Господин Самых Серых Пятен. Глава 1. Фото

Далеко-далеко отсюда, на другой стороне дороги,
В мишуре золотых фотоник, первозданную ночь колыша,
За забором больного чуда были серые триологи,
И угрюмый чернильный домик, с покосившейся ветхой крышей.

Где луны серебристый грошик, перекованный ювелиром,
Под дождями до нитки вымок, и повесился на иголке,
Между двух догоревших плошек с пожелтевшим китовым жиром,
Позабытый веселый снимок на просевшей каминной полке.

В паутине густой и зыбкой, от последней до первой части,
В блеклой сепии непогоды, зацепившись за угол шлица,
Всё глядят в объектив с улыбкой, в идиотской гримасе счастья
Через все времена и годы, до смешного чужие лица.

Расстояние меньше шага в недоказанной теореме,
Во дворе притаилась осень, новой трещиной на зубиле.
Сколько лиц сберегла бумага, заморозив былое время?
Фотоснимок впечатал восемь. А девятого все забыли.

На окне поцелуй мороза, отблеск света пурпурно-рыжий,
Незаметно и незнакомо, утопая в тумане дымок,
Этой ночью, сухой, как проза, наклонившись к огню поближе,
Одинокий хозяин дома близоруко глядит на снимок.

На измятом куске картона под угрюмой стеклянной коркой,
В левом нижнем углу на фото, привалившись к дырявой раме,
Обезличенно, однотонно, за задернутой серой шторкой,
Человек до седьмого пота изгибается в диораме.

Это он. Может, чуть моложе. Сколько лет пролетели рядом?
Срок минувшего необъятен - только стрелки бегут бок-о-бок.
Ненавидит себя до дрожи Человек с догоревшим взглядом,
Господин самых серых пятен. Повелитель пустых коробок.

Шевалье неудачных шуток, Благодетель ненужных писем,
Кавалер в перебитом гипсе и Архонт городской канавы.
Тает крошечный промежуток "ты безумен и ты - зависим,
Если ты, как всегда, ошибся, значит те, кто смеялся - правы"

Полутьма закрывает перед, пустота расползалась снаружи,
Тишиною сквозит из комнат, Азраэля спасает Уза.
В человека никто не верит. Человек никому не нужен,
Человека нигде не вспомнят. Он балласт, атрибут, обуза.

Неоконченность слова "между" искажается в эпониме,
Прорастает кровавой жаждой, разлетается на эфиры.
Кто-то срезал с него надежду, кто-то выкрал и спрятал имя,
По кусочку отрезал каждый, оставляя сквозные дыры.

И пробоины в рваном цинке пропускают седую стужу
Обратился седым и вьюжным дым сгоревшего фемиама
Восемь лиц на последнем снимке издевательски смотрят в душу
Каждый вырезал, сколько нужно, остальное швырнули в яму.

Перепачкано и белесо у последней строки абзаца,
Перемолото на "иначе" и застыло в больной коросте.
Два начала идут по тросу, обещая вот-вот сорваться:
Человек у камина плачет. Человека трясет от злости.

Аметист потерял огранку, ноты кружатся в ригодоне,
И лучи догорят Господни между пальцами в кастаньете.
Человек разбивает рамку, о стекло раскроив ладони.
Он заставит ушедших вспомнить. Он заставит себя заметить.

И со звонком сломалось что-то, раздробилось в дешёвой кукле,
Где презревший былое разум, пробуждается, месть обрамя.
Человек вынимает фото, и бросает его на угли:
Восемь лиц догорели разом.
На девятом погасло пламя.