттовной Грумберг на колени и с придыханием в голосе упросила строгую даму повторить эту фразу несколько раз. Элеонора Оттовна, не теряя присутствия духа, выполнила её просьбу. Присутствующие при этом действе прилагали неимоверные усилия, чтобы сохранить нейтральные физиономии. Но в душе просто помирали от ржачки. Впрочем, несмотря на комичность ситуации, предложение было рассмотрено. Однако, все дружно решили, над ним не заморачиваться. И приводили вполне резонные доводы. Во-первых, в нашем доме практически в каждом подъезде есть такой социально неадаптированный элемент. И это, надо сказать, реальность нашего бытия. Во-вторых, квартира соседа находится в таком состоянии, что поселить в неё могли лишь что-то подобное. А нам это надо? В-третьих, к Трофимычу мы привыкли, научились нейтрализовать негатив с его стороны. И, в принципе, он никому особо не мешал. Было ещё и в-четвёртых, и в-пятых и т.д. Когда Настя в очередной раз объявила Трофимычу войну, то обозвала его социально неадаптированным и сообщила, что следующий раз защищать его перед немкой не будет.  Расчувствовавшийся алкоголик пролил скупую мужскую слезу и попытался обслюнявить Настину щёку.
- Наська, ты человек! Я для тебя всё-ё!…Наська, я те уважаю! Дай стольник!
Брезгливо увернувшись, соседка высказалась вполне категорично:
- Тебя, Трофимыч, только могила исправит. И не доводи ты меня до греха!
С лёгкой руки Трофимыча Настасью Павловну Фурутову стали чаще окликать Насей или Насенькой. Смешно, но Фурутовой это имя шло больше. Наверное из-за доброты душевной. В помощи она никому не отказывала. Её не надо было особо просить по хозяйству помочь, квитанции оплатить, в домоуправление заявку отнести. Стоило только намекнуть кому-то из стариков. Если учесть, что дом наш старый и живут в нём люди давно, то и контингент тут соответствующий. Считай, половина подъезда у неё под опекой.
Всё это я рассказываю к тому, что первой на звуки известного романса из своей квартиры выскочила Настасья Павловна.
- Трофимыч, ты чего разорался? У меня ребёнок спит.
- Молчу, молчу, - еле ворочая языком, ответствовал сосед.
На ногах он чуть стоял. И только стена, к которой прислонялся, поддерживала неориентированное в пространстве тело.
- Ты чего выполз из своей норы? Набрался и сиди себе тихо. Не мешай людям жить, - продолжала увещевать его Фурутова.
При этом она пыталась затолкать его через открытую дверь снова в квартиру. Но Трофимыч сопротивлялся.
- Я, Наска, не могу туда. Там черти воют всю ночь. Ты думаешь, … ИК,….  я почему выпил? Страшно же…ИК…
- У-у-у, понятно! Причину найти всегда можно. Уже зелёные человечки мерещатся.  Пора и в дурку. А, Трофимыч?
Глаза соседа сошлись у переносицы, ноги подогнулись, и он стал медленно сползать по стене.  Нася вовремя успела подхватить его, кое-как втащить в комнату и уложить на продавленный ветхий диван. Потом убрала со стола остатки вчерашнего пиршества, окурки и пустые бутылки в мусорное ведро, брезгливо оглядела запущенную жилплощадь и вышла,  плотно прикрыв за собой дверь.

- - - - - - - - - - - - -

Сегодня, возвращаясь с работы, ещё за пол квартала я заметила странное шевеление возле дома. К нашему подъезду подтягивалось местное население. Любопытных было человек десять-двенадцать. Одни стояли, задрав головы. А другие – уже вволю насмотревшись, активно обсуждали ситуацию.
Виновником её оказался Андрей Ильич – недавний моряк торгового флота, а теперь законный пенсионер, который, не обременённый теперь уже никакими заботами, искал приключения на свою голову. Он стоял на крыше нашей пятиэтажки, широко раскинув руки – крылья, выпятив вперёд пивное пузо, обтянутое полосатой тельняшкой, и вещал оттуда о своих трудовых заморских подвигах. Ветер трепал остатки реденьких волос на его гордо поднятой голове. Начало мы не застали, но история, как видно, была уж не первая.
- У мотористов что-то там не ладилось, и танкер наш встал на якорь в Средиземном море. Матросам скучно. И решают они на переходной палубе между надстройками натянуть волейбольную сетку и размяться. Мячик верёвкой привязали, чтобы за борт не улетел. Дело пошло. Резвятся, как стадо молодых бизонов. Рядом натовская эскадра курсировала, всё вынюхивали, чем мы тут занимаемся. А спустя некоторое время даже болельщиками стали.  Прилетят на своём вертолёте с авианосца, повиснут метрах в 10 над палубой и смотрят. Ветром от винтов уносит мячик в сторону – игре капец. Естественно наши стерпеть такое не смогли. Обидно-же! Поймали несколько бакланов, нарисовали под крыльями пятиконечные звёзды (размах крыльев у этих птиц аж до полутора метров) и отпустили. Натовские корабли ходили тут кругами. Представляете их лица, когда такой наш «сокол» пролетал над их головами? Ребята к тому времени в моторном отделении всё исправили. А мы ещё полюбовались нашими пташками и отправились восвояси.  Только ручкой болельщикам помахали.
- Ты что, Андрей Ильич, тоже пташкой решил стать от нечего делать? – крикнула ему снизу Наська.
Она среди зрителей занимала первые ряды.
- А ты не смейся, - откликнулся сосед. Тебе бы с такой язвой пожить пару годков! Посмотрел бы я, кто первым удавится? Вот брошусь вниз и всмятку. Пусть тогда локти бережёт!
- Это ещё зачем?
- Кусать придётся.
Наша старая пятиэтажка кроме малогабаритности славилась ещё и низкогабаритностью. Так что, свалившись с крыши, Ильич мог бы с жизнью и не расстаться. Скорее покалечился, обеспечив жене дополнительные заботы о собственном здоровье. Соседи, то один, то другой, упрашивали нашего экстремала покинуть крышу естественным путём. Но делали это вяло и без особого энтузиазма. Видно было, что выступления Андрея Ильича вносило некоторое разнообразие в их невесёлую жизнь.
Нася осуждающе покачала головой и отправилась за тяжёлой артиллерией - женой одуревшего от скуки мужика. А наш моряк продолжал вещать со своего высотного постамента.
- А вот ещё, что было. Как-то у берегов Сомали напали на наше судно пираты. На абордаж хотели взять. Только не получилось у них. Команда у нас подобралась – ух! За борт всех побросали вместе с их автоматами. Одного оставили, как свидетеля. А он хорохорится, мол, ничего ему не страшно. Тут я принёс свой альбом и говорю: «Вот, смотри, моя родина – Мурманск». На фотографии хрущёбы, построенные на голом пустыре. «У нас всегда сыро и холодно, и летом нельзя гулять в шортах. А зимой всё время ночь. Понимаешь? Три месяца не бывает солнца. Половина города сидит без работы. Как ты думаешь, это страшно?» Он тихо так отвечает: «Страшно». Я ему: «Смотри дальше. Вот это моя однокомнатная квартира. Я живу здесь с матерью, женой, тремя детьми и собакой. Потолки низкие, и крыша всё время протекает. Как ты думаешь, это страшно?» Он опять блеет: «Страшно». Я страницу перевернул. «Э нет, дружок, это ещё не страшно. Страшно будет сейчас. Смотри. Вот это – моя жена». Парень на меня посмотрел с ужасом и с тех пор больше рта не открыл. Сидел в своём уголке до самого порта только глаза закатывал временами. Молился, похоже.
Из подъезда вышла Нася, а за ней в переднике Маргарита Михайловна. От неё вкусно пахло борщом и жаренными котлетами. Она неторопливо вытерла руки о перекинутое через плечо полотенце, потом сложила их на необъятной груди и обратилась к супругу:
- Ну шо, с мозгами поссорился? Ни всё ещё рассказал о своей короблятской жизни?
- А ты мне рот не затыкай!  - ответствовал муж. – Устроила, понимаешь, сегодня на кухне аврал. Я же сказал, что случайно плюнул на пол?
- И это после того, как я только что его вымыла, - констатировала Маргарита Михайловна. - Не надо мне делать нервы. Я тоже имею кое-что сказать.Ты,  дорогой, на флот пошёл потому что тебе нравилась чистота и порядок. А когда понял, кто поддерживает эту чистоту и порядок, было уже поздно. Куда ж ты с корабля денешься? Мне таки стыдно тебе напоминать, но из нас двоих в доме ты матрос.
- Ритка, не буди во мне зверя! Я страшен в гневе!
- Да ты и так не особо… И, шо? Посмотрите люди на этого патриота за мой счёт! Может опять приведёшь дружка своего папуаса, которого ещё не открыл Миклухо-Маклай? У него из одежды одни татуировки. Мало того, я тебе скажу, что если этот малахольный снова появится на горизонте, то лимонную морду я ему обеспечу.
- Ну, зараза, я тебя предупреждал. Не трогай моих друзей! Вот плюну на всё и снова в море уйду.
- Ох-ох! Наплевался уже сегодня. Да я спешу скорее, чем ты. Возомнил себя Копперфильдом. Исчезаешь…Появляешься… А я буду сидеть и в ладоши хлопать что ли? Щас! А ну, мелким шагом бежи по-быстрому до дома, и шо-бы без второго слова!
Она сняла с плеча полотенце и начала неторопливо скручивать его.  Муж насторожено наблюдал за ней. Но не долго. Потом, очевидно, почуяв запах наваристого украинского борща, а, возможно, уловив скрытую угрозу в словах и действиях супруги, попятился от края крыши на чердак. Только его и видели.
Зрители поняли, что концерт окончен и стали расходится. Нася – добрая душа, посетовала:
- Жаль мужика. Мучается от безделья. Свихнётся ненароком.

- - - - - - - - - - - - -

В моей квартире пусто и тоскливо. Кругом порядок и чистота. Вещи на своих местах. Кухня блестит после недавней генеральной уборки. Мечта любой женщины. Но я в свой дом не тороплюсь. Никто там меня не ждёт. Никому я там не нужна.  Даже кошку не завожу – аллергия на кошачью шерсть. Переодеваюсь в домашний халат и растоптанные тапочки, а снятую одежду разбрасываю тут и там. Но так ещё хуже. Уюта не прибавляется, а на душе тошно.  Даже ужинать не хочется.  Кусок в горло не лезет.
            Применяю последнее средство от хандры. Прихватив ключи от квартиры, как была в халате и тапочках, шлёпаю к Таисиной двери.               
На звонок долго не отвечают. Но я упорно жму кнопку, так, от нечего делать. И моё упорство вознаграждается. Слышатся шаги, и сонный голос за дверью вопрошает:
- И кому это там неймётся?
- Это я, Женя.
Щёлкает замок и в открывшейся двери показывается всклоченная голова Таси.
         - Проходи.  Прилегла ненадолго и уснула. Сама не заметила как. Я сейчас.
За дверью в ванной послышался плеск воды. И через минуту оттуда вышла уже несколько преображённая хозяйка квартиры.
- Ты с работы?
- Ага. Только концерт соседа прослушала.
И я рассказала, как выступал сегодня на крыше Андрей Ильич.
- Да, забавный мужик. Представляю, как весело им с Риммой Михайловной живётся. А ты чего такая смурная? – обратилась ко мне Тася.
- Да, так. Тоска печаль меня снедает.
- Было бы с чего! Вот у меня на работе полный отстой. И то не грущу. Как говорил мудрец: «Всё пройдёт».
Я знала, что у моей соседки есть основная работа, кроме пения в капелле. И хотя там заработок мизерный, но постоянный. И материально Тася не зависела от объёма концертной деятельности. Окончив курсы секретарей – референтов, она просиживала положенные часы в какой-то конторе по транспортному обслуживанию при местном муниципалитете. Что это за работа, я толком не знала, но, кажется, и сама Тася с трудом понимала, чем она там занимается.
Я пристроилась в кресле у окна, наблюдая за тем, как она рассматривает себя в зеркале и вздыхает.
- Что это зерцало такие ужасы показывает! Я думала, что хуже быть не может. Оказалось, у меня бедная фантазия. Но ничего! Сейчас макияжиком восстановим лицо по черепу, и всё будет тип-топ!
Она принялась за объявленную процедуру, а я поинтересовалась, что случилось у неё на работе.
Полюбовавшись одним накрашенным глазом, Тая изрекла:
- Ты в курсе, что в России есть три вида экзотических животных: ёшкин кот, бляха-муха и ядрёна вошь. Ну вот! А есть ещё йокарный бабай. Но это уже не животное, это наш начальник. Вообще, это была хорошая неделя. Уволиться хотелось только три раза. Но сегодня он меня достал. Ходит, вынюхивает, что-то. Подходит ко мне и говорит, с такой ухмылочкой: «Чем это вы вчера вечером занимались? На работу, Чернова, надо приходить либо вовремя, либо каждый день». Я ему: «Работа работой, но надо что-то и полезное делать». Его герла оборачивается и меня прямо взглядом пронзает. Гадина! А я ей: «Я и так непосильно работаю, инда лошади оборачиваются». Он аж позеленел весь. «Я вас уволю! У вас один ветер в голове»! – кричит. Но ты же знаешь, меня обижать не надо. У меня разгон от милой зайки до жуткой стервы полторы секунды. И если меня мама учила быть милой, нежной, культурной, то это не значит, что я не врежу ногой в глаз, как меня учил папа. Я этому придурку выкладываю: «Ну и пофиг, что ветер в голове, зато мысли всегда свежие. А у вас как не работай – всегда найдётся козёл, который работает меньше, а получает больше». Он: «Я горбачусь здесь с утра до ночи, а вы штаны протираете»! А я: «Ну, горба от работы пока не заметно. Хотя пузо от пива, о-го-го! И потом, девушка я скромная. И не всем под юбку заглядывать позволю. А вы то как рассмотрели?»
Тася вытянула трубочкой накрашенные губы, почмокала ими в зеркало и добавила:
- Думала, его удар хватит. На минуту проснулась совесть, но мы с ней быстро договорились. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы этого козла к себе на ковёр другой козёл не пригласил. Знаешь, Жека, в мире много чего вредного. Я, например. И если уж я решила ничего не делать – меня уже не остановить. Пусть работа перейдёт на того идиота. Так до конца дня промучилась ничего не деламши. С ума сбрендить можно! Теперь, вполне вероятно, уволят меня с понедельника. Как думаешь?
- Это ещё как сказать! Ссылайся на домогательства с его стороны. Он же приставал к тебе с непристойными вопросами по поводу твоего времяпровождения?
- Ну, да, - задумалась Тася.-  Спрашивал.
- Вот. А вообще, если ты действительно умнее своего начальника, то он об этом никогда не должен узнать.
- Хм, это же аксиома! И как я об этом могла забыть?
Тася ещё секунду полюбовалась на своё отражение и воззрилась на меня.
- А ты чего сидишь? Ужинала?
Я отрицательно замотала головой.
- Ну, так быстро собирайся. Одна нога здесь – другая через дорогу!
Я подхватилась и быстро засеменила к себе, по пути теряя тапки и радуясь тому, что, кажется, наконец, обрела подругу. Ну, пусть не подругу, но добрую приятельницу, уж точно.

- - - - - - - - - - - - -

Ресторанчик был не бог весть что, но кормили здесь, кажется, хорошо. Народу было много и свободныйстолик мы нашли с трудом.  Обслуживали два молодых глистообразных официанта. Тихо мурлыкала музыка из динамиков, разноцветными огнями поливали зал небольшие прожекторы. У барной стойки попивали коктейль две девушки. Одна, увидев нас, просигналила рукой в приветствии. Тася махнула ей в ответ. Мол, присоединяйся.   И, пока её знакомая лавировала между столиками, кратко просветила меня относительно этой девушки Ляли.
- Не удивляйся. Она чистокровная цыганка, но не таборная. Все её родственники давно оседлые, в театре «Ромэн» играют и поют. А она против всех пошла, династию Розаевых пресекла. Живёт своей жизнью, юридическую академию закончила, следователем работает, недавно развелась. Вот так!
Поразительно! Цыганка – следователь! Абсурд! Кто, скажите, встречал цыган на такой социальной ступени? В криминальной среде их сколько угодно. Но, чтобы врач, учитель, юрист? Хотя, если не ошибаюсь, в соседнем районе учителем младших классов работает одна.  «Интересно было бы понаблюдать за цыганским процессом обучения» - с некоторой долей сарказма подумала я.
- «Салюдо, амиго»! – приветствовала нас Ляля, присаживаясь на свободный стул.
- «И те салюдо»! – автоматом ответила я.
- «Хаблес ен эспаньюл»?
- «Май биен».
- Сдаюсь, сдаюсь! – со смехом подняла руки вверх цыганка.  – Я кроме пары расхожих фраз в испанском не бельмеса не понимаю. Но на некоторых, - она со значением подняла палец вверх, – это производит впечатление.
- Ну, вы даёте, девы! – усмехнулась Тася. – Лялька-то понятно, под испанку косит. А от тебя, Жека, не ожидала. Кстати, познакомьтесь.
Мы подали друг другу руки. Представляться уже не было необходимости.
Алина, или как её называла моя соседка – Ляля, действительно выглядела экзотично. Блестящий гребень в чёрных волнистых волосах, такие же блестящие длинные серьги, яркий макияж.  И хотя чёрное платье было достаточно скромным, блеск шальных глаз выдавал неудержимый темперамент.  Назвать её красавицей, по эталонным, в нашем понимании, признакам было бы неправильно. Слишком тяжёлый подбородок, широкие брови. Но заинтересованные взгляды на ней останавливал почти каждый мужчина.
- Как жизнь? – спросила приятельницу Тася,
- У-у-у-у! Мухам бы понравилось! Но мы на стороже и с лопатой! 
Я не смогла сдержать смеха. Мне положительно нравилась наша компания.
- Что смеёшься? – Ляля тоже улыбнулась. – Каждый день в таком дерме копаемся, что изредка пообщаться с хорошими людьми - насущная необходимость.
Мы дружно чокнулись бокалами с остатками вина и налегли на крабовые салаты. Ляля себе ничего не заказывала, но коктейль закусывала тем, что понемногу таскала из наших с Тасей тарелок. Между делом она отвечала на Тасины вопросы.
- Я слышала, ты с Константином рассталась?
- Все люди приносят счастье. Одни своим присутствием, другие отсутствием. Последнее относится к моему бывшему.
- Но у вас было всё хорошо, посмотришь, просто идиллия.
- А-ай! Не напоминай! Когда ухаживал, то просто ангел. А поженились, оказался тоже с крыльями, но жук ещё тот! В голове слева – тараканы, справа – мания величия. Знаешь, чем дешевле товар, тем больше рекламы. Так и с Костиком получилось. Поэт доморощенный! Ты, говорит, мне крылья обрубила, летать не могу. Зато гадил отменно.
- Жаль. Вы так хорошо смотрелись рядом. Отличная с виду пара. Ты же его любила.
На миг Ляля погрустнела.
- Теперь я люблю только себя. Потому что точно знаю: уж эта тварь меня не предаст. А он, как общественный транспорт – двери нараспашку. Кот мартовский, кобель. А у меня на таких животных аллергия. В общем, поцапались с ним. А воспитание мужчины проверяется, как всем известно, во время ссоры.  Он: «Ты себе принца искала на белом коне». Я: «Конечно. Но ты не рыцарь в доспехах, а придурок в фольге». Он: «Ты тоже не подарок». Я: «Но и ты не именинник, а сказочник. Идёшь направо – песнь заводишь. Налево – сказку говоришь». Он: «Если бы я был однолюб, то до тебя бы очередь вообще не дошла».  Нет! Вы представляете, кому он это говорит?
Ляля откинула смуглой рукой локоны с плеча и покосилась на дядек за соседним столиком. Те активно поглощали еду с тарелок и одновременно бросали выразительные взгляды на нашу подругу. Мы с Тасей понимающе хмыкнули.
- Так что ясно, терпеть я это была не намерена. Говорю: «Встал и вышел!» Удалился, впрочем, не без моей помощи.
- Как? – удивилась Тася. – С лестницы спустила?
- Ну, не без этого! Хотя я имела ввиду другое – чемодан и сумку с его вещами собирала.
Я задумалась.  Почему так трудно складывается личная жизнь и у Алины, и у меня? Кажется не дурнушки и не тупицы. Только попадаются нам мужчины, с которыми нет счастья. То козлы, то прохиндеи, то, в лучшем случае, диванный вариант.
- Лучше быть совсем одной, чем с кем попало, - высказалась Тася.
И в этом вопросе мы были с ней солидарны.

- - - - - - - - - - - - - -

После солидного бокала вина и депрессия улетучилась, и оптимизма прибавилось. Тем более, что наша компания не была обделена мужским вниманием вплоть до предложений проводить мадам домой. Однако, прозрачные намёки нами категорически пресекались. Не столько из-за целомудрия, сколько из пока ещё трезвого понимания того, что трудовая жизнь продолжается и завтра, и послезавтра. А подобные трали-вали были бы сейчас совсем не к месту.
 В целом, можно сказать, вечер удался. Выгружаясь из такси у самого подъезда, мы с Тасей заметили в нём некоторое странное оживление. И это почти в 12 часов ночи? Аккуратно поддерживая друг друга, дабы не внушить кому-нибудь ложное представление о нашем истинном благопристойном имидже, мы втиснулись в открытую створку двери и увидели на первом этаже весьма колоритное трио. В дверном проёме своей квартиры, растопырив ноги и упираясь руками в косяки, чтобы придать телу более устойчивое положение, стоял Трофимыч. Остатками трезвых сил он безнадёжно старался уловить суть происходящего. Полусонная Наська, в накинутом поверх ночной рубашке халате, в чём-то настойчиво убеждала растерянную Галину Станиславовну. Галина Станиславовна – соседка с 4-го этажа требует отдельного описания.
 Галочка с Херсонщины появилась в семье одинокого профессора Журавлёва сравнительно недавно. Лет пять назад. Сначала в роли домработницы, чтобы помогать учёному холостяку по хозяйству и следить за десятилетним сыном. А потом как-то незаметно для самого Григория Ивановича статус её изменился и вырос до роли жены. Так белокурая Галочка – Мэрилин Монро превратилась в законную вторую половину – Галину Станиславовну, бабу стервозную и меркантильную, безошибочно определившую, на чьей шее легче всего свить гнездо. Сначала она решила, что мальчику следует получить образование в престижном Английском колледже, а потом, когда солидная часть и так не очень большой зарплаты профессора биологии стала оседать за границей, наконец, поняла своими недоразвитыми мозгами, что сглупила. Обижаться надо было только на самою себя. А этого Галина Станиславовна делать не умела. Начались непрерывные скандалы, и супруги постепенно стали жить каждый своей жизнью. Григорий Иванович проводил время на работе, а Галина Станиславовна с подругами и приятелями в кабаках и барах. Но к чести обоих каждый являлся домой вовремя: муж в 6 часов вечера, а жена около 12-ти. Первый в силу своей порядочности, вторая – опасаясь категорического ультиматума и развода. Как не говори, а статус профессорской жены несколько нивелировал образ лимиты из ближнего зарубежья.
И вдруг сегодня, появившись дома вовремя, т.е. в 11-30 Галина Станиславовна не обнаружила мужа в квартире. Не было и некоторых его вещей. Муж испарился, не оставив записки. Не отвечал он и на звонки – телефон был выключен. В растерянности Мэрилин Монро обежала все квартиры в подъезде. Кто-то уже спал и, разбуженный её звонком, недовольно выговаривал за это. Кто-то открывал дверь и без признаков сочувствия выслушивал сетования Журавлёвой на пропажу мужа. Мы с Тасей как раз относились к этому числу. Узнав, что случилось, Тася изрекла:
- Всё, Гала! Иваныч морально от тебя устал, теперь отдыхает аморально.
Галина Станиславовна растеряно моргала густо накрашенными ресницами. Смысл Тасиного высказывания видимо до неё доходил с трудом.
- Я говорю, ушёл мужик налево. Помаши ручкой! – пыталась пояснить Тася.
А мне стало как-то неловко. Припомнилась развёрнутая картина с главными героями Николаем и Ларой в моей квартире. Надо мной тоже, наверное, весь дом смеялся.  И я попробовала, правда весьма неудачно, успокоить страдалицу:
- Ну почему сразу налево? Может он на работе задержался или что-то случилось?
Нася зло зыркнула на меня глазами.
- Ну, что ты мелешь, Женька? Так прямо и случилось!  Тем более видел его Трофимыч сегодня вечером. Правда, кровопийца?
Трофимыч икнул, отчего голова его мотнулась вперёд и потащила за собой неустойчивое тело. Только сверхъестественным усилием удалось вернуть его в первоначальное положение. Глаза соседа сфокусировались на Наське и он, уже не рискуя делать какие-то телодвижения, промычал:
- М-м да! М-м видел!
- Ну вот. Значит дома был. Может в командировку куда уехал? А сообщить забыл. Ты сама, когда уматываешь, куда подальше, часто его предупреждаешь?
Галина согласно мотала головой.
- Всё! Время полночь. Пора спать. Утро вечера мудренее. Завтра, завтра будешь выяснять, где твой благоверный, - протрубила Тася и погнала по лестнице впереди себя безутешную Галину Станиславовну. А я плелась сзади, размышляя о взаимоотношениях мужчин и женщин в современном мире.

- - - - - - - - - - - - -

Исключительно благодаря моему физическому состоянию, в противовес вчерашней эйфории, утро оказалось пакостным. В безгранично пустой голове одиноко бродила только одна мысль: «Пора встать и украсить собой этот мир». Я соорудила себе кофе и, пристроившись у окна, под горький аромат напитка наблюдала за алеющим восходом. Дом ещё спал. И даже дворники не спешили выполнять свои обязанности. Мне тоже торопится некуда. Уроки во второй половине дня, а другими делами можно было бы и пренебречь хоть раз в жизни. Но я знала, что мой дурацкий характер всё равно не даст покоя. Поэтому выпью кофе и под душ! Буду свежа, как огурчик. Во всяком случае, на это надежда была.
Глаз вычленил торопливо пробирающуюся среди припаркованных машин одинокую фигуру человека. Мужчина пересёк двор и скрылся за углом дома. Всё ещё в полусонном состоянии мозг отметил, что этот человек напоминает мне Журавлёва.  Лица его я не видела. Но если он вышел из нашего подъезда наверняка я сказать не могла, то это он и есть. Знакомый костюмчик! Значит, вернулся стареющий ловелас в родное гнездо. Духу не хватило недельку продержаться и преподать своей чувырле урок.
Я ещё некоторое время бродила по квартире, оттягивая момент сборов. Но, сколько не тяни кота за хвост, длиннее он не станет. Последний раз критически оценив в зеркале прихожей свой поблекший облик, я метнулась за дверь и быстренько – быстренько стала спускаться по лестнице вниз, дабы избежать соблазна вернутся. Мокрые, только что вымытые ступеньки (и кого это на такой подвиг с утра пораньше сподобило) тускло серели под ногами.
- Чёрт! – едва успела я выкрикнуть и оказалась сидящей на пятой точке.   Стремительно пересчитывая этим самым местом оставшиеся ступени, я неслась с крейсерской скоростью на четвёртый этаж.  С вытянутыми вперёд ногами и руками, очевидно, представляла собой незабываемое зрелище. Жаль, оценить было некому. Наверное, это был защитный рефлекс, потому что я боялась врезаться в стену.  Опасения мои не оправдались, я врезалась не в стену, а в профессорскую дверь.  Хрен редьки не слаще. Но тут мне жутко повезло – дверь оказалась не запертой. И я, как была в позе куклы – марионетки, так и влетела в коридор квартиры прямо к ногам ошарашенной Галины Станиславовны.
Не знаю, о чём думала профессорша, а я о том, что только минуту назад была на каблуках шикарная женщина, а теперь несчастный человек. Пока я возилась на полу, собирая себя в кучку, хозяйка квартиры молчала. И это уже настораживало. Я считаю, что достаточно капли ума и одну секунду времени, чтобы закрыть рот. Однако, она продолжала смотреть на меня, как заяц ночью на автобус.
Уф! После беглого осмотра себя любимой травм, несовместимых с жизнью, я не разглядела. Пострадал только каблук, но над ним, упокоенным в мусорном контейнере, я пролью скупую женскую слезу позже.
Наконец глаза и нижняя челюсть Галины Станиславовны встали на своё законное место. А вопрос поразил своей актуальностью.
- Привет! Давно не виделись! Как здоровье?
Ну, ничего себе! Она что, издевается? Копчик ныл, я злилась.
- Вам интересно? Начать с анализов? И хватит уже над трупом издеваться!
Я повернулась и похромала к выходу. А Галина Станиславовна только тут окончательно пришла в себя.
- Ой, подождите, Женечка! Как же это вы так неосторожно? Скорую вызвать?
- Обойдусь, спасибо, - буркнула я, оборачиваясь.
И только тут заметила, что наша Мэрилин Монро сильно поблекла.  И это ещё слабо сказано.  Без косметики её лицо пугало своей естественной красотой. Прелесть молодости ушла безвозвратно, и густой грим не скрывал морщин и серую кожу. Остатки туши скопились в уголках глаз, губы без яркой помады были какого-то фиолетового цвета. Не удивлюсь, подумала я, если Григорий Иванович действительно решится на побег из дома.
Но тут совесть поклевала меня в темечко. «А от тебя-то, такой красавицы почти, жених бегал по бабам. Это как?» И что-то похожее на сочувствие посетило меня. Но развиться этому чувству, было не суждено.  Меня ждала работа – это раз. Под воздействием на пятую точку мозги снова функционировали – это два. Нужно было приводить себя в порядок – это три.

- - - - - - - - - - - - -

Весь день, как и предполагалось, пошёл насмарку.  Школяры, совсем очумевшие от приближения летних каникул, контрольную работу написали отвратительно. И я, тайно злорадствуя, чтобы не мне одной было плохо, подумывала выставить эти оценки в журнал. Почти все уроки я провела на ногах. Страшно было даже представить картину моего многострадального тыла. Голова пустым чугунком отзывалась на каждый звук, а в классе девочки и мальчики развлекались громко, как это делается в 14-15 лет. О, господи! Пулемёт бы мне на стол! А потом завуч тыкала острым пальцем в перспективные планы на следующий год и была явно недовольна тем, что построены они не так как хотелось ей. Под занавес оказалось, что боковой шов на брюках разошёлся – результат моего слалома по ступеням. И через него проглядывало нижнее бельё. В общем, полный трындец, как говорят ныне мои подопечные.
Дома, закрывшись пледом с головой, я лежала на диване и жалела себя такую несчастную, одинокую и невезучую до тех пор, пока не задремала. И сны снились тоже горькие и тревожные до тех пор, пока меня не разбудил чей-то голос.
- Ну, ты мать, даёшь! Дверь нараспашку, а сама дрыхнет, хоть всё выноси из дома.
Конечно, это была Таисия. Это её «Бу-бу-бу» и всё в трубу ни с чем не спутаешь. Я разохалась, переворачиваясь с боку на бок. А соседка, разглядев мои травмы, усмехнулась.
- Давненько я не видывала такой картины! Кто же это тебя так обхаживал?
  Пришлось рассказать об утреннем событии, хотя и в сокращённом варианте.
Тася слушала молча и, можно сказать, даже посочувствовала.
- Легко веселье, тяжело в похмелье. Но показаться в поликлинике не мешало бы.
Я с ней была не согласна. Естественно, болело всё. Но были ещё силы не идти к врачу. А значит, я здорова.
- Не надо злоупотреблять своей тупостью, - сказала, как отрезала моя соседка. – Собирайся. Я заказываю такси.
Она помогла мне подняться с дивана.  Вот только теперь я поняла, что завтрашний рабочий день отменяется. Весёлая у меня болезнь – как сидела, так и пошла.
 Неимоверным усилием стараясь не улыбаться, натянув на лицо маску сосредоточенности, Тася довела меня до машины. И через пятнадцать минут мы были уже у двери здания, на фасаде которого большими буквами сияла надпись: «Здоровье – наше богатство». Внутри узких коридоров с редкими жёсткими деревянными, ещё из прошлой эпохи, креслами медленно двигались пожилые люди или совсем дряхлые старики; мамаши, явно обременённые кучей забот; работяги, пришедшие сюда за нужными справками или с производственными травмами и такие как я молодые недотёпы – неудачники, которым жизнь показала почём фунт лиха. Невольно вспомнилась другая поликлиника, мимо которой я проходила каждый день на работу. Элегантный фасад в стекле и пластике, через который легко просматривался белоснежный холл с мягкими, обтянутыми бежевой кожей диванами, зеленью пальм в обширных кадках и порхающими красотками в лазурных халатах. Вместо громадной вывески у двери только блестящая табличка с гравировкой. В надпись я не вчитывалась. Но скорее всего подошла бы такая: «Богатство – ваше здоровье».
Тася усадила меня у какой-то двери, заняла очередь и умчалась куда-то.
Я недолго боролась с желанием соскользнуть с сидения – испытывать мучения пятой точкой было выше моих сил. Настала моя очередь и я поплелась в кабинет.
Здоровенный дядька записал что-то в карточку предыдущей больной, а потом принялся за меня. Расспрашивал и задавал странные вопросы. Давненько я не была в поликлинике. Как-то под забылось общение с докторами. На очередной вопрос: «Какой месяц?» я долго судорожно копалась в памяти и, наконец, выдавила – июнь… Врач странно посмотрел на меня и еле сдерживая смех, переспросил: «Месяц беременности?» Тут уж повело меня. Под ошалевший от такого абсурда взгляд гинеколога, из кабинета меня уже выводила Тася. Я думала, лопну от чуть сдерживаемого смеха, а на глазах, при этом, слёзы от боли. И походка, я вам скажу! С наклоном вперёд и оттопыренным задом.
В общем, повеселились мы здорово, пока нашли моего участкового врача и взяли направление на рентген. К счастью, никаких переломов у меня не обнаружили. Но были сильные ушибы и больничный лист мне оформили на пять дней. Заботливая соседка благополучно доставила меня домой, накормила разогретым ужином, уложила в постель и удалилась. А я, уже благодушно настроенная, опрометчиво решила, что все хлопоты на сегодня закончены и негромко включила телевизор. Под монотонное бормотание диктора вдруг вспомнила, что в своих бедах забыла о Тасиных неприятностях. Что у неё с работой? Решила расспросить хотя бы по телефону. Дотянувшись до трубки, я стала названивать Тасе. Но ответа не было. И я подумала, что после хлопот со мной человек заслужил отдых. И нечего дёргать его. Завтра обо всём расспрошу.

- - - - - - - - - - - -

Но появилась она раньше и с известием, что Григорий Иванович всё-таки пропал. Не совсем, чтобы пропал, но дома не ночевал. Половина жильцов подъезда активно обсуждали эту тему на двух скамейках у входа. Оказалось, что Галина Станиславовна звонила в институт. Ей сказали, что Журавлёв на лекции. И она, несколько успокоенная, ждала его домой, чтобы выяснить всё и объясниться. Но время к ночи, а мужа всё нет.  Сегодня она кроме магазина никуда не выходила и не собирается. Но если и этой ночью он не покажется, то она пойдёт в милицию или в институт. И устроит им там всем весёлую жизнь. Истерические нотки нет-нет, да проскакивали в речи мадам. И становилось ясно, что она не на шутку испугана. За несколько лет привыкшая к вполне обеспеченной и беззаботной жизни, она боялась остаться у разбитого корыта. Кто-то ей сочувствовал, кто-то иронизировал по поводу случившегося.
- Слушайте сюда! Я себе знаю, а вы себе думайте, что хотите, - заявила Маргарита Михайловна. – Ты, Галина, довела человека до потери мозгов и держишь его за идиёта. Так испоганить жизнь! Это же такой талант надо иметь! Таки он поперёк характера окончательно поехал мозгами. С ума сдвинуться от такой жизни!
- Кто бы говорил! – ядовито заметила оскорблённая Мэрилин.
Неожиданно её поддержала Ольга Борисовна – старушка с третьего этажа. Будучи в преклонном возрасте и давно на пенсии она, от нечего делать, активно осваивала компьютер.  Наперегонки с внуком старалась первой завладеть ноутбуком и болтать с приятельницами по скайпу.  Сухоньким костлявым пальчиком она погрозила неизвестно кому.
- Совсем разболталась молодёжь. Ни стыда, ни совести. Вот, где он пропадает, когда жена так страдает?
- А что опять случилось-то? – подал голос Яков Казимирович. С Ольгой Борисовной они враждовали давно. Толи в детстве, толи в юности что-то не поделили. А может любовь была, да не сложилось.  И так иногда бывает, люди врагами становятся. Но часто они остаются одинокими, потому что строят стены вместо мостов. Его навещала младшая сестра. А других родственников у него и не было. Старик был в самом расцвете дряхлости. Страдал склерозом, хорошей болезнью, когда ничего не болит и каждый день - новости. К тому же был глуховат на одно ухо.
- Григорий Иванович ушёл куда-то, найти не могут, - доложила в ухо Якову Казимировичу Нася. Да видно не в то ухо. Дед прокомментировал:
- Вот и я говорю, прячутся. Как в армию идти – то некому. Как бухать 23 февраля – так все защитники.
Ольга Борисовна махнула рукой.
- Глухня, старый хрыч.
Мимо общего собрания пытался проскочить нагулявшийся за день внук Ольги Борисовны – Сашка.
- Стой! Ты куда? – бабка попыталась его тормознуть.
- А что с вами тут разговаривать? Кроме чужих неприятностей в моей жизни есть и другие радости, - ответил Сашка и юркнул в подъездную дверь. Бабка засеменила за ним с тщетной надеждой первой занять место за компьютером.
- Ой! Оно ей надо? В субботу 100 лет, а в заднице горят пионерские костры, - бросила вслед Маргарита Михайловна.
Лишившись сколь-нибудь ощутимой поддержки, Галина сникла.
- Ну, что мне делать? – слезливо спросила она.
- В милицию идти без толку. Там заявление только через три дня принимают. Да, и, жив здоров Григорий Иванович. В институт надо наведаться. Хотя, тоже не фонтан. Там ему спрятаться – пара пустяков, - высказалась Тася.
- Не-а! Выследить его надо, - подал мысль Андрей Ильич.
- Тю, сказився! – удивилась жена. – Голый ноль, а щёки раздувает! Таки, флаг тебе в руки! Только спрашивается вопрос, как ты это имеешь себе представить? Профессор у нас не абы какой, слинял аккуратно. Так осмелеть можно только от большого страха.
- Одна голова хорошо. Но с мозгами лучше. – вдруг раздалось из подъезда.
Это, неожиданно для всех, выбрался из своей норы Трофимыч. Был у него период частичного отрезвления и поэтому он неплохо стоял на своих двоих и даже мысли имел собственные.
- А что, - поддержала его Нася. Вот Таисия поможет. Вдвоём справятся.
Не ожидая от соседки такого подвоха, Тася сначала растерялась, а потом стала убеждать всех, что такой глупостью она заниматься не намерена. Но, кто же её слушал?
Два Насиных сынишки 5-ти и 7-и лет выпачканные в песке, траве и какой-то краске оказались рядом. Они крутились под ногами, как два беспризорных цыганёнка. Маргарита Михайловна всплеснула руками
- Не пацаны, а тихий ужас! Наська, кто эти оглоеды? Твои сволочи?
- Ну, да! Пришли с улицы два куска грязи. Говорят, что мои дети. Пойду отмывать – по голосу вроде похожи.
- Таки да, наше светлое будущее.  А, ну, сходу домой и в ванну! – скомандовала ребятне Маргарита Михайловна. – И не надо делать мне нервы, их есть кому портить.
Нася с детьми ушла. За ней вяло поплелась Галина Станиславовна, глубоко разочарованная в соседской солидарности. А Маргарита Михайловна переключилась на мужа.
- Шо, хорошо грамотный?  Ты ей в глаза смотрел? Там большими буквами написано – курва! Ну, шо, шо ты имеешь сказать?
- Ритка, заткнись. Слово не дашь сказать. Мне Иванычу хочется помочь. Поговорить с ним надо. Само всё не решится. Надо обмозговать.
- Таки пожалел, да? Для того, чтобы жениться надо было придумать что-нибудь подешевле. А он больной на всю голову, хоть и профессор. Мявкнуть не успел, а уж на крючке. Козе было ясно, с такой лялечкой скоро штаны упадут.
Отчитав своего моремана, Маргарита Михайловна увела его подальше от соблазна ещё куда-нибудь влипнуть.  Тася же отправилась ко мне доложить обстановку.  На скамейке остались только двое: Трофимыч и Яков Казимирович, оба, как ни странно, увлечённые содержательной беседой друг с другом.

- - - - - - - - - - - - -

Утро тихое и солнечное под стать моему состоянию.  Чувствовала я себя гораздо лучше. От того и настроение было хорошее. Зарядку никогда не делала, несмотря на многочисленные советы окружающих. Этим у меня только мобильник занимается. Зато не торопясь, сделала кое-какие дела по дому. Сознание того, что в любой момент могу прилечь и не перегружаться придавало сил. Развешивая выстиранное бельё на балконе, я посмотрела вниз. Там у подъезда о чём-то разговаривали мореман и Тася. Странно, почему Тася не на работе? И опять я вспомнила, что так и не расспросила соседку о её проблемах. Вечером, доложив мне о собрании жильцов, она ушла к себе, чтобы дать мне отдохнуть.
- Тася! – крикнула я вниз. – Заглянешь ко мне?
Она задрала голову, улыбнулась и кивнула. И через несколько минут была у меня.
- Привет!
- Привет, инвалид!
- Не инвалид, а инвалидка.
- А…, один перец!
- Ты чего не на работе? Уволили?
- Не дождётесь! Я всегда говорила: «Не воруй! Государство не терпит конкуренции». А наш начальничек, знаешь, сколько потратил на комфорт своего житья-бытья? У-у-у! Сосчитать трудно. Вот и получил заслуженное!
- Злорадничаешь?
- Да, упаси бог! Я даже желаю, чтобы у него не только три дома и три любовницы было, но и три машины: скорая, милиция и пожарная.
- Арестовали? – удивилась я.
- Ну, такого у нас не бывает! Перевели с понижением, но в главк. С глаз долой и, слава богу! Он там пока оперится, освоится, обрастёт связями, про нас вспоминать не будет. Подышим спокойно.
- А кого же на его место поставят?
- Это сложный вопрос. Чтобы из всех дураков выбрать лучшего, надо время. Так что пока полное безвластие. И этим пользуемся.
- Так ты сбежала, что ли?
- Ну, прямо так и сбежала! Ушла навестить подругу после аварии. Понимаешь, работа - это такое место, где с утра хочется жрать. После обеда – спать. И всё время такое чувство, что пора домой! Каждый день такие испытания не по мне. А ты чего скачешь? А ну, быстро в койку! Покажи зад, - потребовала Тася.
- Фиг вам! – проворчала я. Но послушно направилась к дивану, т.к. и сама чувствовала – пора передохнуть.
Проглотив то, что прописывал врач и, намазав больные места кремом от ушибов, я приготовилась выслушать то, о чём Тася беседовала с Андреем Ильичом.
- Да, ничего особенного, - остудила мой интерес соседка. – У него вчерашняя идея в башке так и торчит. Но Маргарита Михайловна зорко бдит и из дома на поводке выпускает. От и до. Послала в магазин на 30 минут. А он за 40 успел ещё и в институт наведаться и убедиться, что профессор наш на месте. Заканчивает работу   сразу после трёх. Вот только выбраться сегодня из дома Ильич больше не сможет. Просил меня присмотреть за нашим беглецом. Как будто у меня есть время всякой ерундой заниматься!
Мы немного помолчали, а потом я высказала своё мнение.
- Не стоило, возможно, инициативу Андрея Ильича на корню рубить? Человек измучился от безделья. Того глядишь опять на крышу полезет. А так, всё бы при деле был.
- При деле! – скептически заметила Тася. - Ты знаешь, что инициативный дурак хуже вредителя? Таких козлов только пусти в огород! Хотя…
Тут она призадумалась.  А потом, сказав мне «щас», удалилась. Отсутствовала не долго.
- Вот запасные ключи от моей квартиры. Оставляю тебе на случай, если Лялька придёт. Мы с ней договаривались. Но у меня сегодня дел невпроворот, могу задержаться. Ещё в 5 часов репетиция. Так что передашь. Пусть ждёт.
Я согласно закивала. Почему бы и нет? Ляля мне нравилась. Возможно, удастся с ней поговорить? Человек она интересный. А то от скуки и помереть в одиночестве не долго.

- - - - - - - - - - - - -

Алина появилась ближе к вечеру. Роскошная, как всегда.  В лёгком бежевом костюме она выглядела манекенщицей на подиуме.  Сегодня волосы были уложены в какую-то неимоверно сложную косу. И кроме длинных блестящих серёжек других украшений на ней не было. Очаровательным видением она возникла в проёме моей двери и, улыбаясь, спросила:
- И где нашу хористку носит?
- Вся в делах. Тебе ключ оставила. Просила подождать.
Улыбка медленно сползла с лица Ляли.
- Вот, зараза! Я готовилась, а её с собаками искать надо. Где черти носят? Мой новый бойфренд пригласил на вечеринку. Хотела Таську с ним познакомить.
 Я робко промямлила:
- У меня подождёшь? Уверена, она скоро появится.
- Лады! Не сидеть же мне одной в её норе?
Ляля медленно обошла обе мои комнаты, знакомясь с обстановкой, цепким взглядом оценивая то одно, то другое.
- Мило, мило! Только я бы этот шкаф вот сюда поставила, а стол в середину. И обои поменять не мешало бы. Как думаешь?
Я согласно кивала. Притом, что прекрасно знала - моей энергии на полноценный ремонт не хватило бы.
- Я Таисии миллион раз говорила: «Приведи свою квартиру в порядок, сделай евроремонт. Сколько можно жить в этой дыре?» Ей лень, понимаешь-ли!
- Ну, может быть со средствами трудновато? – высказала я предположение.
- Не смеши меня! – фыркнула Ляля. – Знаешь, сколько капелла за один концерт зарабатывает? Нам и не снилось.  Не сравнить с моей или твоей учительской зарплатой. Я у неё иногда занимаю. Вот в чём Тася молодец, так это в одалживании. Никогда не скупится и не жадничает. Даже забывает иногда про долг. Приходится напоминать.
- Вы давно дружите? – спросила я
- Давно. С тех пор, как она под следствием была.
- Как под следствием!? – ахнула я
- Да, ничего особенного. Ты знала, что она раньше в школе учителем музыки работала?
- Нет, - удивилась я. Она не говорила.
- Расскажет как-нибудь при случае. Тут особо скрывать нечего. Заявление она написала в милицию, что в школе детей кормят некачественными продуктами. А директриса, в свою очередь, на неё заяву накатала. Что, мол, она собирает с детей деньги за хорошие оценки.  Глупость, конечно, несусветная. Кому эти уроки музыки в школе так понадобились? Но заявление к делу подшито, разбираться обязаны.
- Разобрались?
- А то! Теперь преступники в тюрьме сидят за счёт государства, а дети в школах кушают за деньги. Просто прелесть! А Тася с тех пор школу стороной обходит. И теперь она, наученная горьким опытом, знает, что подлецам просто необходимо, чтобы рядом с ними были порядочные люди. Было бы на кого помои вылить.
Я понимающе вздохнула.
- В нашей школе тоже не всё ладно. Но я не такая смелая, как Тася. В разборки родителей и администрации не вмешиваюсь.
- И правильно делаешь. Люди думают, что в споре рождается истина. Ошибаются.  Как правило -  приобретают ушибы, травмы и уголовные дела. И, как Таисия, сначала будешь искать справедливость, а потом другую работу.
Тут я вспомнила правила гостеприимства и поплелась ставить на плиту чайник.
- О-о-о! – протянула Ляля. – Да ты, мать, увечная?
Пришлось вкратце поведать историю моего слалома. Ляля хохотала минут пять. А потом вдруг заявила:
- Весёлая, ты девка, Жека! И мне нравишься.
Поверить в это было весьма трудно, глядя на мою кислую морду лица и переваливающуюся походку. Но со стороны, вероятно, было виднее.
К тому времени, как в дверь позвонила Тася, мы с Лялей уже   непринуждённо болтали, как давние подруги. Успели перебрать её знакомых и добрались до моих. Я открыла перед ней фотоальбом и пошла открывать дверь. А когда мы с Тасей вернулись в комнату, то окаменевшее лицо Ляли и её остановившийся взгляд меня удивили.
- Ты чего? – спросила я, заглядывая на страничку открытого альбома.
- Это кто?
Ответила за меня Тася:
- А это её бывший почти жених.
- Как это? – не поняла Ляля.
- А так. Один тип. Нашёл наивную дурочку. Он в ней так нуждался, так нуждался! Гад!
Из альбома на нас смотрело лицо красавчика Николая.  С момента нашего расставания я так и не удосужилась убрать его фотографию.  И теперь она напоминала мне о моей идиотской доверчивости. Мне захотелось выбросить фото, и я потянулась за ним. Но меня опередила Ляля. Она вытащила снимок из файлика и, глядя на него, задумчиво произнесла:
- Кто-то сказал, что история повторяется. Точно!  С разбега и на те же грабли. «Привет! Давно не виделись!» Поистине, нет предела глупости. Это тот самый бойфренд, с которым я тебя собиралась познакомить.
Тася щёлкнула пальцами по носу на фотоснимке.
- Надо же!  Жека его знает, как никто другой. Ловец одиноких работящих дам с собственными квартирами. И кто у вас инициатором знакомства был?
- Алкоголь, - поморщилась Ляля.
- Понятно.
Горькое открытие мы единогласно решили запить крепким (не подумайте плохого) кофе с шоколадными ассорти в коробке, которые с собой притащила Таисия.  Решительно сдвинув в тосте чашки, парящие ароматным напитком, Алина произнесла тост:
- Господи! Накажи меня и моих друзей такой большой зарплатой, чтобы мы каждый день мучились, не зная, куда её потратить!
А Тася добавила:
- А наших врагов - жалом, как у пчелы. Чтобы, ужалив хоть раз, они сдохли.
В общем, теперь уже никто никуда не собирался.  Вместо того, чтобы поплакаться в жилетку друг-другу, хохотали до самого вечера. И прощаясь, твёрдо знали, что утро должно быть добрым, день полезным, а вечер, как сегодня, запоминающимся.

- - - - - - - - - - - - -

К Насе снова вернулся муж. Семён был её официальным, но не постоянным супругом. Возвращаясь из очередной длительной командировки, он заваливался на диван с бутылкой пива и проводил там дни напролёт. На возмущенные наскоки Наси отвечал:
- Мужик без дивана, что пионер без барабана!
- Хватит пить! Надо же меру знать? – негодовала жена.
- Меру-то я знаю. Так разве же её выпьешь?
Когда терпение Фурутовой заканчивалось, и она начинала требовать от него устроиться на какую-нибудь работу, в доме вспыхивал скандал.
- Если бы ни ты, мы были бы идеальной парой, - заявлял Семён. – Ведь такого, как я, ты больше не найдёшь.
- Я такого, как ты, больше искать не буду, - парировала жена.
- Хороших людей надо ценить и беречь! Нас так мало осталось!
- Ну, паразит! – возмущалась Нася. - У тебя ни стыда, ни совести. Какой ты отец? Дети тебя почти не знают. И обеспечить ты их практически не можешь.
Действительно, заработанных за длительное отсутствие денег хватало ненадолго. Нася грозила подать документы в суд на развод и алименты. А Семён бежал искать очередной найм механиком на корабль или в места нефтедобычи.  Однажды, Григорий Иванович, увидев, как прытко Семён с неизменным походным чемоданчиком ретировался из дома, заметил ему вслед:
- Эким, вы, батенька, аллюром-то скачете?
На что тот, нисколько не смущаясь, ответил:
- Дык, от алиментов и не так ещё, милейший, загаллопируешь!
Однажды, несколько повзрослев и долго не видя отца в доме, не в меру любопытные дети спросили:
- Мама, а зачем нам нужен папа?
- А, чтобы жизнь мёдом не казалась, - со вздохом объяснила Нася и дала каждому увесистый подзатыльник, чтобы закрепить информацию в детских мозгах. Эффект был весьма действенным. Больше вопросов на эту тему не возникало.
Так вот! Приехавший ночным поездом Семён и будучи ещё на коне (в смысле с деньжатами в кармане), вальяжно восседал на лавочке у подъезда и вёл беседу с мореманом.  Я возвращалась из магазина. Это был первый выход в свет после непрезентабельной травмы нижней части моего тела.
- О, Жека! Привет! – расплылся в улыбке Семён. – Как жизнь молодая? Всё холостуешь? Присядь с нами, стариками, побалакай.
Я подумала, что перед поднятием тяжёлых пакетов на пятый этаж, передохнуть не мешало бы. Поэтому, подсела к соседям, пристроив груз рядом.
- Надолго к нам?
Семён, явно задетый моими словами и почуявший в них некий подтекст, укоризненно скосил на меня глаза.
- Ну чего ты так? Вторая Настасья. Та тоже сразу с вопросами. А я, может, весь душой изболелся по детям, по дому.
- Если бы хотел, так здесь давно работу нашёл.  С такой специальностью тебя кругом с руками оторвут.
Молчавший до поры до времени Андрей Ильич попытался вклиниться в наш разговор, явно сочувствуя, незаслуженно обиженному мной, Семёну. Но появление Таисии переключило его внимание.
- Ну, как? – задал он ей, по моему мнению, довольно странный вопрос.
- Да, никак! – ответила наша соседка, останавливаясь у скамейки, где мы втроём восседали.
Её ответ показался мне ещё более странным. Но я стала догадываться, о чём идёт речь, когда Тася продолжила:
- На лекциях был, сама видела. Перехватить не успела. А после лекций исчез. Ждала, ждала у выхода, но он так и не вышел. Может быть проглядела. Потому что в пропускнике сказали, что в институте уже никого нет.
Вот тебе и раз! Тася вопреки своим же словам ввязалась в слежку за нашим неуловимым профессором. Но затевать разговор на эту тему здесь не хотелось. Расспрошу - ка я её потом.
Семён, явно обиженный недостатком внимания к его персоне, недовольно заметил:
- А некоторых тут с детства здороваться не научили. Забыли Семёна Фурутова?
Тася смерила взглядом развалившегося на скамейке мужика.
- Забыть вас? Что вы! Мне б сперва вас запомнить!
Семён, явно не рассчитывающий на такую встречу с соседями, несколько погрустнел и стал бурчать себе под нос, что-то вроде того, что вот и Григорий Иванович вчера тоже был недоволен чем-то.
Быстрее нас на его слова среагировал Андрей Ильич.
- Ты вчера видел профессора? Когда?
- Ночью, когда с поезда домой шёл. Я в подъезд, а он к себе поднимается на этаж. Здороваюсь с ним, а он так ехидно говорит: «И вам не хворать, уважаемый! Изволили нас своим вниманием почтить?» Вот, язва!
Мы трое переглянулись. Если учесть, что этим утром Галина Станиславовна снова во всеуслышание жаловалась, что неуловимый муж её бросил без средств к существованию, и что она так это не оставит, эпизод с появлением Григория Ивановича выглядел странным и даже несколько таинственным.
Не успели наши мозги переварить информацию, как ход наших не совсем стройных мыслей прервал надсадный рёв приближающегося мотоцикла. Он был явно без глушителя. И кроме ужасного треска и рёва тащил за собой струю вонючего дыма. Прекратилась эта какофония прямо у нашего подъезда.  Два недоросля переростка сползли с сидений железного монстра, сняли шлемы и направились к нам.
 Тот, что шёл первым особо выделялся острой интеллектуальной недостаточностью. Оброгатив пальцы и растопырив тоненькие руки на манер воображаемого качка, он направился прямо к входной двери. Второй, с наголо обритой неказистой головёнкой и старательно выпяченной нижней челюстью, прикрывал тыл первого. Оба только что вышли из возраста свинки и ветрянки и теперь подцепляли моду.
У Салтыкова-Щедрина я однажды читала, что «всякому безобразию должно быть своё приличие». Так вот, своему безобразию парни границ не знали. И вообразив себя крутыми братками, выглядели невообразимо смешно.
- Ну, чо, тётка встала? – удивлённо спросил первый недоросль, когда дорогу ему перегородила Тася.
- А чо тебе здесь надо? -  в тон ему ответила наша соседка.
При этом она демонстративно водрузила далеко не хилые руки на бёдра и такой буквой «Ф» представляла собой гораздо более внушительный вид, чем взятые вместе непрошеные гости.
Парни явно не ожидали отпора. У одного челюсть съехала вниз, а у другого руки и пальцы приобрели человеческий вид, т.е., руки повисли плетьми вдоль тела, а пальцы разогнулись.
- А мы к Толяну, - не сразу смог ответить первый. Второй, видимо, даром речи не обладал вовсе.
- Зачем?
- Дык, ищем его. С утра стрелку забили. А он не пришёл.
- А телефоном пользоваться не научились ещё?
- Дык, не отвечает.
- Родителям его звонили?
- Дык, на даче они. Сказали, что он дома должен быть.
- Так вы хотите убедиться, что с ним всё в порядке и ничего не произошло?
Парни явно не предполагали ничего плохого. Но слова Таси их как-то напрягли. Глаза обоих по-детски округлились. Подумать ни о чём они не успели, потому что те мысли, которые ещё в мозгах были, в ужасе разбежались. Теперь лица щупленьких «мачо» приобрели растерянное и где-то даже испуганное выражение.
Всю эту сцену мы наблюдали с явным удовольствием, не пытаясь даже сдержать улыбку. А Тася наконец снизошла участием к пришельцам и милостиво согласилась их пропустить и даже проводить до квартиры Толяна. Я поплелась следом.
Козыревы жили в трёхкомнатной квартире на том же этаже, что и мы с Тасей. Их большая семья со временем поредела. Взрослые дети образовали свои семьи и жили отдельно. Остался только младшенький. Родители с весны проводили время на даче, а Анатолий оставался дома и грыз, как мог, науку в профессиональном училище.
Тася предложила парням взять мои пакеты, и они, недовольно косясь на неё, всё-таки донесли их до моей квартиры.
Дверь Козыревых впечатляла железной мощью и несокрушимостью. Три замка надёжно стерегли имущество хозяев. Хотя я знала, что ничего особенно ценного у соседей никогда не было. Это старший их сын, когда пришло время заменять ветхую почти фанерную дверь, не поскупился и заказалсамую дорогущую. Очевидно, давая понять таким образом, что для родителей ему ничего не жалко.
С явным облегчением, освободившись от моих пакетов, недоросли подёргали блестящую ручку двери и нажали на кнопку звонка. Трезвон его был нам слышен, но дверь не открывали. Мы с Тасей с интересом наблюдали, как раз за разом лысый нажимал на кнопку, а распальцованый дёргал ручку и колотил слабеньким кулачком в дверь. Всё было напрасно.
- Ну, что? Дружок-то ваш смылся, - констатировала я, пытаясь прекратить бессмысленную возню у двери соседей.
Вы когда-нибудь пробовали говорить с подростком на тему, на которую тот не желает разговаривать? Пользы столько же, сколько крика под водой. Парни молчали, упорно колотя в дверь сначала руками, потом ногами.
- А ну, тише! – вдруг остановила всех Тася. И стала прислушиваться, приложив ухо к двери.  Слух у неё отменный. Теперь и мы услышали что-то похожее на тихое мяуканье или подвывание. Лица у Толикиных визитёров вытянулись и как-то разом побледнели. Да и мы с Тасей встревожились. Мало ли что могло случиться! К счастью выламывать дверь и вскрывать замок не было необходимости.  Козыревы хранили запасной ключ у Насти, не без оснований ожидая какого-нибудь подвоха от своего чада.
Открывали дверь уже целой толпой. К этому времени подтянулись любопытные: сама Настя, Семён с мореманом и Ольга Борисовна. Переступили порог и стали звать Анатолия. Как-то боязно было идти в квартиру дальше. Вой и причитания стали яснее и громче. И таки пришлось идти в спальню, откуда раздавались звуки.
Открывшаяся перед нами картина впечатляла. В глубине спальни в самом дальнем углу сидел с кисточкой в руках Толян, перед ним стояла банка с краской. Бедный малый «закрасил» себя сам. И теперь, размазывая по лицу слёзы вперемешку с соплями, ныл, не имея возможности выбраться из угла.
А случилось то, что случается, когда здравый смысл покидает голову, и остаются в ней только тараканы. Поручив Толику покрасить пол в спальне, пока они будут на даче, родители никак не предполагали, что красить пол он начнёт от двери. Утром он взялся за дело. Опомнилось чадо только когда упёрлось спиной в угол. Тут–то и пришло прозрение. А краска сохнет 24 часа.
- Ну и что? – кусая губы, чтобы не рассмеяться, заметила Тася. – Двенадцать часов уже прошло. Круто! Посидел бы ещё двенадцать.
- Жрать сильно охота. И в туалет… - жалобным фальцетом выл Толян.
Тут я уже не выдержала и выскочила в коридор. За мной Тася, Настя и Ольга Борисовна. Выручать неудачливого маляра остались его друзья и Семён с Андреем Ильичём. Причём последние были весьма далеки от деликатности и, не в пример нам, ржали при бедном пострадавшем не стесняясь.

- - - - - - - - - - - - -

Получилось так, что поговорить мне с Тасей сразу не удалось. После освобождения Толика из «заключения» она спешила на репетицию. Поэтому, пообещав обсудить всё позже, умчалась, как метеор. Только её и видели.  А я, разложив по полкам купленные продукты, принялась готовить ужин. Когда в кухне вкусно запахло жареной картошкой, аппетит мой разгорелся не на шутку. Но я стойко сдерживала его, надеясь поужинать в компании с Тасей. Кроме того, завтра предстояло снова появиться в школе. И подготовка к работе требовала времени. Отвлекли меня звонком в дверь, когда Софья Аркадьевна – соседка профессора по этажу пришла не с просьбой, а скорее с предложением – передать книги в школьную библиотеку или раздать учащимся. Внук её в армии и детских книг, естественно, давно не читает. И лежат они лишним грузом, захламляя квартиру. Мне нравилась Софья Аркадьевна. Это была тихая старушка. Жили они вдвоём с сыном – зубным врачом, таким же спокойным и уравновешенным, тоже уже не молодым человеком. Неизвестно, по какой причине он расстался с женой. Но с тех пор минуло уже много лет.  Ребёнка он никогда не забывал. Исправно платил алименты и другую помощь оказывал до сих пор.  Мать и сын на эту тему не распространялись. И даже Маргарита Михайловна, близко контактирующая с этой семьёй, о личной жизни Александра Яковлевича знала немного. Он работал врачом в местной зубной поликлинике. И слыл мастером своего дела. Жильцы нашего дома и даже соседних домов, предпочитали лечиться только у него. Он сильно картавил и был весьма низенького роста. Но все звали его уважительно «наш мэтр». Маргарита Михайловна по этому поводу язвила: «Мэтр? Я очень извиняюсь, но это не мэтр и даже не сантимэтр, а миллимэтр. Ну, хорошо, хорошо! Пусть будет с кепкой!» На её выпады добряк Штейн давно уже не обижался. Но никто другой по этому поводу шутить не пытался. Я бы тоже не осмелилась. Особенно после того, как стала свидетелем одной поучительной сцены.
Первый раз, когда мне пришлось посетить зубоврачебную клинику, я по совету всё той же Маргариты Михайловны искала именно нашего соседа, шла по коридору и читала таблички на дверях кабинетов. Первая - А. Я. Штейн. Вторая – И. Я. Штейн. Интересно! Но совсем очаровала меня третья – А. Я. Филькинштейн. Весёлые ребята здесь работают!
Больше всего посетителей было у нашего А.Я. Заняв очередь, я взялась за чтение журнала, чтобы скоротать время. Но рядом сел какой-то амбал с нахальной физиономией и постоянными попытками хамски влезть без очереди. К тому же производимый им шум явно мешал врачам и порядком надоел всем посетителям. Я даже вздохнула с облегчением, когда очутилась в «пыточном» кресле. Александр Яковлевич весело подмигнул мне, сделал обезболивающий укол и попросил пока пересесть на стул. Должно было пройти время до полной заморозки. А моё место занял тот самый амбал, без разрешения ввалившийся в кабинет и усевшийся на освободившееся кресло. Александр Яковлевич незаметно кивнул медсестре, и та споро начала привязывать какими-то жгутами руки амбала к подлокотникам. Тот растеряно наблюдал за её действиями. Но потом не выдержал и спросил:
- Это ещё что за фокусы?
Доктор подкрутил своё кресло так, что теперь не только возвышался над полулежащим пациентом, но и нависал над ним. Потом натянул на лицо маску и низким утробным голосом заговорил:
- Музык! Вот ты себе пг'едставь!  Делаю тебе укол. Если я сейчас сють-сють пг’омахнусь, то будет так больно, что ты как г’акета полетис. Баской впег’ёт. И вот ты пг’олетаес пег’вою пег’егог’отку (загибает пальцы), потом втог’ую, потом влетаес в окно, потом сносис железную г’ешотку и так же баской вниз об асфальт. А у нас тг’етий этаж на минуточку. Спг’ашивается, оно мне надо?
Амбал лихорадочно высвобождает руки и медленно стекает с кресла. Заинтересованными взглядами и минутой молчания все присутствующие провожают его до двери.  Конец кино.
После этого я прониклась к А. Я. Штейну чувством глубокого уважения, а потом и сочувствия, когда узнала, что это не он бросил семью, а жена не пожелала жить с ним.
За чашкой чая, от которого Софья Аркадьевна не отказалась, мы обговорили процесс транспортировки книг из её квартиры в школу. Потом поболтали о пустяках. В том числе я обмолвилась о мужском непостоянстве, имея в виду профессора, но внутри ещё чувствуя саднящую боль от нанесённых ран мне лично.
- Не всё так явно, милая моя! – заметила старушка.
 Я приготовилась с ней поспорить. Но заявилась, наконец, Тася. И Софья Аркадьевна раскланялась. А мы, не откладывая ужин в долгий ящик, пристроились к столу. К тому же этого требовали и наши изголодавшиеся чрева.
- Ух ты! Давно я такой вкуснятины не ела! – приговаривала моя соседка, уплетая за обе щеки хрустящие ломтики картошки. – Я, знаешь ли, не любительница готовить. Обхожусь бутербродами, магазинными пельменями и радую себя изредка посещениями ресторана или кафе. И как у тебя терпения хватает у плиты стоять? Неужели так уж хочется?
Я вздохнула и ничего не ответила. А про себя подумала, что если бы было для кого, то стояла бы и с большой охотой.
К вечернему чаю Тася принесла торт. Так наедаться к ночи категорически нельзя. Но, громко озвучив, какие мы слабые и безвольные люди, с наслаждением приступили к уничтожению оного.
- Ты знаешь, - посвящала меня Тася в свою сыскную деятельность последних дней, - не хотела ввязываться в это дело. Но потом подумала: «какого чёрта»! Мужики нас обманывают, гуляют направо и налево и ещё посмеиваются. Вывести их на чистую воду – вот наша задача! Да, посмотри, ещё какая интрига! Неуловимый наш Григорий Иванович так искусно скрывается, что ни я, ни Ильич его засечь не можем. А ведь он у нас под самым носом где-то тут залёг. Слышала, что Сёмка говорил? Ему-то врать нечего.
- Ты думаешь, в чьей-то квартире скрывается?
- Предположительно, всё может быть.
Я вспомнила, как однажды видела ранним утром человека похожего на нашего профессора и принялась рассказывать об этом.
Тася воодушевилась ещё больше.
- Вот! Значит сегодня выходим на тропу войны!
- Как это? – опешила я.
- Да, не боись! По очереди будем сторожить вход в подъезд: я, ты и Ильич. Допиваем чай и собираемся на совещание.
Я хотела было сказать, что мне утром на работу. А значит выспаться надо, а не вахте стоять. Но подвести соседей, когда так хорошо налаживается дружба между нами, просто не могла.
На звонок дверь в квартиру нам открыла хозяйка.
- О! И шо за две лялечки до нас пожаловали?
- Не помешали? – спросила Тася.
Маргарита Михайловна пропустила нас в квартиру.
- Да, не делайте мне смешно! Среди здесь вам всегда рады!
- А мы к Андрею Ильичу, по делу, - вставила и я своё слово. – А где он?
- На троне восседает мой король. Я весь день, как та лошадь на свадьбе – морда в цветах, а зад в мыле. А это несчастье утром не успело проснутся, как уже вечер. И как такому случаю не порадоваться? Вместе с Трофимычем и этим пацеком Сёмкой нажрались чего-то.  О! Теперь весь вечер торчит в этом купе.
Она постучала в дверь туалета.
- Выходи уже и не нарывайся на комплименты. Ты и так ограниченный контингент.
Из-за двери послышалось сдержанное ворчание. А Маргарита Михайловна провела нас в комнату.
- Опять за Иваныча говорить будете? И не делайте мне квадратные глаза! Мой малахолный с ума сдвинулся мозгами от безделья и теперь ищет воши, там, где их нет. Таки и вас с ходу раскрутил на раз. Слушайте сюда. Я извиняюсь, но цея шкода может вылезти боком.
Мы в один голос стали убеждать Маргариту Михайловну, что выяснить странное исчезновение Григория Ивановича просто необходимо. А она, обречённо махнув рукой на двух ненормальных дур, крикнула:
- Андрей! И где ты идёшь?
В проёме двери комнаты показался страдалец местного гальюна, несколько бледноватый, но готовый к решительным действиям. Кинув на жену недовольный взгляд, он поманил нас за собой.
- Есть план, - сообщил он, пока мы спускались по лестнице.
- Какой? – не утерпела Тася.
- Ночью профессора ждать надо.
- Ильич, ты, что с головой поссорился? Мне завтра с утра на работу надо. А я не выспавшаяся стану школьникам целый день мозги править? – взмолилась я.
- Фи! Какой лексикон! – фыркнула Тася. – А я как предлагала? Будем караулить нашего беглеца. Но только по очереди.  Каждый успеет выспаться.
На это у меня аргументов было маловато. И я мудро промолчала. А потом, усевшись на скамейку, мы распределили время, которое меня вполне устроило.  Мореман дежурит в самом подъезде на приставном стульчике до 12-00. Потом наступает моя очередь с 12-00 до 2-х ночи. Мой балкон выходит во двор. Это очень удачно потому, что с него легко наблюдать за подъездом. Остаток ночи бодрствовать придётся Тасе. Сейчас она идёт отсыпаться, а потом сменит меня на моём же балконе. Договорились и о том, что телефоны каждый будет держать при себе. И по первому же звонку спускается вниз.
Сгустился вечерний сумрак. У подъезда зажегся фонарь. А у входа ни с того, ни с сего нарисовалась фигура Трофимыча. Ни раньше, ни позже! Возьмёт ещё, да сорвёт всю операцию! На лицах и других заговорщиков тоже проступало явное недовольство.
Трофимыч был трезв до неузнаваемости. И это пугало ещё больше. Если от пьяного мы знали, что ждать, то трезвым он никогда не был. А значит оставался для нас терра инкогнито.  Он подсел к нам и с довольным видом спросил:
- Какую проблему решаем?
- С чего это ты думаешь, что у нас проблемы? Это у профессора проблемы, буркнул мореман.
- Не-а! Его нет, а вы тут! – довольно нелогично заявил Трофимыч.
- Ну и что?
- А раз вы тут втроём сидите, значит, что-то надумали.
Мы с Тасей жестами и мимикой пытались дать понять Ильичу, что о нашем деле стоит молчать. Но тот уже успел ляпнуть:
- Да не получается его отследить. А говорят, видели ночью здесь.  Такая вот, понимаешь, проблема.
- Русский человек может решить любую проблему, если, конечно, не будет задаваться вопросом «А зачем?» - глубокомысленно изрёк Трофимыч.
Признаться, мы удивились. Как после многих лет почти непробудного пьянства мозги нашего соседа ещё работали.
- Вот и не задавай, - начал сердиться Андрей Ильич.
Ему уже надоел этот разговор. Да и пора было приступать к осуществлению нашей операции. Тут-то Трофимыч и подал идею.
- А вы растяжку поставьте на входе. Он её заденет – и бабах! Услышите, что вошёл.
- Ты, что, Трофимыч! Совсем допился? Какая растяжка? Тебе, что здесь, война? – сердито вскинулась Тася.
А я подумала, что видно не такой уж и трезвый оказался сегодня наш сосед, раз такую чепуху несёт.
- Причём здесь война? – искренне удивился Трофимыч. – И где ты гранату-то возьмёшь?
Он повернулся к Тасе, и что-то осмысленное промелькнуло в его глазах.
- Тьфу-ты, зараза! Я же не про то говорил!
И он стал нам объяснять, как протянуть простые нити, на конце которых поместить консервные банки. Нити порвёшь – банки падают вниз. Шуму будет!
- А ты, голова! – констатировал мореман. И потащился к Трофимычу за пустыми банками, которых у того было видимо-невидимо.
Простое, но эффективное, на наш взгляд, устройство было сооружено довольно быстро. И все мы разошлись по своим ранее определённым местам.

- - - - - - - - - - - -

Первая вахта закончилась безрезультатно. Андрей Ильич, подав мне сигнал снизу, ушёл к себе. А я, удобно устроившись на балконе, сначала осмотрелась по сторонам, а потом переключила внимание на звёзды. Они были такие далёкие и холодные и никакого отношения к нашей суетной жизни не имели.  Наверное, есть другие миры на чужих планетах, где по-своему существуют неизвестные нам формы бытия. Интересно, появится ли у нас, ныне живущих, возможность узнать это?
Воображение и фантазия уносили меня куда-то. Незаметно наваливался сон, мягкой пушистой лапой прикрывая веки.  Было приятно проваливаться в тишину, покой, забытьё и не сопротивляться этому.
Грохот и треск грубо вытолкнули меня из этого состояния. Я не сразу поняла, что случилось. Но до балкона от двери подъезда ясно доносился громкий шум и проклятья на чью-то голову
И только тут до меня дошло, что сработала наша ловушка. Пока я бежала от своей двери вниз по лестнице, ещё оставались сомнения. Та ли «дичь» попалась? Но оказалось, что это и был Григорий Иванович собственной персоной. Мореман оказался со мной рядом через минуту. Он ещё не спал, когда услышал канонаду из пустых Трофимовых банок. Теперь мы смотрели со второго этажа на профессора, который старательно выпутывался из сети ниток и тихо, но совсем не по-интеллигентски костерил того, кто устроил ему засаду. Когда он справился с этой задачей и поднял голову, то увидел две ухмыляющиеся физиономии: мою и Андрея Ильича.  Лицо его странным образом вытянулось и несколько раз изменилось в цвете. Я, признаться, никогда раньше не видела таких радужных переливов от красно-бурого до сине-зелёного. И даже испугалась, не хватил бы нашего беглеца удар. Но, кажется, обошлось. Григорий Иванович, обречённо вздохнув, стал подниматься к нам.
- Доброй ночи, наш безвременно пропавший друг! – приветствовал его на лестничной площадке Андрей Ильич. – Где пропадать изволили?
Профессор нахмурился и выдал:
- Отстань! Не твоё дело!
Вот это было совсем не в его стиле. Куда делся мягкий и вежливый тон воспитанного человека?  Мы так и обомлели.
- Ты чего, Иваныч? Здоров ли?
Журавлёв хотел было что-то ответить, но тут дверь одной из квартир открылась и мы увидели Элеонору Оттовну Грумберг. Теперь даже мореман потерял дар речи. Такой, чопорную немку, мы не видели никогда. Шёлковый пеньюар чуть скрывал что-то кружевное и воздушное под ним. Светлые волосы лежали на плечах крупными локонами, а не были собраны в тугой пучок на затылке. На ногах домашние мягкие сабо с опушкой.  Лёгкий макияж так преобразил её лицо, что этой стареющей даме больше сорока никто бы не рискнул дать.
Лёгкий румянец смущения появился на её лице, когда она увидела нашу троицу у своей двери. Но, как оказалось, самообладание она не потеряла.
- Пожалуйста, входите. Не нужно стоять здесь, - произнесла она и ушла вглубь квартиры.
Профессор вошёл первым, а мы немного помялись и тоже переступили порог. Пока возились в прихожей с выбором тапок, я успела позвонить Тасе и сообщить, что мы в Грумберовской квартире. Понятно, гости мы незваные, но оставить подругу без участия в развязке этой истории я не имела права. Тася примчалась через минуту. Так что в комнате у круглого стола нас уже было четверо. Все неловко переминались с ноги на ногу и молчали.
Нарушила молчание сама хозяйка. Она вошла уже переодетая в обычное платье. Только волосы по-прежнему распущены. В руках поднос с кофейником, чашками и корзиночкой со сладостями.
- Прошу, садитесь. Гриша, мне рассказать или ты сам? – обратилась она к профессору.
Тот, кажется, находился в не меньшем ступоре, чем мы. Но после этих слов, как-то приободрился и, с обожанием глядя на Элеонору Оттовну, кивнул. Это означало, что он был уже в состоянии владеть языком.
- Я сам всё расскажу, Эллочка.
Кофе был разлит в чашки. Но к нему никто не притронулся. Тася безмолвно таращилась на Элеонору Оттовну. Остальные в ожидании смотрели на Григория Ивановича. Во мне зрела неприязнь к этому со всех сторон, казалось, положительному мужчине. Если раньше мне импонировала его интеллигентность и вежливость, то теперь глухое раздражение овладевало мной всё больше. Конечно, я уважаю мужчин, но только мужчин, а не лиц мужского пола, к которым я однозначно причислила своего бывшего и теперь готова была к ним отнести нашего стареющего ловеласа.  Тем временем профессор приступил, наконец, к объяснению.
- Мы с Галиной Станиславовной давно уже чужие люди. Собственно, никогда особо близкими и не были. Женился по причине некоторых обстоятельств. И наивно решил, что для сына она матерью станет. Не вышло. Жили по инерции с глупыми ссорами и скандалами. В основном из-за денег. А недавно возвращаюсь домой, а ноги не идут. Хоть назад поворачивай. Остановился на площадке между этажами и чувствую, что шагу больше не сделаю.  Элеонора Оттовна тоже шла с работы. Видит, что я не в себе и пригласила на чашку чая.  Я ей обрисовал свою ситуацию и сказал, что не хочу сегодня домой идти и снова видеть Галину. Она предложила мне в комнате на диване переночевать.
Он помолчал немного. А потом смущено добавил:
- Это потом уже мы ближе познакомились.
Григорий Иванович виновато взглянул на нас и, не заметив особого сочувствия на наших лицах, торопливо закончил:
- Эллочка мне говорила, что так нельзя, надо всё рассказать жене и поставить точку в наших отношениях. И я собирался на днях всё прояснить. Но это будет грандиозный скандал. И боюсь, только нашим домом всё не обойдётся.  Дойдёт дело и до института.
- Зная нашу Мэрилин Монро не трудно представить, какая разразится буря, - задумчиво прокомментировала Тася.
Я с удивлением посмотрела на неё. Не ожидала, что её симпатии окажутся на стороне изменника. Какая бы сварливая жена не была, заводить шашни на стороне не стоит. Сначала разведись, а потом гуляй, сколько влезет.
А Эллочка-то, Эллочка! Глазки долу, сидит, молчит, как в рот воды набрала. Соблазнила чужого мужа и расцвела вся от такого счастья. Тихоня, моралистка местного подъезда. Это только для мужчин женщина загадка. Зато одна женщина другую видит насквозь. Во мне всё кипело от злости.
- Да, ситуация! – задумчиво проговорил Ильич. – Это вам не шубу в трусы заправлять! Пожалуй, посложнее будет. Тупик, одним словом.
Тут уж мои эмоции выплеснулись наружу. Сотоварищи явно перекинулись в стан врага. А я твёрдо стояла на позициях, что измена, как её не приукрась, остаётся изменой.
- Вы думаете, что тупик - это когда нет выхода? Нет, уважаемые! Тупик - это когда нет желания искать выход.
- Что ты предлагаешь? – спросила Тася. А остальные заинтересовано посмотрели на меня.
- Вам, как ответить? Вежливо или честно?
- Ну, по возможности, - как-то неопределённо хмыкнул мореман.
Парочка прелюбодеев сидела тихо, явно ожидая от меня какой-нибудь каверзы.
Я пристально посмотрела на Григория Ивановича.
- Вы ищите новую женщину, не расставшись с предыдущей. Молодец! Правильно! Кто же босиком приходит в магазин за новыми сапогами? Только вот о чувствах жены, которая ждёт вас, ищет и ночами не спит, вы как-то подзабыли.  На свалку выбросили за ненадобностью и даже не удосужились поинтересоваться, как и на что она живёт.
- Жека, да ты что? Нормально она живёт. Плохо было бы, давно весь дом оповестила.
Не принимая во внимание реплику Таси, я с жаром продолжила:
- Не обязательно рассказывать всем, что твориться в душе и какой камень на сердце. Не все могут понять это. А неизвестность, порой хуже самого неприятного известия. Вам, Григорий Иванович, по моему мнению, следует сейчас же пойти домой и рассказать всё Галине Станиславовне.
- Как сейчас? – испугался профессор.
Мои друзья – заговорщики удивлённо и осуждающе посмотрели на меня. Такой радикальной выходки они от меня не ожидали. Тем удивительнее была реакция Элеоноры Оттовны. Она решительно встала, подошла к любовнику и взяла его за руку.
- Гриша, пойдём. В конце концов, когда-то этот шаг надо сделать. И будь что будет.
Вот теперь это снова была наша соседка – немка. Строгая чопорная дама, застёгнутая, как говориться, на все пуговицы. А я вдруг засомневалась, насколько правильно сделала, высказав так категорично своё отношение к поступкам этих людей.  Но, к сожалению, умные мысли приходят лишь тогда, когда глупости уже сделаны.
Плелась я в самом хвосте процессии, в арьергарде, так сказать. И испытывала острую потребность трусливо сбежать от надвигающейся бури, к эпицентру которой мы сейчас приближались.
Григорий Иванович, покрутив ключом в замке, осторожно открыл дверь. Из глубины квартиры раздавались неясные звуки. Передовой отряд, состоящий из профессора, Элеоноры Оттовны и моремана, плечом к плечу двинулся на амбразуру. Мы с Тасей предусмотрительно задержались. Кто их знает, чем эта война закончится? Из комнаты, где на журнальном столике у дивана сохранились ещё остатки еды и алкоголя, кстати, далеко не дешевого, дверь вела в спальню. Вот тут-то обо мне и можно было сказать с уверенностью, что не все рождаются идиотами, многие целенаправленно и с большим энтузиазмом к этому идут всю жизнь. Какой же надо быть дурой, чтобы поверить в кристальную чистоту Галины Станиславовны. Потому что на широкой супружеской постели место законного мужа занимал молодой мужчина, старательно натягивающий простынь на свой обнажённый торс. Не мало не смущаясь, он свесил ноги с ложа и, обернувшись к растерявшееся хозяйке, спросил:
- Этот что ли твой?
Глазки Мэрилин забегали, а вот мысли, похоже, где-то застряли и долго не появлялись.
Инициативу перехватила Элеонора Оттовна.
- Молодые люди, - уверено произнесла она. – Надо поговорить и всё окончательно прояснить.
И со значением, посмотрев на нас, добавила:
- Наедине.
То, что Галину она причислила к молодым, было явным преувеличением. Однако, смысл её слов до нас дошёл быстро. И мы, как неуклюжие пингвины, ретировались на лестницу.
Вот так, можно сказать бесславно, закончилась эта эпопея по возвращению блудного мужа. Если не учитывать того, что кое-какую благодарность мы получили в виде «большого спасибо» от Григория Ивановича и Элеоноры Оттовны.  Они считали, что только благодаря моей настойчивости эта непростая ситуация так неожиданно и довольно безболезненно разрешилась.
Прошло несколько дней, а я всё никак не могла понять, какого чёрта я совалась в дело посторонних людей со своими советами.  Моё самобичевание сильно расстраивало Тасю. Сначала она убеждала меня, что я всё делала правильно. Но когда поняла, что такой подход к проблеме не верен, то изменила тактику. Распивая со мной чаи, она время от времени вставляла фразу:
- Конечно, ты дура! А дуракам ни один закон не писан.
Или:
- Я с тобой полностью согласна. Дурак – это тот, кто делает не так как надо, а как хочется.
И всё в том же роде.
В конце концов, мне надоели её шуточки. Я почувствовала, что зуд раскаяния прошёл, и сказала с нескрываемым сарказмом:
- Ладно, убедила. Но ты тоже придурок.
- Это почему же? – удивилась Тася.
- Потому что при дураке находишься.