Анималистическое

         ЭПИТАФИЯ СТРАУСУ

Не страусом он был -- он был орлом,
Огромным, мощным, с кобальтовой шеей,
И как никто владел он ремеслом
Склоненья страусих к одной идее.

Он флиртовал, он ерничал как бог,
Он бегал следом, танцевал вприсядку,
Он зарывался, прятался в песок,
И страусихи плакали украдкой.

Затем высиживал победно, как трофей,
Лучистые фарфоровые яйца,
И рассуждал о бренности людей,
Вторгавшихся подчас в его пространство.

Он был умен -- хватая на лету
Любую мысль, он пробегал сто метров
За несколько секунд -- и на виду
Вдруг философски обращался к ветру.

Он говорил: «Есть множество пород
Летающих, но с нами кто сравнится!
Нет, страус -- это не домашний скот,
А величайшая счастливейшая птица!

Мы бегаем, но мысленно мы там,
Повыше тех, что задают вопросы,
И наше счастье подлинно -- векам
Я так скажу: оно в бессмертье прозы!»

            
            ШИНШИЛЛА

Шиншилла знала, что пойдет на шубу,
И этот факт считала крайне грубым
И жалким фарсом своего рожденья,
Что говорить, неволя – невезенье!

Бежать бы, но куда? Надежна клетка
И в ней семья – мужья ее и детки,
И сестры с благородными хвостами
И спинками в искристо-серой гамме.

Шиншилловед с шершавым подбородком
Считает барыши и глушит водку,
Шустрит, как шулер, обходя законы,
Готовит шкурки на аукционы.

Шиншилла знала, что богатым дамам
Она как раз к лицу и по карману –
Скорняк  уложит шкурки по шаблону,
Сестра к сестре прижмется обреченно.

Бежать бы в горы и купаться в пепле,
Пока глаза от смерти не ослепли,
Пока еще швыряют в клетку зелень,
Пока еще в запасе две недели.

Не выйдет – и куском роскошной шубы
Ей место в полутьме ночного клуба.

               
            ОВЕЧКА ДОЛЛИ

В спальне розово-жемчужной
В полусне овечка Долли,
На подносе поздний ужин --
Овощной салат без соли.

В вазе -- веточки магнолий,
На стене портрет Дианы,
Кто она, овечка Долли,
В отражении зеркальном?

Достижение науки,
Результат эксперимента?
И -- упорно ходят слухи --
Воплощение бессмертья.

В розово-жемчужной спальне
Микроклимат райской кущи --
Нет созданья уникальней,
Нет условий в мире лучше.

Что же грустно бедной Долли
В микрокосме чистогана --
Теломерные повторы?
Хромосомные изъяны?

Не бессмертье, а старенье
С ускореньем бедной Долли,
Перенос ядра -- и генный
Ад в сатиновом подоле.

Тает шелковая свечка,
Как шагреневая шкурка --
Долли, бедная овечка,
Agnus Dei из Эдинбурга.
               
               
            УЖ
               
                К.К.
Честолюбивый старый уж,
Умелый льстец и верный муж
В плеяде сердцеедов,
С зрачками шире витражей,
Он был поэт среди ужей,
И уж среди поэтов.

Легко скользя на кураже
По поэтической меже
И свертываясь в узел,
Он гнал других ужей взашей,
Живьем заглатывал мышей,
И слыл творцом иллюзий.

Его словесный эквилибр
Уже утратил свой калибр,
Но так хотелось славы,
Что сочинял он день и ночь,
Слова не в силах превозмочь,
Шершаво и слюняво.

Без такта, чувства, перспектив
Себя пророком возомнив
И мелко извиваясь,
Писал не так, чтоб на разрыв,
Но равнодушно позабыв,
Что он один из стаи.

Перед опасности лицом
Уж притворялся мертвецом,
Иль будто бы спросонья,
Шипел и бурно источал
Острее муравьиных жал,
Чесночное зловонье.

И было так, и есть теперь,
Уж не поэт, поэт не зверь,
И видимость не мера,
Долой небрежность из стиха,
Долой ползучие верха
И глупость без размера!