Intro

Запах папиных сигарет сливается с острым весенним воздухом и сладко обжигает гортань. Эта вычурная фраза, возможно, отталкивает сразу, но ведь нет ничего неизбежнее правды, как бы её не оформить.
Молодая зелень листвы, подчиняясь ветру, то и дело рассекает фиолетовое небо. Молодая картошка будто сама копошится и перекатывается в закипающем масле. Только что приготовленный салат утопает в своем же соку. На столе увядает сирень.

Мне достаточно мало лет, чтобы все было ещё впереди и достаточно много, чтобы помнить. Помнить запахи. Помнить свет и воздух. Помнить как дым папиных сигарет, сливаясь с весенним воздухом, обжигает гортань.

Ветер наполняет комнату. Он свивает шторы в причудливые фигуры, отбрасывающие ещё более причудливые тени в грозовых сполохах.

Телевизор показывает нечто черно-белое. Иного он не умеет. Черно-белая его реальность неизбежно проигрывает юной листве, моложавому воздуху мая, суетливой воркотне сковородки.

Впереди ещё так много всего, что нет никакого смысла думать о чём-то кроме момента. А момент наполняется запахами, наполняется светом и предвкушением вкуса. Момент ненароком готовится навсегда врезаться в мою память. Он становится крепче и надёжнее любой кинохроники. Спустя столько лет я вспоминаю его и буду вспоминать до скончания лет, до последнего взгляда в равнодушный в своей неизменности потолок.

Уже нет той комнаты, давно нет тех листьев. Нет того света. Многократно исчерпана та весна. Неправдоподобная даль времени прошла с тех пор, когда были съедены и салат и картошка. Выброшены на свалку лет и те распахнутые окна и те, извивающиеся на ветру шторы. Запах сигарет распрощался с весенним воздухом, да и сигареты те стали другими.
Все меняется. Меняются времена. Мы не к лучшему меняемся вместе с ними. Но нет-нет, а всплывает из памяти картинка, врезавшаяся в неё крепче, чем "Поцелуй" Бранкузи - в контуры тысячелетнего камня.
Память - строительный материал, тот самый слепой и немой тысячелетний камень. И только воспоминания превращают её во что-то на грани шедевра.