Алехандро и Поль
Она пьёт по утрам вино из луны и семи побед, в чудеса засыпает хлопья, а на хлеб – толстым слоем звёзды. Ей авто – колдовские мётла, да оставленный снег по вёснам. Поль не смотрится в зеркала – ей ответом чужие лица. С Поль ребячливы небеса. Поль в глазах бережёт зарницы. И хрустящих газетных стопок ей не нужно скупать в киоске – Поль послушает моря рокот, и прочтёт на пчелином воске, и почует в могильных землях, и считает касанье ветра. Её смех отголоском в детях, её шёпот в шуршанье фетра. Поль не знает людских повадок, их порядков, масштабов мыслей.
Поль - любительница загадок и древнейших забытых истин. Ей чужды и любовь, и дружба. Ей железно внушили это –
нет напарников, только служба.
Но однажды настало лето.
Это был её третий год. Третий год от её кончины (знамо – время идёт вперёд, да ведь это неизлечимо). Поль сидела у кромки вод, чайки нежились под рукою, и блистательный небосвод расстелился над головою, переменчивый облаками – он всегда ей казался разным.
В третий год от её кончины он впервые стал ярко-красным, и впервые сквозь песни моря ей послышался чей-то стон, полный скорби, и полный горя.
Поль тогда повстречался Он.
Алехандро де Ллойт (позднее Поль его будет звать иначе, и лишь годы спустя поймет, как для них это много значит). Он был старше, чем Поль, настолько, что не помнил былую жизнь. Его голос звучал так звонко, словно сталь хоровод кружит, а в глазах полыхало пламя, обжигая земную твердь. Алекс нёс за собой погибель, разметая повсюду смерть - под ступнями его босыми вся трава неизбежно жухла.
Из всех чаек, что вверх вскружили, лишь одна превратилась в куклу, лишь одна под рукою нежной не рассыпалась в горстку пепла – Поль схватила ее небрежно, побежала в морские недра.
Алекс видел её сквозь воды – силуэт вдруг объяло светом. Птица взмыла в свои просторы, Поль со дна потянулась следом,
подтянулась на берег мокрый,
поспешила убраться дальше.
Путь, что Алекс окрасил в чёрный, вслед за ней зеленел, как раньше.
__________________________
Алекс больше её не видел.
Четверть века тянулась долго – его пальцы касались чисел на камнях некогда живого, его крик был в раскатах грома, и в снарядах, и в свисте пули. Он не помнил дороги к дому - ноги в тёплой крови тонули, увязали в гниющей почве, уносили в сердца сражений, где всегда неизменен почерк -
никаких тебе сожалений.
Четверть века тянулась долго, Поль неслась по земле за ветром, и случилось уже так много, что де Ллойт ей казался бредом, просто сном, неудачной шуткой (хоть посмертно никто не шутит). Алекс мнился ей кем-то жутким, а ведь Поль никогда не судит - её служба совсем не в этом.
Поль держала свой путь на запад, и старалась забыть то лето, и чужой, незнакомый запах.
Птицы стаей кружили в небе, тишь пронзило истошным воплем. Где-то рядом клубился пепел - Поль была далеко за полем, но не нужно быть в самой гуще, чтоб осмыслить причину гама - сердце билось в груди гнетуще на открытую панораму.
Поль бежала в траве высокой, ветер шлёпал её лодыжки. За гибискусом и осокой её встретили ребятишки - неподвижной стеной сложились друг на друга гигантской кучей. Не играли и не кружили вокруг Поль, как всегда, смеючи, а за ними, лбом уперевшись в осквернённую смертью землю, на коленях стоял де Ллойт, опустившись на поле тенью.
Поль ещё не встречала таких, как он, как она - от людей отличных.
Дождь поспешно сбросил глухой заслон, укрывая в терзаньях личных, пряча тихий плачь и сердечный ритм, под которым дрожали плечи. Алекс вдруг оказался прижат к груди, весь истерзан и искалечен, а под ветхой тканью его спина покрывалась волной мурашек -
Поль осталась рядом с ним до конца, пусть и путь для неё был страшен.
Так минули оставшиеся года. Честно - мало что изменилось: Поль брала на язык первые снега и в цветочных полях резвилась, а де Ллойт возвращался к её рукам, исцеляя сражений горе, не боялся поглядывать в небеса, не кропил больше кровью море.
А де Ллойт наконец-то обрёл свой дом, где его так любовно встретят. Его голос отныне - хрустальный звон,
каким ярко
смеются
дети.
Свидетельство о публикации №125020308389