Глава 11. Трудный транзит в Столице

    Итак, провожали меня небольшой компанией: Ира, Саша Черников, Саша Золотарев, и две девушки из нашего класса. На вокзале Ира сразу же взяла билет на дополнительный поезд до Караганды. До отправки поезда было еще много времени. Мы разместились на свободной скамейке. Пассажиров, отправляющихся в том же направлении, было много. Было очень шумно.
   А между тем приближались минуты раставания с Ирой, с родным городом, с друзьями. Саша Золотарев стал, по обычаю, давать советы по устройству на месте, по учебе, по жизни вообще. Это был настоящий друг. Он пришел к нам в 10-ый класс ШРМ, имея диплом фельдшера и достаточно поработавшего по своей специальности в больнице. но, решив поступать в медицинский институт, посчитал, нужным освежить знания за 10-ый класс, и получить аттестат зрелости. Всегда внимательный и добродушный к людм, он замечал, когда кто-то грустил, умел подойти, поговорить, успокоить. Я не раз находила поддержку, пользуясь его умными советами. И вот теперь я покидаю и этого  товарища. К кому обращусь за советом, с кем поделюсь горем или радостью? «Ты ж пиши, – будто угадывая мои мысли, проговорил Саша,– пиши обо всем». Тогда никто не мог и предположить, что могло случиться с этим замечательным человеком уже в скором времени. Когда я уже начала  учиться, Ира написала в письме о том, как Саша, собрав чемодан книг- учебников, поехал поступать тоже в мединститут, в Курск, и в дороге, в поезде у него украли чемодан. В институт он не поступил. Домой приехал очень расстроеным, затем у него обострилось старое заболевание – туберкулезный остеомиелит то ли голени, то ли бедра. А через год, или два после этого,  Саша умер. Очень трудно было поверить и осознать, что такое случилось. Опять смерть. Как много смертей…

    Вдали показались огни приближающегося поезда. Стали вставать со своих мест пассажиры. «Что-то Юрка не пришел, - вспомнила Ира, – наверное, не вернулся домой». И она рассказала Саше и девчатам, как мы заходили к Карпинскому домой, но дома его не оказалось, нас встретила пожилая женщина – его мать. Я написала записку, что уезжаю сегодня вечером. Но в основном, зачем заходила – мне нужен был ключ к чемодану, и я надеялась найти у него.               
   Подошел поезд. «Пиши, пиши, пиши», – слышала я уже из открытого окна вагона. Видела, как Ира опустила голову, вытирая слезы. Душили слезы и менв. Не сдержалась, слезы сами покатились по щекам. Проводница, с интересом наблюдала за нами, сочувственно улыбнулась, и подошла ко мне со словами утешения. Я рассматрелась: ехала почти одна во всем вагоне. К полуночи оказалась совсем одна. Разместилась на средней полке и преспокойно уснула. Утром, проснувшись в непривычной обстановке, долго любовалась пейзажами из вагонного окна. На остановках то входили, то выходили пассажиры. Проводница рассказывала о приключениях, произошедших за ночь: в каком-то вагоне украли чемодан, кто-то лазил по крышам вагонов. Рассказала, как она боялась за свой вагон и за мои вещи, так как я спала самым крепким сном. Наверное, стала отсыпаться за те бессонные ночи. К вечеру чувствовалось приближение столицы. В вагоне стало много пассажиров. В моем представлении они были уже москвичами. Я присматривалась к ним с интересом, находила в них новые, отличительные черты. Я не отходила от окна. Какая же она Москва, наша столица? Как долго я думала, и мечтала о тебе,

     Москва, как давно хотелось сюда приехать, посмотреть своими глазами на твои величественные мосты, здания, парки, покататься на эскалаторе в метро – увидеть все, о чем поется в наших песнях, песнях о тебе, Москва. Еще дома мы с Ирой решили, что я должна заехать к Ольге Семеновне Аббакумовой, тетиной сестре. Ведь при жизни тети, она бывала у нас довольно часто, и я считала нужным попрощаться с ней, так как уезжала далеко и надолго. Ну и, конечно же, хотелось посмотреть Москву.

И вот уже Москва. Трамваем доехала до района хлебозавода, где тетя Оля раньше работала, и по близости жила. Нашла по адресу дом, дом барачного типа. Был уже поздний вечер, И я обрадовалась, что, наконец-то добралась с тяжелым чемоданом до места, где не только повидаюсь с тетей Олей, но и отдохну с дороги. Первое, что было неожиданным для меня – это неприглядное барачное помещение, второе, что в единственной комнате тети Оли оказалось  много людей. Оказалось, что к ней приехали Валентин и Станислав, мои двоюродные братья, вернувшиеся из Сибири, где Валентин работал после окончания ГРТ, а позже к нему приехал Стас, и тоже какое-то время работал с ним там, в сибири. Валентин, сын тети Лели, а Стас, сын тети Симы – папиных сестер. Валентин, еще при жизни мамы жил у нас, когда учился в ГРТ, и тогда тетя Леля приезжала к нам, точнее к сыну. К сожалению, каких-либо теплых, родственных отношений ни раньше, а тем более, после того, как мы остались одни, без родителей, я не помню – их не было. Возможно, я в этих рассуждениях и ошибалась, но других причин того, что с нами не роднились наши тетки, я не знаю.

    Однако у тети Оли, уже спавшие на полу ребята Валентин и Стас, вскочили, кинулись обнимать: «Сестренка приехала!» Тетя Оля же была, как мне показалось, в какой то растерянности или недоволбстве.  От предложенного чая, я отказалась, и так как было уже поздно, стали укладываться спать. У тети Оли была только одна кровать, на которой спала тетя Оля, и мне пришлось, как была, одетой, прилечь на полу с краю там, где было постелено ребятам, другого мне просто никто не предложил. Разумеется, не уснула ни на минуту, несмотря на усталость с дороги. Следующий день принес мне еще больше огорчений и неприятностей. Ко мне стал привязываться Станислав. Еще раньше, говорили, что он «разбаловался» на севере. Только я не понимала, в каком это смысле – «разбаловался». И вот теперь, кажется, поняла смысл этих слов, когда его разнузданность и дурость коснулись меня. Он ловил каждый удобный момент, чтобы пытаться прижать меня к стенке. Я была в паническом ужасе, когда он, вытащив меня в коридор, сказал: «Давай уедем с тобой куда-нибудь, от всех». С трудом, вырвавшись, я зашла в комнату, хотела взять чемодан, чтобы уйти, и продолжить свой путь, хотя мой поезд отходил поздно вечером. Не ускользнул от меня недобрый или осуждающий взгляд тети Оли. Стало до боли обидно: развращённый брат тянет в какой-то омут, я отбиваюсь изо всех сил, но стараюсь справиться без шума, а тетя Оля осуждающе косится на меня, вместо того, чтобы как-то оградить, защитить девчонку. Я впервые столкнулась с таким мерзопакостным случаем, от которого морально пострадало мое душевное равновесие. До сих пор, будучи без родителей, проживая самостоятельно, и в родном доме и в сельской местности, мне не доводилось сталкиваться с такой  разнузданностью, исходящей не от какого-то хулигана, в подворотне, а от брата, хоть и двоюродного, и ни где-нибудь, а в доме у родственницы, которая во всем, похоже, обвиняла меня, наверное, по принципу – «дала повод». А повод был один – мое появление там, о чем я уже сто раз пожалела. И хоть ничего со мной не случилось, я отбилась, но соприкосновение с пошлостью, животной страстью, не чужого человека, запало в душу на долгие годы. И ни какого общения, никакой связи с этим братом, да и с тетей Олей в, последующие годы, у меня не было. И в этом тоже, наверное осуждали они ни кого либо, а меня.
Однако, Валентин, ничего не подозревая, категорически восстал против того, чтобы я ушла сейчас же, как хотела. Да он ничего, похоже, и не подозревал.
 – Мы должны показать тебе Москву, ведь ты в столице впервые. И мы не допустим, чтобы ты уехала, не повидав достопримечательностей Москвы.

И они потащили меня, показывать столицу. В буквальном смысле – потащили. Чувствовала себя отвратительно: усталость с дороги, бессонная ночь и большая душевная травма… Всё это, видимо явилось встрясской всего организма и вызвало некоторые преждевременные процессы, которые добавил мне ещё большего дискомфорта и усугубили моё физическое состояние
которому нужен был только покой.

     Где мы шли или ехали, я не знаю – не видела ничего вокруг. Затянули в какой-то магазин, ребята купили летнюю шляпу, напялили мне на голову со словами: «Что мы не можем сестренке шляпу купить?» А для меня это было как кощуственным. Выйдя из магазина, братья стали обсуждать дальнейший маршрут. А мне становилось все хуже и хуже: кружилась голова, болел живот, тошнило, и мутилось сознание, казалось, я вот-вот упаду. Я увидела скамейку, направилась к ней. Ребята, кажется, только сейчас поняли, что со мной что-то не так.
– Да, побледнела, но это с непривычки. Закружила тебя столица, метро и прочее, пройдет. И, притащив мороженное, продолжали решать вопрос: куда идти дальше, после того, как я «отдохну».
    Наконец, я набралась смелости, подозвала к себе старшего брата Валентина, и сказала, что мне действительно очень плохо, и что быстро это состояние не пройдет, что мне необходимо вернуться домой, чтобы потом ехать на вокзал. Кажется, хоть с трудом, дошли до Валентина мои слова, и мы вернулись домой. Понимая, что мне одной, с чемоданом до вокзала не добраться, я без колебаний приняла предложение проводить меня на вокзал.
    Вот так произошло мое первое знакомство с Москвой. Из-за моих расстроенных чувств и полусознательного состояния я не увидела столицу, я не увидела ни парков, ни мостов, ни высотных зданий, я не заметила метро. Я была рада месту в вагоне, чтобы уехать, как можно скорее и как можно дальше отсюда. Я все еще плохо чувствовала себя и из-за болей, и из-за усталости, но больше всего страдала морально от всего пережитого. Во мне боролись чувство обиды и стыда. И обиднее всего было сознание того, что, оказавшись в такой ситуации, мне не только нечего было рассчитывать на помощь, но я же осталась непонятой и, кажется, даже обвиненной. Но в чем? И больше всего я не могла понять тетю Олю, которая, по моим понятиям, должна была приструнить беспутного парня.