Верность

Как потрясающ, грандиозен миг
Свободного над бездною полёта,
Младенца к свету явленного крик,
Скорбящего над жертвой идиота.

Порвал цепь рабства непокорный дух.
Был тенью мрака, узником порока.
Сколь ни взирай, держа на взводе слух:
Нем грозный мир – ни Бога, ни пророка.

Всё зорче небо, властней и светлей…
И явственней, лазорестей рассветы.
На убыль воркованье голубей.
Земля весенней ласкою согрета.

Лежу пластом… А рядом – Ромка-друг.
Волненьем дня украшена светлица.
Хоть волком вой! Тупую боль недуг,
Словно костыль, вбивает в поясницу.

И я тревожно молвлю в тишину,
И спрашиваю Ромку: «Что же, друже,
Лежим с тобой, как ратники в плену?
Что может быть беспомощности хуже?

Отбушевал, отгромыхал в словах,
С бунтарскою мятежностью лютуя.
Простую суть бесправия в правах
Не оценив, не отрицая всуе.

Оценит жизнь: кто прав, кто виноват.
Не зря цыплят по осени считают!
Идущий к цели не лишён преград.
А цель – как истина. Она святая.

А помнишь? Ночь. На улице метель.
Ты ждал меня, как солнце ждёт веками
Луч золота, который спрятал сель,
Живой стихией сжатый берегами.

А я ввалился тучный и хмельной
С распахнутой душою наизнанку.
И сто миров качалось подо мной,
За право жить вступая в перебранку.

И мы с тобой пошли в метель и в ночь.
И было б суждено с врагом сразиться,
Ты, как и я мятежный, был не прочь
В бою за жизнь до хрипа отличиться.

Мы путь держали строго на вокзал,
Как словно б нас на плаху гнали бесы.
А встреч нам, монстрами, слепя глаза,
Неслись составы, прогибая рельсы.

Зачем мы шли? Какой нас леший нёс?
Не ты, а я шёл встречному движенью,
Бездомный, дерзкий и безродный «пёс»,
Ища в душе предлог для потрясенья.

И злой мороз развенчивал мой пыл.
Тебя я прятал за борта дублёнки!
А ветер бушевал и люто выл…
Метель постель стелила, как девчонка.

Когда вошли в натопленный вагон
Заснеженной, гремящей электрички,
Упав на лавку, погрузились в сон,
Чтоб в тьму безмолвья выйти по привыч-ке.

Так мой отец, бесправием гоним,
Садился в поезд под стенанье вьюги
И уезжал подальше от родни,
От злыдни-жизни, от змеи-разлуки.

Уставшие, с предчувствьем смуты дня,
Вернулись мы домой. Ты мёртвой хваткой
Вцепился в губы мне, до слёз казня
За лютый нрав, за дикую повадку

Быть бунтарём, сжигая на лету
Дарованное Солнцем и Землёю.
Я провалился в бред и пустоту,
Лютуя пуще смерти с перепоя.

Был юным ты, заведомо не знал,
Что в грешной жизни, проклятой до зло-бы,
В мартенах люди плавили металл
И закаляли дух до высшей пробы.

Пронзила память болью сердце мне,
Когда проснулся, а тебя нет рядом.
Неоценима верность. И вдвойне
Дороже ненависть за блуд в награду.

Немудрено и голову сложить,
В шальном хмелю безумия сгорая.
Вцеплюсь зубами властно, чтобы жить,
Я в глотку смерти – раб земного рая.

Что ж, спаниель, мой славный, верный друг,
Смущённо смотришь добрыми глазами?
Над небесами вечной драмы круг
Разверзла бездна милостью пред нами.

Идёт война за жирный шмот казны.
И Гитлеру такое б не приснилось!
Россия, став заложницей войны,
В неведомое выжить снарядилась.

А ведал ты и мог ли что понять,
Когда страна в ночи вдовой вопила?
Презрев разор, ушла до срока мать…
Моя душа, мутясь, волчицей выла.

Кто сыт казной, тот до паскудства прав.
Их алчный нрав – пылай костром планета!
Несётся хищной дикости состав
По трупам беспредела – без ответа.

На ад и пропасть расслоилась жизнь.
Ни брата, ни сестры не видно в поле.
Какую долю, друг мой, подскажи
Мог выбрать я, хранимый вдовьей болью?

И мог ли ты, не вняв, унять меня,
Когда страну насильники терзали
И я взирал изгоем из огня
В разбоем окровавленные дали?

Лакеи зла, как полчища гиен,
Несли знамёна черного разора.
Светила меркли пред ценой измен…
Не ведал свет циничнее позора.

Я Родину и Веру не предам.
Она как Мать,любовью согревала.
Когда из недр Земли течёт вода,
Родник не затуманит свет кристалла.

И не предам тебя, мой славный друг,
Цветком утрат ниспосланного свыше.
Не оседлав отпущенных мне мук,
Паду рабом и буду проклят трижды.

Каким бы ни был у разбоя нрав
И сколько бы Тирану ни кичиться,
В зелёных кущах солнечных дубрав,
Волчат лелея, срока ждёт волчица.

И только жаль, не будет нас с тобой,
Когда за честь, оскалясь, волчья стая,
Как в грозном сне, с Тираном вступит в бой,
Ни робости, ни устали не зная.

…И пусть до пят я голый оптимист.
Мои кумиры – Божьи всплески лета.
А дух бунтарский, как дубовый лист,
Пожаром жизни и надежд согретый.

И с тем лежу разбитый и больной,
Тебя к груди, как сына прижимая…
А за окном великий праздник мая
Зовёт в цветущий хоровод лесной.

Всё ярче, звонче детский смех и крик.
Всё реже, глуше каркает ворона.
И тополь, как ретивый большевик,
Надел, красуясь, красную корону.

Святую песню ангелы поют
И тает тьма в лучах преображенья.
А птицы, славя родину свою,
Природу поздравляют с днём рожденья.

И сколько б я, бунтарствуя, ни пил,
Не вёл меня к покорности Всевышний, -
На всей Земле не счесть святых могил
Отдавших жизнь за веру ради жизни.

Мой верный друг, прости что я не смог
Быть для тебя божественною лаской
На перепутье хлябистых дорог…
И ты взирал в глаза мои с опаской.

Прошу: Меня в сердцах не упрекай.
Не доставай… и не дрожи от страха!
Я твой доверчивый и громкий лай
Услышу и вернусь, восстав из праха».

2004 г.