Прощение

***

Любой используя зазор
во мгле, любовь свою лепила.
И даже в дни разлук и ссор
уж я ль тебя ли не любила.

Пусть что-то скажешь как врагу –
ответом будет лишь безмолвье.
С тобой тягаться не могу,
обезоружена любовью.

И у меня одна лишь месть
в ответ на холод и небрежность –
мой пыл и радость, что ты есть,
моя безудержная нежность.

Любовь утешит и простит,
когда мы к ней сердца притулим,
пилюлю жизни подсластит,
провал окна завесит тюлем.

Со слов спадает чешуя
и тает ледяная належь...
Ты тоже любишь, вижу я,
но только сам того не знаешь.

***

Как жизнь моя в безлюбье впишется,
в безлюдье с чуждыми людьми?
Не телефонится, не пишется
и не живётся без любви.

Года стремительно уносятся,
взамен приходят холода,
но вслух никак не произносятся
слова «прощай» и «никогда».

Язык на этом спотыкается,
о тяжесть слова без любви,
и губы намертво смыкаются,
закушенные до крови.

Пусть будет даже на беду мою,
и даже если я молчу,
я только о любви и думаю.
Мне нелюбовь не по плечу.

***

Я не знаю, не помню, как это – не любить, –
внутренне быть спокойной, не рыдать, не вопить,
не утешаться: «зато ведь...», не кидаться к звонку,
не думать, что приготовить как мужу или сынку.

Как это – если в сердце вдруг пустое дупло,
гулко хлопает дверца вслед тому, что ушло.
Как это – если милый больше уже не мил,
имя, что так томило, дождик навеки смыл.

Я не знала такого. Разве только в кино...
Мне это незнакомо, как это – всё равно?
Я гадала по строчкам и на кофейном дне –
как это – в одиночку и не наедине?

Надо готовить сердце и приручить тоску,
чтобы не жгло как перцем, обухом по виску.
Только не знаю – как же, наперёд хороня...
Может быть, ты подскажешь и научишь меня?

***

Нет, не прощай, приветик,
ты всё равно со мной,
мой облетевший цветик,
месяц мой ледяной.

Я о тебе печалюсь
капельками дождя.
Я с тобой не прощаюсь,
даже совсем уйдя.

Кроны в златом уборе,
море стихов тебе.
Успокаивать горе
лучше всего в ходьбе.

Расцветут по аллее
фонари как цветы...
Просто мне жить теплее,
зная, что где-то ты.

***

Как мячик на резиночке из детства –
бросай его, а он опять в руке, –
так от тебя мне никуда не деться,
я вечно рядом, хоть и вдалеке.

Как варежка смешная на резинке –
не потеряюсь, сколько не роняй.
Храни меня в души своей корзинке,
я не родня, но я твоя броня.

Любовь моя не ведает кануна,
ни статус свой не знает и ни ранг.
Как жизнь иль смерть меня б ни оттолкнула –
я возвращаюсь, словно бумеранг.

***

Ёжик замёрзший пытался согреться,
но, приближаясь к другому ежу –
только сильнее укалывал сердце,
ранит защита подобно ножу.

Можно согреться, лишь сбросив иголки
и прижимаясь телами к телам.
Дождь ли, метелица, ветер ли колкий,
всё нипочём будет, всё пополам.

И человек – не такой же ли случай?
Хочется-колется сердцу опять.
Что же ты смотришь, как ёжик колючий,
не подойти к тебе и не обнять.

***

А я люблю тебя как дура,
и это мне не победить.
Неуходящая натура,
я не умею уходить.

И если вдруг однажды в небо
в свой жаркий полдень испарюсь,
то после снова сверху снегом
тебе на голову свалюсь.

И не криви ни бровь, ни ротик,
пойми, закон вселенной всей –
круговорот воды в природе,
круговорот любви моей.

***

Поддерживать отношения,
как будто в печи огонь,
когда уж не чует жжения
и даже тепла ладонь,

когда уже еле тлеет,
устало ждать и просить,
но что-то в тебе жалеет
совсем его погасить.

Поддерживать как коллегу,
что в делах отстаёт,
поддерживать как калеку,
как бабушку в гололёд,

поддерживать – не рассерживать,
потешивать... а на кой?
Бессильной рукой удерживать –
что здесь уж одной ногой,

поддерживать отношения –
мучительнейший процесс,
когда уже разложение,
гниение и абсцесс.

Поддерживать бесполезно…
Но я тебя поддержу.
И в час свой последний Судный
единственное скажу, –

что при любых обстоятельствах
поддерживала очаг,
вне дружбы, любви, приятельства,
чтоб выручил, не зачах,

не сгинул к такой-то матери,
укрыл бы от всех погонь,
как наши пра-пра-праматери
поддерживали огонь.

***

Ты не знаешь, что это такое –
как любить, как страдать, как прощать,
как не знать ни минуты покоя,
свою жизнь в твою вещь превращать,

приносить, словно птенчику в клюве,
сколько ран бы он им ни нанёс.
Я жалею тебя: ты не любишь.
Ты не знаешь мучений и слёз.

Жизнь проходит, но всё не проходит.
Повторяется всё как на бис.
Я в надземном её переходе
и смотрю на тебя сверху вниз.

И любви, что закатом в полнеба
над твоею горит головой,
на двоих нам хватило вполне бы
и ещё бы осталось с лихвой.

***

Ты меня понимаешь на первом уровне,
что с землёю вровень.
Показалось однажды когда-то сдуру мне,
что одной мы крови.

И хотя это так и было в реальности,
что бы ни скажи я,
но в какой-то астральности-зазеркальности
мы с тобой чужие.

И с катушек ли вниз, или на котурны ли мне –
мы опять не вместе.
Но пойми ж, поймай на высоком уровне,
не ругай, не смейся.

Через все расстояния, бездны, пропасти
протяни мне руку.
И начнём без грубости и без робости
по второму кругу.

***

Уголок души уделил.
Дал мне повод стихи кропать.
Ты мне мягко ещё не стелил,
так за что мне так жёстко спать?

В облаках со мной не витал.
И по лесу одна брожу.
И на саночках не катал,
так за что я их всё вожу?

Да, душа не в лучшей поре.
Разошёлся зашитый шов.
Магомед подошёл к горе.
Магомед от горы ушёл.

Буду саночки я возить,
Магомеду махать вослед,
ничего не ждать, не просить
много-много счастливых лет.

***

Я привыкла никем не значиться,
затерявшись в любой толпе.
То не дождик окошку плачется,
а душа моя по тебе.

Всё ищу у судьбы аналога,
на небесном скачу коне...
Если вспыхнула робко радуга – 
это мост от тебя ко мне.

Вот на небе луны заплатина,
что на смену пришла лучу.
Посмотри, как она заплакана.
Догадайся, о чём молчу.

***

Не выводи меня из себя,
а доводи меня до себя,
как это ни смешно.
Не доводи меня до греха,
а доводи меня до стиха,
где всё разрешено.

Не отпускай меня в темноту.
Ты искал меня, но не ту,
ту, что была давно.
В новой жизни не опоздай,
поскорее там вырастай,
соединив звено.

Я смеюсь, а душа в слезах,
тает прошлое на глазах,
будущее в дыму.
Лишь настоящий остался миг,
то ль настоящий, то ли из книг,
и сама не пойму.

***

«О как красив, проклятый!», –
Ахматовский мотив.
И ты – мой ненаглядный,
любуюсь, всё простив.

Шикарный Модильяни,
роскошные слова...
Ты не таков, и я не
увы, не такова.

Ей бы тюльпан в петлице,
плетение сетей...
А я не в силах злиться,
люблю я без затей.

И то, что мне не светит,
не ставлю я в вину,
и ни за что на свете
тебя не прокляну.

***

Это были лишь огрехи,
не грехи.
Бог воздал мне на орехи
за стихи.

На прощанье на дорогу
обними.
У меня себя попробуй –
отними.

Высоко тебя держу я –
не достать.
Не проси любовь живую
перестать.

***
Поигнорируй меня для виду,
чтобы почувствовала обиду,
чтобы потом неигнор контрастом
мне показался бы даже страстным.
Проигнорируй меня игриво,
спрячься за черноволосой гривой,
кепку надвинь, отвернись, отодвинься,
чтоб была видимость, будто один всё,
не реагируй, не резонируй,
поигнорируй, поигнорируй…
Поигнорируй меня на время,
пусть это будет затишье, задремье,
как лиса притворяется мёртвой,
в землю уткнувшись хитрющей мордой...

О, как же я на всё это отвечу!
Мимо пройду и в упор не замечу.
Проигнорирую так, чтоб искры
вспыхнули разом, как из канистры,
проотсканирую, пробуравлю,
о, как же я наступлю на грабли!

***

Ты тонок, словно этот месяц,
и большей частью скрыт во тьме.
Не подобрать к тебе мне лестниц
и ты не спустишься ко мне.

Напрасно близость затеваю –
края души твоей остры
и часто ранят, задевая,
мои непрочные миры.

Всё жду я, ссадины латая,
когда устанешь быть клинком,
и сердцевина золотая
тебя заполнит целиком.

Но жизнь довольствуется частью,
что так прекрасна и слаба,
как половинчатое счастье,
незавершённая судьба.

***

Снег идёт уже миллионы лет,
прикрывая собою грязь,
но его ускользающий после след –
ненадёжная с небом связь.

И стыдливое маленькое «люблю»
вырастает лютым волком,
так тоскливо воющим на луну,
что луна – словно в горле ком.

Я любила тебя и была неправа,
потому что жизнь не на век,
и летели к тебе, словно снег, слова,
мой нечаянный человек.

Я, увы, не Сольвейг и не соловей,
и хочу одного уже –
породниться с горькой улыбкой твоей
и примёрзнуть к твоей душе.

И смотреть, как весной отсыревший снег
превратится в слёзную слизь,
потому что даже в звериный век
без кого-то не обойтись.
 
***
 
Ты не будешь больше со мною груб?
Улыбаешься, не разжимая губ.
Все обиды привычно тебе прощу.
Ничего своего не ищу.
 
На прощанье в сумку компот из слив.
Поцелуй, летящий вдогонку в лифт.
Приходи иногда хоть ко мне во сне.
Я тебе позвоню по весне.
 
Ну а если больше не позвоню -
улыбайся шире любому дню
и живи беззаботно, шутя, любя.
Знай, что я охраняю тебя.

***

Тот, кого я люблю, никогда не бывает виновен,
он превыше грехов, подозрений, досад и обид,
потому что смотрю на него со своих колоколен,
и ничтожная радость во мне во всё горло вопит.

Для него по утрам этот птичий заливистый посвист,
всё ему одному, потому что люблю за двоих.
И навеки на нём теперь этот немеркнущий отсвет,
поцелуи дождя или снега заместо моих.

Он просвечен во мне от макушки до самого детства,
почему-то отмечен и избран меж всеми людьми.
И ему никуда от меня теперь больше не деться,
от кавычек и скобок в себя заключившей любви.

Там, за скобками, много чего не вошло и осталось.
Как руками, его обвиваю зеленым плющом.
И любви никогда не коснётся застой и усталость.
И любимый всегда наперёд и навеки прощен.