Гость

Дед сидел на корточках перед печкой и металлическим совком выгребал из топки золу, когда в дверь тихонько постучали. Даже не постучали, а поскреблись.
       Дед повернул голову, прислушался - поскреблись снова.
- Кто там? - спросил дед, - Заходи, не заперто.
За дверью молчали. Дед, кряхтя, поднялся, прошаркал к порогу и отворил дверь.
        В сенцах стояло странное существо - большеглазое, зеленоватого цвета, ростом деду по колено. Существо протягивало вперёд трёхпалые ручки и слабо попискивало.
         Дед ошалело смотрел на гостя - не блазнится ли? Вроде, не пил вчера. Или всё-таки отравился прошлогодними солёными грибами? Хотел же выбросить, но грибы пахли вкусно и хорошо пошли с мятой картохой.
          Существо ещё раз пискнуло и сделало крохотный шажок навстречу. У деда в голове всплыла давняя газетная история про инопланетянина Алёшеньку, он лихорадочно попытался вспомнить подробности, но, как назло, ничего не вспоминалось.
            - Ну ты, это... заходи, коли пришёл, - дед посторонился, пропуская гостя в горницу. Существо проковыляло мимо и остановилось возле печки.
            - Замёрз, сердешный... - дед заторопился, трясущимися руками засовывая в топку поленья, - Сейчас, сейчас, чай пить будем. Самогон-то, поди не принимаешь, поди, нет у вас такого продукта, а? - дед оживился, глаза весело заблестели.
              Печь жарко гудела, разливая благодатное тепло по избе, картоха "в шубах" исходила паром, на приступке печки настаивался чёрный чай с травами, гость спал, свернувшись клубочком на кровати, укрытый дедовой зимней шапкой с облезлым мехом - даже будить было жалко.
            И тут в окна плеснул необычайно яркий свет, дед даже прикрыл глаза рукой. Дверь распахнулась настежь, на пороге стояли трое - высокие, большеглазые, в серебристых, в обтяжку, одеждах...
             Больше деда никто в деревне не видел. Поаукали по лесу, поискали на болоте и, не найдя, угомонились. Участковый составил протокол и укатил на своём дребезжащем мотоцикле в город.
           Но самое странное было в том, что вместе с дедом пропали шапка, запас картохи и самогонный аппарат, который ищут до сих пор...

                Часть вторая.

Прошло три года со времени пропажи деда. И вот однажды росистым утром пастух, гнавший стадо на выпас, увидел странную фигуру, маячившую среди зарослей полыни и лопухов. На фигуре была надета потрёпанная заячья ушанка, и вот по этой-то ушанке дед и был опознан.
               К обеду у дедовой избы перебывала вся деревня. На вопрос "где был" дед разводил руками: он помнил яркий свет, трёх высоких инопланетян и рассветный луг, мокрый от росы. Всё, что уместилось между ярким светом и лугом, начисто выветрилось из дедовой головы.
               Интерес к деду пропал так же быстро, как и возник, тем более что старик наотрез отказывался "вспрыснуть возвращение".
 - Какого мужика загубили, - сокрушались соседи, жалеюче похлопывая деда по плечу.
                С наступлением сумерек дед повадился выходить на крыльцо и долго, до рези в глазах, всматриваться в темнеющее небо - не мелькнёт ли вдали яркая точка. Но, кроме падающих звёзд, ничего в небе не было, и дед затосковал не на шутку.
                Двор зарастал снытью и лебедой, возле сарая буйно цвела крапива, вездесущая и неубиваемая повилика заплела грядки, а деду словно и дела не было - сидя на завалинке, он, не отрываясь, смотрел в небо и ждал.
                Так прошло лето, отшумела холодными дождями осень, первый снег прикрыл неприбранный двор, и дед слёг. Не помогали ни таблетки, ни растирания, ни заговоры ведуньи Тонечки из соседней деревни - дед угасал, как свечка на ветру.
                Дело близилось к Новому году, ребятня, не дождавшись праздника, гремела фейерверками, снегу навалило по пояс, дымы над крышами стояли столбами - к сильному морозу.
                С трудом поднявшись, дед собрался истопить печку, взял совок, ведро и стал выбирать вчерашнюю золу.
                За окном ослепительно блеснуло.
 - Опять пацанва хулиганит, - подумал дед, продолжая свою нехитрую работу.
                Дверь распахнулась настежь. На пороге стояли трое в серебристых одеждах.
- Родненькие... - только и смог вымолвить дед.
                Хватились старого только после праздников, кто-то приметил, что давненько не видно дыма из трубы. Соседи всполошились, предполагая худшее и толпой ввалились в дедову горницу.
                Дом был пуст и холоден, и только стоял посреди комнаты, поблёскивая новёхоньким змеевиком, самогонный аппарат, да валялась на домотканном половичке облезлая заячья шапка...

                Часть третья.


Слух о том, что инопланетяне забрали деда, долетел до города, и к дедовой избе толпой повалили паломники - кто из любопытства, кто за возможным и чудесным исцелением, кто с тайной и нечистой надеждой поживиться чем-нито в пустующей избе.
      Молоденькая журналистка Аллочка приехала по заданию редакции. Ехала она неохотно - вместо вечерних походов с друзьями в клуб придётся "крутить коровам хвосты", как выразился более опытный и ехидный коллега.
       Дедова изба не произвела на Аллочку особого впечатления, она бестрепетной рукой потянула незапертую скрипучую дверь, прошла полутёмные сенцы и оказалась в горнице. На полу пылились домотканные половички, углы были затянуты паутиной, на столе сиротливо валялась облезлая заячья шапка. Самогонный аппарат давно и незаметно отбыл в неизвестном направлении, и соседи только по запаху смогли определить, что обретается он у заведующей сельпо - женщины, не упускающей из пухлых ладошек того, что плохо лежит и само просится в руки.
         Аллочка, согнувшись в три погибели, притащила от колодца ведро воды, протёрла табуретку и стол, положила на него ноутбук и задумалась: о чём писать? Писать было не о чем - ни аномальной зоны, ни прочих чудес в избе не наблюдалось.
          Три дня промелькнули незаметно - Аллочка усердно законспектировала рассказы мужиков про деда, щедро разбавленные буйной фантазией после  визитов к заведующей, сфотографировала заячью шапку и уже предвкушала скорое возвращение в город, пахнущий бензином, разогретым асфальтом и туалетной водой из Фикспрайса.
           День с самого утра выдался душным и безветренным. Крапива и лебеда, заполонившие двор, обвяли, словно политые кипятком, соседские куры попрятались в тень сарая, на улице не было ни души. И только высоко в ослепительно синем небе носились стрижи, расчерчивая чёрными крыльями пространство.
            А к вечеру грянула гроза. Гром грохотал с такой силой, что перепуганная Алла зажала уши руками и спряталась под лоскутное дедово одеяло, но резкий  свет молний достал её и там, заставив зажмуриться и шептать невесть откуда взявшееся в городской голове "Господи, помилуй".
           В очередной раз ослепительно блеснуло. Аллочка сжалась, ожидая нового раската грома, но в этот раз почему-то было тихо.
           Потом скрипнула дверь и послышались шаркающие шаги. Девушка приподняла край одеяла и одним глазом попыталась рассмотреть, кто же это пришёл в такую грозу - в облегающем серебристом комбинезоне возле печки стоял дед и ласково поглаживал вытертый заячий мех на шапке.
            В редакции так и не дождались Аллочку. Как водится, объявили в розыск, который не дал никаких результатов.
           Вместе с ней пропал дорогой редакционный фотоаппарат, ноутбук и лоскутное дедово одеяло, зато остался стойкий запах Kenzo, которым до сих пор приходят подышать местные красавицы.

                Часть четвёртая, заключительная.

          Аллочка нашлась довольно быстро - всего-то через неделю. Сотрудники городской газетки обнаружили её утром сидящей на скамейке возле редакции. Девушка выглядела странно - немигающим вглядом смотрела в одну точку и не двигалась. На голове была набекрень надета  вытертая заячья шапка, в руке она сжимала наполовину очищенную варёную картофелину, и пахло от неё свежим самогоном.
             Аллочку напоили горячим кофе и постепенно она стала приходить в себя, даже узнала коллег и вспомнила их имена. Но вот дальше началось такое, от чего работа редакции была парализована на целый день. Аллочка заговорила- взахлёб, глотая слова и торопясь, словно это было её последнее слово на судебном процессе: о строении Вселенной, о других галактиках, о законах Космоса, о древних внеземных цивилизациях, она сыпала маловразумительными названиями планет и космических объектов, из которых запомнились только два - Оумуамуа и 3IATLAS.
               Остановить Аллу не представлялось возможным. Сначала слушали с интересом, потом начались перешёптывания и смешки, потом стали звонить 03.
                Психиатр местного "скорбного дома" был человек поживший, с огромным жизненным опытом и адским терпением. Он не стал колоть Аллочке галоперидол, а включил диктофон и записал всё до единого словечка. Выговорившись, девушка сникла, словно выключенная из розетки, и уснула. Спала она трое суток, а проснувшись, уже не помнила ни про Вселенную, ни про Оумуамуа.
                Психиатр размашисто написал заключение: "Здорова" и, взяв отпуск за свой счёт, стал паковать рюкзак.
                Дедова изба встретила доктора гулкой тишиной - всё, что можно было вынести, вынесли запасливые соседи, одна печка сиротливо высилась посреди горницы.
                Доктор вынул из рюкзака походную газовую плитку, напился чифиру, выкурил три сигареты подряд и стал ждать.
                Прошла неделя, за ней промелькнула другая, проплелась третья - никого не было, даже мужики не заходили, видимо, опасаясь расплаты за прикарманенное имущество.
                Закончился отпуск, пора было отправляться обратно в город, а контакта так и не случилось. Доктора это не на шутку расстроило, настроение упало до нуля, и он решил принять таблетку, которую прописывал своим пациентам с депрессией. Когда упаковка с таблетками опустела, доктор выписал себе рецепт и сгонял в город за новой партией. Он очень торопился - а вдруг за время его отсутствия кто-то да прилетит.
                С той поры прошло три года. Соседи стали забывать и про деда, и про Аллочку, истории их приключений превратились в нецензурные анекдоты, дедова изба покосилась и обросла непроходимой крапивой.
                И только местный дурачок по прозвищу "Психиатор" нет-нет да и освежал память деревенских жителей. Вечером, как правило, он, не стучась, появлялся на пороге с единственной фразой: "Инопланетяне не пролетали"? Ему наливали стакан, давали шмат сала и выпроваживали восвояси.
                Он садился на полуразвалившееся крыльцо, поднимал глаза в небо, жевал сало и ждал...