По ту сторону моря

Читая стихотворение Иосифа Бродского "Шведская музыка"





Иосиф Бродский

Шведская музыка


К. Х.

Когда снег заметает море и скрип сосны
оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз,
до какой синевы могут дойти глаза? до какой тишины
может упасть безучастный голос?
Пропадая без вести из виду, мир вовне
сводит счёты с лицом, как с заложником Мамелюка.
…так моллюск фосфоресцирует на океанском дне,
так молчанье в себя вбирает всю скорость звука,
так довольно спички, чтобы разжечь плиту,
так стенные часы, сердцебиенью вторя,
остановившись по эту, продолжают идти по ту
сторону моря.


1975 г.



1. КОГДА ОСТАЁТСЯ СЛЕД

Поэзия Иосифа Бродского оставляет в душе след. Эффект преднамеренный, ибо любой поэт своими стихами всю жизнь создаёт следы на бумаге и если они оказываются незамеченными, то это либо по причине слабости голоса и таланта, либо просто не оказалось того (археолога слов), кто смог бы эти следы обнаружить.
В данном случае след бро(д)ский, музыкальный и звучит всеми регистрами чувств. Моё желание как читателя написать именно об этом посвящении И.Б. (Кароле Ханссон) связано с тем эффектом колдовского звучания, которое преследует меня всю жизнь. Ощущение, будто я (сразу, одномоментно) сам стал "заложником Бродского", как и тысячи других людей, пытающихся повторить за ним его знаменитые строфы...

"На лицо" в первой строке - присутствие скрипки с оркестром. Хоть сам Бродский не играл на музыкальных инструментах, но "музыку считал лучшим учителем поэтической композиции. Об этом есть у него несколько высказываний в интервью: «Мне кажется, музыка даёт самые лучшие уроки композиции, полезные и для литературы. Хотя бы потому, что демонстрирует некие основополагающие принципы». Особо И.Бродский выделял творчество Й. Гайдна, считая его одним из самых выдающихся композиторов: «Самое феноменальное в Гайдне – что это абсолютно непредсказуемый композитор. Вы никогда не знаете, что произойдёт дальше. Это примерно то, что меня в литературе интересует». Можно предположить, что "Шведская музыка" - переложение какой либо музыкальной темы Гайдна, исполненной на фортепиано, например другим великим нобелиантом и другом И.Б. Тумасом Транстрёмером. Кстати, не могу вспомнить ни одного знаменитого шведского композитора..? Интернет выдаёт множество фамилий, например Ларс-Эрик Ларссон, Гуннар де Фрюмери, Карл-Биргер Бломдаль, Аллан Петтерссон, но привычно звучит (по "скандинавским меркам") всё равно норвежский Григ или пробирающийся сквозь огромные сугробы финн Сибелиус. Объяснение этому даётся следующее: отсутствие (редкость) нот для исполнения произведений шведских композиторов. Можно поэтому сказать, что "Шведская музыка" И.Б. хоть в какой-то мере устраняет этот пробел, недоразумение. Да-да, я уже слышу это вечно-поддакивающее "КогДА..." 

...

"Когда снег заметает море" - тихая прелюдия, несколько приливных аккордов, способных воображение переместить куда угодно. В данном случае на небольшой остров Торё, куда любил приезжать поэт. Здесь есть небольшой пляж из белой гальки, маяк, скалистые валуны, другие северные достопримечательности, которые оказались по душе питерскому поэту. Он даже сыграл в Швеции свадьбу, не в Америке, не в Италии, а здесь, когда

"скрип сосны оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз". В этот момент вступает скрипка, тело которой выгравировано из (карельской)сосны. Меня "цепляет" использованное здесь единственное число существительного ("полоз"), которое чаще всего употребляется во множественном числе. Одноногий путник, однорукий пианист? След не парный, а именно тот, который не может принадлежать человеку, но при этом обладает некой глубиной, физической константой, зависающей ментально и моментально (при чтении) в воздухе. Нечто поразительное! И далее, чтобы сгладить произведенный эффект вступают другие инструменты и начинают вопрошать. Синева валторн, голос...виолончели? Выбор инструмента не важен, ибо скандинавский пейзаж склонен к ровной цветовой гамме морской поверхности или камня, в которой диапазон тишины и синевы мал, почти ничтожен, а значит - безучастен. Дирижёр оркестра покуривает и смотрит отрешённо вдаль. Вопросы тихим скерцо зависают в воздухе, предполагая, что на них самой существующей природой уже дан ответ.
    



2. ЗАЛОЖНИК МУЗЫКИ

Вторая часть - динамичная, больше духовых инструментов и семантических связей, ассоциативных, в том числе на противовесе, рядов. "Мир - лицо". А есть ли у мира лицо? "Пропадая из виду - во вне"? При чтении хочется споткнуться и это похоже на расставленную И.Б. ловушку, в которую попадает ("пропадает") как внешний мир, так и сам читатель (он же поэт).

Далее в тексте появляется словосочетание, которое без исторической справки мне лично было не осилить.

"Заложник Мамелюка": мамлюки, или мамелюки (араб. — белые рабы,невольники),
воины-рабы (из тюрок, а также грузин, черкесов и других
кавказских народов в Египте), из которых была сформирована
гвардия правителей династии. Мамелюк мог быть отпущен
на свидание с семьей, если кто-то из родственников оставался заложником за него и расплачивался службой или даже жизнью в случае невозвращения."

 То есть можно сказать, что мир забирает жизнь "лица" в заложники и может торговаться, манипулировать? Пропавший сам не знает, что он "пропавший"! Но так как это - метафоричный мир, то значит я вслед за И.Б тоже становлюсь Заложником музыки и автоматически самого поэта! Я сам пропадаю в поэзии, исчезаю в музыке ветра, снега, моря. И  кажется таким построчным хитросплетением поэт как бы захватывает власть, держит в необходимом напряжении и вновь отпускает строфы, высвобождая колоссальную энергию образов. Заложник- белый аристократ, но уже не "пустыни", а моря...

Тропа со следами. Умеренное ларго. Арфы в руках русалок...

"…так моллюск фосфоресцирует на океанском дне" Нейросеть при анализе рубанула в лоб, что "моллюск" - это "внутренний свет поэта". В принципе согласен, но и ещё (акцент на место) любого, кто окажется в заложниках поэзии. Ещё можно тихонько фосфоресцировать на балтийском дне, но вот громкость музыки усиливается...

"так молчанье в себя вбирает всю скорость звука"! Ах, какая красота... Всезнающий ИИ нашёптывает о том, что "через образы внутреннего движения и времени Халдеев поэт создаёт портрет человека, который слышит музыку не в звуках, а в самом безмолвии". Парадоксов друг, получается композитор Бродский: музыка без звуков, поэзия без слов... И что там дальше по нарастающей?


3. ПО ЭТУ СТОРОНУ ПОЭЗИИ

Финальная часть. Играет весь оркестр. Кукушка периодически выпрыгивает из клетки часов, подтверждая, что основная тема "Шведской музыки" - скоротечное человеческое время.

"Так довольно спички, чтобы разжечь плиту" - здесь я вижу домашний огонёк из окна рыбацкой хижины. Играя в ассоциации, представляю "безработного" в ссылке поэта, который обходился свечами и становился в деревенской глуши будущим Нобелевским лауреатом. Эффект камнепада, который не остановить. Конец произведения близок. Музыка звучит всё громче и громче, но и одновременно всё тише и тише.

"так стенные часы, сердцебиенью вторя,
остановившись по эту, продолжают идти по ту
сторону моря."

Превосходная метафора, где само время может быть услышано только живым, повторяя биение сердца. Нарастает метафизический звук волны, которая наконец облегчённо падает на берег, и так же читатель, дочитав последнюю строку, неожиданно для себя оказывается "по ту сторону".

По ту сторону - чего? Как увидеть весь горизонт, чтобы не раствориться в нём? А может ли звучать "мёртвая музыка" и кто её слышит? Вопросы во мне фонтанируют, но это скорее последующие аплодисменты, поскольку я всё ещё нахожусь в гипнотическом оцепенении от только что услышанного стиха.

Когда-то впервые прочитав "Шведскую музыку", я сразу понял, что прикоснулся к чему-то совершенно особому, абсолютно музыкальному. С тех пор для меня визиты в Большой зал Филармонии и чтение великого И.Б. - вещи одного порядка. Стихотворение естественным образом оказалось выученным наизусть и теперь всякий раз, чувствуя, как "снег заметает море", я оказываясь как "по ту сторону моря", так и по эту сторону...Поэзии.


***

Владимир Бондаренко "Два нобелиата":
«Глаз предшествует перу, и я не дам второму лгать о перемещениях первого, – пишет Бродский в своём эссе о Венеции, «Набережной неисцелимых». – Поверхность – то есть первое, что замечает глаз, – часто красноречивее своего содержимого, которое временно по определению, не считая, разумеется, загробной жизни».



Иллюстрация:
Аnna Gardell-Ericson