Джон Бёрнсайд. Бедлам-вариации. II

В Бедламе лето. И на побережье.
Сирень с жасмином — лёгонькая дымка
у входа в ботанические кущи.
Тоскую по земле, по пряной тени
ясменника с печатью Соломона;
тоска по всем живущим на земле:
всем видимым, как я, и всем незримым,
свободным от фальшивого восторга.
Один в палате: окна нараспашку,
пусть пчёлы в них снуют туда-сюда;
я открываю книжечку про птиц,
зову всех громко, чтобы сделать правдой,
но слово за слово, и голова в руинах,
сворачиваюсь в свет, и я — цветение.

2025 (перевод)

*
John Burnside. Bedlam Variations. II

Summer in Bedlam. Summer along the coast.
Lilac and Philadelphus in the thin
sweet haze around the gates to the Botanics.
Nostalgia for the earth, the perfumed shade
of woodruff and Solomon’s seal; an old
nostalgia for the creatures in their world:
things seen, as I am seen, and things unseen,
absolved of what I once mistook for rapture.
Alone on the ward, I leave the windows
open, so the bees can come and go,
and turn back to my Boy’s Own Book of Birds,
saying the names aloud, to keep them true,
till, word by word, with ruin in my head,
I fold into the light, and I am blossom.

*
[from Ruin, Blossom, 2024]