Петербургская поздняя осень

                I

Поздней осени двуликость:
полуморось, полуснег.
Хоть бы кто мороз накликал -
где морозней, там ясней.

Полумерами природа
словно хочет примирить
лёд и слякоть... И погода
полукровкой может быть.

Как двусмысленности кредо:
без пристрастий, без примет...
Фонари в тумане цедят
полуобморочный свет.

Поздней осени тягучий
полусумрак, полумгла,
знать, не зря всегда живучей
половинчатость была -

образец приспособленья,
и успешности секрет,
выживанья откровенье:
полу - да, и полу - нет...

Всё в нём подлинно и мнимо,
всё двоится в блеске вод -
город, сотканный из дыма,
жизнью призрачной живёт.

Призрак, парусник летучий,
на гранитный севший риф,
ставший крепостью плавучей:
полу-город, полу-миф.

Зыбким обликом незыблем,
нравом противоречив.
Ничего, что климат гиблый,
но зато бессмертен миф.

Поздней осенью несносен,
всех хандрою заразит...
Но несносней, если осень
напоследок не хандрит.

                II

Петербургская поздняя осень,
как стареющая модница-брюзга:
«Здесь такие дожди не носят!
Здесь другого покроя снега!»

В поднебесной гримёрке природа
примеряет всё разом почти,
словно пятому времени года
в гардеробе чтоб место найти.

Из нейлоновой мороси - шлейфы,
из кисейного снега - фата...
Осень, осень, смирись - только вешней
настоящая бывает красота.

Будет стужа тебе, как награда,
грязь и слякоть приберёт кругом
и навеки морщины разгладит
из летейских источников льдом.