Расправил

Кротки

Не подсказал мне Евтушенко.
Где по простому промолчал.
Образовалась с ходу стенка
от всех неискренних начал.

Хотя и жил он на Алтае
в далёкие те времена.
Его стихи опять читая,
ищу не зёрна, семена.

А нахожу полову слова
во многословие строки,
там, где счастливая подкова,
о! как же мысли-то кротки.

А то как реки в половодье
текут, смывая берега.
Натягивая вновь поводья,
играет не со мной пурга –

стремленье к дикой славе
по-над осенним рубежом,
там, где купаются купавы,
где мы с Пегасом ржём…


Настало

В Союз писателей Алтая
ходил я часто, просто так,
а там, безудержно болтая,
все говорили: “Во чудак,

не издавался же ни разу…”
Просили все себя издать,
держали, надсажаясь, мазу,
но не могли ни дать, ни взять.

Настало время перестройки.
Союз распался вскоре весь…
…и понеслись куда-то тройки
и стали долларами цвесть.

Марк Юдалевич нас заметил,
обоих он благословил.
И поэтические лета
предстали трактом впереди.

Вильям Озолин не однажды
по щедрости Души помог,
что подтвердит вам это каждый,
не глядя ночью на итог.

И даже Саша Родионов
был вынужден во мне признать
Поэта грусти без поклонов
и не стремящегося вспять.

Владимир Башунов свободно
по радио-тропе повёл.
В эфире шёл я как по своду
и в меру полную расцвёл.

Мой голос ставил мне Бузмаков,
листами чести шелестя,
под истинности был я знаком,
где пролегла моя стезя.


Расправил

Какая странная программа,
ох, и бессовестная жуть,
нет совести у ней ни грамма
и в этом-то её вся суть.

Вращается клубок сомнений:
“Включать иль надо не включать…”
Других не терпит, сволочь, мнений
и ставит жирную печать

на всём желании Поэта –
войти инкогнито бы в сеть
всего безжалостного Света,
себе чтоб дифирамб пропеть.

А вот программа не желает
увидеть подлинность судьбы
живущего давно в Алтае
и обнажает клык борьбы

за, словом, неприкосновенность,
остервенелость и подвох.
Её оружие – мгновенность,
тяжёлый, вырвавшийся вздох –

поставил адекватно точку.
И запятой открыжил день,
и разорвал Поэта строчку,
навёл он на плетень всю тень.

И обозначил отношенье
к несостоятельности зла,
как одиозное прошенье
расправил гибкие крыла.