Случай на юбилее

О,да! Они любили скрытно, тихо.
Назло соседям, злобы руша вал,
красиво, как они считали, лихо
расцвечивали шторами свой зал.

Нет ссор, нет склок и нет повышенной тональности -
всё мирно было в омуте любви,
но приторным был омут до банальности:
не можешь слова молвить, так терпи.

И кто там был "под мужем", "подкаблучником"
сейчас уже, увы, не уточнить.
Зато я знаю кто был тем разлучником,
кто вдруг посмел союз такой разбить.

Нет, к радости, не ваш слуга покорный,
я лишь статист, приближенный к чете,
и да, поверьте, быть таким проворным
невольно я желал бы и себе.

Так вот продолжу, был осенний вечер,
из поздних пор не выделялся он,
но только таяли в тот вечер торта свечи,
хозяин разливал гостям бурбон.

Играла музыка, был юбиляр "в ударе",
хозяйка - неприлично хороша,
был праздник на периоде "в разгаре",
никто не понял, что пришла беда.

Всего лишь, в какофонию врываясь,
вдруг нагло заорал дверной звонок,
хозяйка кошкой, мило улыбаясь,
метнулась в тапочках на кафельный порог.

Открыла дверь, а там стоял несчастный
разносчик пиццы с "тонной" на руках.
Ему б отделаться от этой тестомассы,
однако план его постиг тотальный крах.

Красотка, милотой своей пленяя
под возбуждающе-пьянящий алкоголь,
уже приличия немножечко теряя,
парнишку завела и "быть изволь".

Молодчик, оглядевшись "для порядку",
сидел сначала, всё стремясь уйти,
но видимо - "не робкого десятка",
махнул сто грамм и тормознул в пути.

А вечер, не сбавляя обороты,
стремительно пустился в бурный пляс,
попса орала, буйство, хороводы,
и юбиляр к полуночи угас.

Уснул он в кресле. От больших эмоций
и выпитого в тайне от жены
он голову склонил на стопку лоций
в углу стены под схроном темноты.

Застолье уж сменилось разговором,
рекой беседа тихая текла,
заря казалась дальней и не скорой,
и скрытно парочка ушла из-за стола.

Наш юноша с хозяйкой в томном платье,
исчезли на ночное рандеву,
а нам, гостям, так стыдно было, кстати.
Испанский стыд нам вроде ни к чему.

Ещё поля от снега не белели,
любви же тихой нет уж и следа -
в том омуте все черти охренели.
Что говорить, я тоже, господа!