Поэма Сделка

Не счесть написанных поэм,
Толпу способных позабавить;
И был бы я угодлив всем,
И мог бы имя я восславить,
Но не зажёг того огня,
Что грел читательскую душу;
И да простит всяк чтец меня –
Я на него стихи обрушу.

            I

Вот снова шепчет муза мне:
«Твори, избранник Аполлона!
Ты пребывал на самом дне
Гнилого сумрачного лона.
Свою обитель ты покинь
И разразись раскатом слога;
Взгляни на небосвода синь
И блеск безмерного чертога.
Здесь всё до маленьких крупиц
Творить велит и созидает:
И пыль на кончиках ресниц
И эхо, что в горах растает».
Тот шёпот слышал я не раз...
Куда ни глянь, стихи повсюду.
Читательский намётан глаз –
Не ворошит поэзы груду.
Что я, усталый, сотворил?
Стишок очередной. И что же?
Всё те же строчки... Отложил
В раздумьях их и лёг на ложе.
Безвестен стих, и нелюбим,
И спрятан в стол, как скажут ныне,
Ведь лишь талантом он одним
Взращён, но лиры нет в помине.

            II

О чём я? Да... В тот самый день,
Когда в столешнице упрятал
Листок, сложивши набекрень,
Я вышел, скромненько почапал,
Ступив на серый тротуар,
Ища несущееся свыше
Звучанье лир – небесный дар,
И так добрёл сюда. Под крышей
Висит табличка. Вот он, клуб.
Нет, не такой, – литературный.
Народец здесь отнюдь не глуп,
Но развесёлый и культурный.
Гляжу: один поэт седой –
Как будто в рупор он вещает –
С лицом, одетым бородой,
Своим твореньем развлекает.
И так был слог его хорош,
И артистизм на загляденье...
Цена моей поэзе грош,
И не идёт она в сравненье
С его прекраснейшим стихом.
Конец, волна рукоплесканий...
Не ведал я, живя в глухом
Мирке, оваций, величаний.

            III

Утих вконец всеобщий гам,
И я спросил его: «Товарищ!
Каков секрет, поведай нам,
Жильцам безмолвных обиталищ,
Твоих божественных слогов?»
«Тебе я тайну, друг, открою:
Не сняв молчания оков,
Ты не предашься песен рою.
Достань лирический багаж
Ты с самой дальней полки сердца,
Как вмиг запляшет карандаш,
И распахнётся лире дверца».
Сия премудрость, господин,
Стара как мир... Тут я замялся.
Не раз молил я, не один
Сундук поющий открывался.
Но не был так мой слог певуч;
Не появлялось колорита
Горячих строф, и не могуч
Язык строчащего пиита.
Не так безвестен тот секрет...
Покинул клуб, пожав плечами,
Покуда старенький поэт
Не разразился вновь речами.

            IV

Звенящим днём пропитан сад.
Бреду походкою скользящей,
Лишь мельком наблюдая взгляд
Туманной музы уходящей.
Хоть запылился я в пути,
И поступь плавная виляет,
Я внял: от доли не уйти –
Удел сомненья не прощает.
Не в тех трёх соснах заплутал,
Не той звезды паденье видел,
Когда желанье загадал,
И тем небесных чад обидел.
Воды немало утекло
С той самой судьбоносной встречи,
И я глядел через стекло,
Как жёлтой осени предтечи
Лились с небес, летели вниз
С немых и скрючившихся веток...
Шуршащий тюль обнял карниз,
Луча златого выстрел меток.
И я в душе осознаю,
Что тех фортуна, кто лихие,
Что песни я не те пою,
Дабы раскрыть врата стихии.

            V

Самой судьбою начертать
Мне было велено те строки, –
Те первые. Но не серчать
Уж на себя, ведь не пороки –
Что́ писанина разных тем
В стихах (о горьком и о важном),
Что́ череда сухих поэм,
Рождённых в хаосе бумажном.
Сейчас не время... Хороши
Чертоги суетного света!
А манна – скудные гроши
Литературного завета.
Но всё не то. Не слышен, нем
Протяжный вопль стихотворца.
Не поделюсь плодом ни с кем –
Пусты словесные озёрца...
Не год, не век ещё гадать,
Где раздобыть такой наживы,
Чтоб во мгновенье разжигать
Души угаснувшей порывы.
Но помню старца я того.
Постойте... Щурился, лукавый!
И не видать с тех пор его...

Алел вовсю закат кровавый.

            VI

Навис над кельей мутный мрак.
Склонилась голова в раздумьях.
«Молчишь, застенчивый чудак?
Иль ты забыл о чёрных струпьях,
Что поросли на месте ран,
В сердцах оставленных тобою?
Ты, пустословящий тиран,
Слегка испытанный судьбою,
Воспомни трепетанье тех,
Кто жаждал быть на пике славы;
Услышь же: близок твой успех,
И преклонятся дружно главы,
Коль совершишь одно – обмен.
Чего́? Невелика потеря!
Неужто люб безмолвный плен?»
Очнулся я, ушам не веря.
Какие раны я нанёс
И где желал о восхваленье?
И кто пролил немало слёз?
Остатки смутного забвенья
Сгоню, тряхнувши головой...
Как мило хладное веянье
Ночной тиши. Вкушу покой
И блеск живого мирозданья.

            VII

Настанет утро. Одарит
Своей привычной позолотой.
Полдня как пуля пролетит
За нескончаемой работой.
Оставлю труд – потехе час, –
И сжалюсь над родной тетрадкой.
И вновь светило метит в глаз,
Глядя с небес в окно украдкой.
Ужель цевницы голоса
Поют мне песни в мире этом,
Бела удачи полоса
Тропу окрасит пред поэтом?
Незомь не ведает народ
Стезей петляющих как в сказке;
Кто ищет – лиру обретёт,
Но не предаст её огласке.
Корона, лавры, похвала,
Недосягаемы вершины...
Куда ж ты, муза, завела,
В какие топкие трясины,
И как мне выбраться из них,
В туманной немоте блуждая?
Окончу сей прескверный стих,
В сём бренном мире воздыхая.

            VIII

«Терзанья исполинских дум,
Недобрых языков упрёки?
Чего ж невесел и угрюм,
Ведь ты давал другим уроки
И красноречья и письма,
Крушить способного преграды?»
«В глазах моих сгустилась тьма,
И нет мне более отрады...
Простите, друг, что вам солгал
В тот раз без совести зазренья:
Я душу дьяволу продал,
И нет отныне мне прощенья».
Потухший взор скитальца хмур;
Конец настал – не до веселья.
Тут был бы я гнетён, понур...
И не спасёт святая келья
Души седого старика
От совершённой втайне сделки,
И Мефистофеля рука
Переведёт мирские стрелки,
И канет в бездну старый раб;
На веки вечные он сгинет.
И каждым – тем, кто духом слаб –
Живиться дьявол не преминет.

            ***

За сим окончится рассказ –
Без поучений, без морали,
Как в каждой басне всякий раз.
И вы, должно быть, ожидали
Речей, напутствий? Поучав
В своих испытанных поэмах,
В собраньях горьких пёстрых глав
О заблужденьях и дилеммах,
Поэт лишь думы изливал,
Рифмующей рукой слагая;
Не ждал укоров иль похвал –
Ему поэзия драгая.
И вольных строк полна река,
Что льётся в дебрях пустословий.
Глупец бежит издалека –
Не песнь он ищет, только крови...
Не будь послушна никому,
Но только Божьему веленью,
Прекрасна муза. Я ему
Вторю. Спасибо вдохновенью.