Значимое отсутствие

Приходит тишина, и женский род
пугает так, как утром странный пот,
когда не знаешь, что страшнее гложет:
твой пот или беспамятство о коже
во время сна – что видел ты, что знал,
когда она заплакала, и холод
стеклянным коконом закрыл глаза,
а ужас поутру открыл твой голод,
и пот-слеза, возможно, пот-слюна;
когда не знаешь, что закрыла вьюга
и кто, возможно маленький, затих
под гладью льда, чтобы в лучах июля,
оттаяв, разложиться в новый стих.
Тогда поймёшь внезапно сцепку круга,
в котором холод зачала тоска
отсутствия давления на руку
привычной теплоты чужого сна.
Всё это сходит на дыханье внутрь,
на невозможность выйти из кольца
гнетущих рифм. Тревожно дышит внутрь
сознанье бега при потере ног.

Приходит тишь – всё тот же женский род,
видать бессмысленный, но есть подлог:
приходит тишина, приходит тишь –
за женским родом прячется камыш,
точнее медленное колыханье –
дыханье мёртвых и воспоминанье.
Так где-то кто-то слово надкусил,
тебе в наследство перешёл обрубок,
и не узнать, чьи зубы были с ним,
чьи, может быть обветренные, губы.
Но дышит зовом каждая строка –
небытие просвечивает счёты:
потерянных присутствий череда
сквозь числа и размер вскрывает соты.
Иссякновен и хрупок терпкий мёд,
его избыть старается поток,
чтобы тебя скрыть в рое мёртвых пчёл,
где каждый есть тревожащий просчёт.