Глава 15. мой полёт, выступление с капустником

15. Я В НЕБЕ ПАРИЛА! ВЕЧЕР С КАПУСТНИКОМ.
    А необузданная молодость рвалась, куда-то еще. Хотелось, как можно больше увидеть, освоить, познать и творить. 

 Теперь я начала заниматься парашютным спортом. Там уже с полгода занималась девушка Тоня с нашего курса. Два раза в неделю к общежитию подъезжала машина рано утром, собирала нас и увозила в авиоклуб, где изучали парашют, его детали, учились его укладывать. Наконец назначили день для прыжков. Машина пришла за нами в четвертом часу утра, в безветренное утро. Пока прибыли  на аэродром, сон окончательно развеялся. Парашюты уложены, каждым для себя, под контролем инструктора Тони.
У Тони набрано уже достаточно много прыжков, и она, на правах почти опытного парашютиста-инструктора, дает нам, новичкам наставления, и одновременно успокаивает: «Не бойтесь». Боязни у меня не было. Высоты я не боялась. А в остальном рассуждала так: «Я должна испытать и высоту, и прыжок, а уж что случится, так по мне плакать некому». В самолете расселись на сидения по обе стороны салона с парашютами за плечами. Взлет. Дали несколько кругов над аэродромом, прежде чем услышали команду «Приготовились! Пошли по одному!» Выходили с интервалом. Я шла третьей, без колебаний, шагнула в воздушное пространство, вначале кувыркалась: голова - ноги – показалось долго. Наконец, желанно-ожидаемый рывок. Автоматически раскрылся парашют.  Взялась за стропы, и стала определять, с какой стороны восходит солнце и хотя бы, слабо осязаемый ветерок. Подтягивая стропы, развернулась навстречу солнцу, и теперь уже могла осмотреться: земля приближалась, не так быстро как я думала. Ощущения непередаваемые! Я в неописуемом восторге! Я видела внизу нашу группу курсантов. Она оставалась, где-то в стороне от того места, к которому я приземлялась. Перед самой землей скорость спуска увеличилась. И вот ноги коснулись земли. Тяжелый парашют потащил меня, маленькую, 43-х килограммовую, по земле. Стропы, которые я должна подтягивать на себя, меня не слушались, продолжали тащить меня, и я коленками проволочилась по земле, и даже чуть-чуть коснулась земли носом. Я видела, что ко мне уже бежали инструкторы, группа курсантов. И хоть в моем нечетком приземлении был виноват мой малый вес, я почувствовала себя неловко, однако сумела таки вскочить на ноги и к моменту подоспевшей группе людей, успела приободриться и бодрым голосом на вопрос: «Ты, как?» Ответить: «Все в порядке, отлично!». Впечатление, конечно, не забываемое. Следующие учения по прыжкам были назначены в тот день, когда у меня было дежурство в больнице. А пропуски таких тренировок не допустимы. Передо мной встал вопрос либо продолжать заниматься прыжками для своего удовольствия, либо продолжать работу, чтобы жить – содержать себя и учиться. И, несмотря на то, что занятия парашютным спортом мне очень понравились выбрать, к сожалению, пришлось второе. Сочетать учебу в институте, работу и прыжки – не получалось.  А Тоня, кстати, набрала больше 100 прыжков. Вышла замуж за инструктора, который и запретил ей продолжать заниматься прыжками, объяснив свой запрет так: «Мне нужна жена, которая должна рожать детей». Смысл этого изречения мне остался не совсем понятным.

В институте, на собрании потока выступила с наболевшими проблемами: не давала покоя низкая дисциплина, низкая успеваемость в основном среди студентов казахской национальности. Многие из них явно не хотели учиться.

Готовились к вечеру встречи двух курсов, нашего 2-го и 1-го. Надо было организовать художественную самодеятельность с капустниками, опять же направленное на повышение дисциплины и успеваемости. На своем курсе это организовать было проще. Сочинила для капустника куплеты, в которых затрагивались проблемы по дисциплине и успеваемости, а также вопросы, касающиеся быта студентов. Так, например, в вестибюле института стоял бочок для питьевой воды, с прикрепленной к нему цепью старой, мягко говоря, неэтичной кружкой. Так, по поводу такого «сервиса» сложились такие строчки:

А на цепи, что много лет
Сидел бульдог подопытный 
Висит там кружки образец,
В утильсырье подобранный.   
Наш уважаемый завхоз,
К вам с просьбой обращаемся:
Нам одолжить стакан пустой –
С зарплаты рассчитаемся.

   Вот такие, примерно, куплеты по различной проблемной тематике мы исполняли на мотивы соответствующих, подходящих песен. Я привлекла к участию в таких капустниках своих подружек Тосю Андросову, Лиду Глебову, Валю Пронину. Но надо было привлечь к участию в выступлении и студентов 1-го курса. По нашему сценарию нужен был парень, чтобы спеть некоторые куплеты из капустника. С этой целью встретились с первокурсниками. Комсорг курса и другие студенты сразу, без колебаний сказали: «Это подойдите к Жоре, он сможет все». Жора Журавлев, поломавшись немного и продемонстрировав свой тенор, согласился принять участие в выступлении на вечере, но почему-то так и не выступал, толи заболел, толи еще по какой то причине, не пришёл. В общем, готовились мы сами, репетировали. Наконец – выступление. Мы пели свои сочиненные куплеты, показывали кое-какие сценки на актуальные темы. Зал был заполнен до отказа и многие стояли в проходе и у двери. Я больше говорила нараспев, старалась как можно громче. Валя фальшивила мотив безбожно. Лида, попав на сцену, дала свободу голосовым связкам, и отдельные слова ее вдруг забасили, на удивление всем, знавшим ее всегда скромной, тихой, незаметной. Тося все свои усилия прилагала к тому, чтобы наше выступление не сорвалось, и если не голосом, то движениями рук, выражением всех мимических мышц старалась выразить все то, о чем рассказывала наша живая газета. Глядя на всех и кадого,брал неудержимыц смех. Но наше выступление прерывалось смехом и аплодисментами и в зале, и нас самих разбирал смех, чем мы несколько подпортили свое выступление. Однако успех был для нас неожиданно небывалый. Нам аплодировали, смеялись. Нас поздравляли и восторгались. Преподаватели, присутствующие на вечере сказали, что капустник получился замечательный и очень актуальный по темам, но своим смехом, мол, вы несколько портили эффект.
Но позже, настроение публики испортила очередная драка, завязавшаяся внизу, на первом этаже. Из безобидной драки, образовалось большое мордобитие. По вызову прибыла милиция. На полу в вестибюле были лужи крови. А когда все успокоилось, студенты, возмущенные событиями охладели даже к танцам. Мои, с юношеских лет, симпатии к азиатским народам начали сильно колебаться. Я ушла домой расстроенная, тем, что вечер, который так долго ждали все, который, собственно и прошел «на ура», закончился так глупо. К тому же устраивать вечера в институте нам запретили на длительный срок. Однако, со временем все подзабылось, и снова устраивались вечера по разным поводам, посвященные различным датам и праздникам.


   Однажды, осмотрев себя, я решительно отказалась идти на вечер. Мои подружки не отступались от меня, они не хотели пропускать какой-то очередной вечер, а без меня ни за что не соглашались идти. А я уже стала стесняться выходить на такие мероприятия в одном и том же платье, за неимением ничего другого. И тут, догадавшись о причине моего отказа ходить на вечера, Тося принесла свое платье, заставили, почти насильно меня надеть его. Впервые в жизни я надела чужое платье (при всей своей бедности, терпеть не могла надевать что-либо чужое). А девчонки сказали: «Вот, что значит смена наряда, совсем другой человек, смотришься совершенно иначе, здорово!» Да, вот этого «здорово» у меня и не было, не было нарядов, и не только нарядов, даже лишнего запасного платьишка не было. Не было у нас и косметики. Девушки нашего поколения очень проигрывали по внешнему виду и, особенно из-за отсутствия хоть какого либо минимального макияжа на лице. Но в этот вечер, в чужом, но очень подошедшем для меня платье, без макияжа, я имела успех. Руслан, студент с 5-го курса, тот чеченец, с которым на одном из вечеров Магаз прервал наш с ним танец, так закружил меня в вальсе, что нам аплодировали.
   
И все же, тяготило одиночество молодой девчонки, от сознания того, что никому до тебя нет дела. Ира живет своей семьей. В семье часто не хватает денег, и она обращается ко мне, занять немного денег в «долг». Тете Оле я не писала. Не интересовало и ее мое существование. Действительно, кто я такая для нее? Она общалась с нашей семьей, пока была жива ее родная сестра, Клавдия Семеновна, тогда она и приезжала к нам в Старый Оскол. А теперь? Теперь, видно ей это ни к чему. С братьями я и не пыталась вести переписку. Какой бы глупостью, по молодости лет, не объяснить поведение Стаса там, в Москве, простить ему дурацкое, наглое поведение я не могла. Так размышляя однажды о своем безродном одиночестве, написала письмо тете Леле, папиной сестре, матери Валентина. Уж не помню, о чем я писала, но видно промелькнуло в письме что то обидное для нее. И я получила ответ. Это было первое письмо от родной тетки, после смерти мамы. Я читала его с болью и дрожью во всем теле. Это было жесткое послание, полное упреков и нравоучений. Это было письмо совершенно чужого человека. Ни сочувствия, ни жалости, ни вопроса: «Как живешь?» На этом кончилась моя связь с тетей Лелей. Связь с ней и братьями более или менее поддерживала моя сестра.
А ведь Валентин, её сын, ещё при жизни мамы, четыре года жил у нас, в Осколе, когда учился в ГРТ…(Думаю – это всё след того неравного брака моих родителей).