Исповедь старика-иммигранта

ИСПОВЕДЬ СТАРИКА-ИММИГРАНТА

Пришлось услышать как-то мне слова,
потрясшие меня своим цинизмом,
от этих слов разбухла голова,
от них дохнуло в душу мне нацизмом.
«Вы для Германии не сделав ничего,
всё что-то требуете, многого хотите.
Вы иммигрант здесь – только и всего,
и к нам свои претензии уймите!» –
сказала как-то в раздражении так
бераторша мне в социальном «амте»
и не сочла свою вину за факт,
прислав пособие не в феврале, а в марте.
Тогда я не нашёлся, что сказать
мне нужно было взвившейся девице,
мне, старику, в свои семьдесят пять.
А заодно и тем, кто часто хмурит лица,
услышав русскую, для них чужую речь
на улице, в автобусе, в больнице.
Враждебность эту мне стряхнуть бы с плеч
и вслед себе не видеть злые лица.
Я верю, немцам не за что любить
нас, русскоговорящих, из Союза:
чего, как дармоедов, нас кормить,
нажраться захотевших здесь «от пуза»!
Дают нам здесь приличное жильё,
бесплатные лекарства и леченье,
и деньги на одежду и бельё –
по старости дают обеспеченье.
Но многие не знают одного,
что дети, нас привезшие, вложили
в Германию свой труд уже давно –
тем «пенсионный фонд» нам заложили…
Но вновь услышал те же я слова –
мне врач на просьбу выписать лекарство,
чтоб больше не болела голова,
сказал брезгливо, прямо, без лукавства:
«Для Дойчланд вы не сделав ничего,
всё что-то требуете, многого хотите.
Вы иммигрант здесь – только и всего.
И потому свой аппетит уймите».
Лекарство дорогое попросив,
не знал я, что оно мне «не по штату» –
в глазах врача был нагл я и спесив:
и так я слишком «дорог» бундесрату!
И вновь не смог я ничего сказать.
Униженный, вновь проглотил обиду.
Запаса слов мне стало не хватать.
Что оскорблён, врачу не подал вида.
Я ж для Германии «не сделал ничего»!
Зато она мне сделала немало:
сломала жизнь мне – только и всего –
когда войной на СССР напала!
Отец мой, в плен захваченный в бою,
как сотни тысяч, был в концлагерь брошен,
на каторге закончил жизнь свою.
Он, как былинка, был войною скошен.
Сестру мою угнали немцы в Рейх,
где бауэр над нею измывался.
Там рабский труд стал горькой долей тех,
кто кое-как за жизнь ещё цеплялся.
Мой дед под Киевом был сброшен в Бабий Яр
и заживо засыпан в нём землёю.
Разбомбленный наш дом пожрал пожар.
Быть  Б Е Ж Е Н Ц Е М  я обречён войною.
Я с голода ребёнком умирал
в сорок втором в блокадном Ленинграде,
в нетопленной квартире замерзал –
я выживал, как в первобытном стаде.
Нас Холокост в шесть миллионов жал
тотально истребить в войну пытался.
Потомки ж тех, кто нас уничтожал,
приют дают тем, кто в живых остался.
В анкете по иронии судьбы
я контингентным  Б Е Ж Е Н Ц Е М  указан!
К чему о справедливости мольбы? –
Я, как и предки, б е ж е н с т в о м   наказан…
Мне скажут, что война прошла давно,
что в жизнь пришли другие поколенья,
и в тлеющем костре мне не дано
вновь ворошить сгоревшие поленья:
забудь  сожженных в газовых печах,
в концлагерях замученных евреев
с мольбой о милосердии в глазах –
их прах над всей Европою развеян.
И как забыть, когда передо мной
при виде золота на старой фрау
мерещится отца зуб золотой,
который муж прислал ей из Дахау.

... я Германии «не сделал ничего».
Зато она мне сделала немало:
сломала жизнь мне – только и всего,
когда войной на СССР напала…

Январь 2007 года