Сладкий яд

[1]

Во имя безмолвной Тьмы, ткнув в уголок бескрайней пустоты.
Песчинка в море мраковой мглы,
Но в каждой капле — море всей мечты.

Смотри вдаль и вглубь — здесь нет конца.
Только пробравшись туда, где не было лица.
Путь под ногами проложится новым следом ткани.
Мечта, что не существует, пронзит века.
Скрытые слова, словно пути во тьме.
Они лишь ждут момента на самом дне, когда окажешься в неудержимой болтовне.

Ослабив бдительность свою, нанесут тебе удар в раю.
Разорвав в клочья всё, о чём мечтал: знойную траву, завал.
Не разобрав, сквозь бешеную ярость, кем ты стал.
В колодец человеческих черт каждый из нас, словно камнем вниз, упал.
Сколько бы путей ты ни искал, ни один не откроет тайн души, истинный потенциал.

Барабан, приняв удар нового дня,
Распадётся на живые капли старого дождя.
Не остановится, но и не осудит.
Без шанса на спасение падший в нём прибудет.
Каждый своей собственной истине не изменит, не проверит,
Ведь в неё слепо верит.

Ядовитый червь, зарывшийся в райские складки земли,
Не найдёт там правды — лишь туманы лжи.
Прорывшись сквозь все корни медового снега,
Взрастит свежий стебель иллюзорного неба.
Никому нет дела до того, чьё тело из-за его поступков истлело,
Ведь у каждого есть собственное костлявое тело.

[2]

Мы — случайные тени, скрытые в ночи.
Притворяясь кем-то, падаем на нежные клыки.
Боль они не причинят, однако чувства падших подчинят.
Погрузись в храм, словно в цветущий сад.
Разберёшь покров себя весь по частям — фасад.
Пересечение правды всецело расцветёт, навешав лапши по ушам.
Медовой "лжи" обман поёт.
Незначительная ошибка распространится по душам.
Сквозь молчание слов, переданных нам, используют их все — словно хлам.

Сквозь гул сирен, шумя, пройдёт жестокая чума.
Освободит её от скуки вмиг резня.
Позволив ей под толстой шкурой мёда проползти,
Многие погибнут в попытках от неё уйти.
Только тот, кто не нашёл смысла в груди,
Затопленной светом длинного пути,
Не познает и истину, скрытую за тонким снегом судьбы.
Обманут будет каждый, но не ядом мощным, а мёдом ложным.

Просветят лишь те, чьи умы не поймут,
Что скрыто за этим горизонтом запутанных пут.
Словно старания, пытка, что в безупречный быт окунут.
Оказавшись там, сам не свой, застрянешь в камере пыток, словно чужой.
Казалось бы, сцепив душу, сердце и тело в узелок тугой,
Будет толк иной, но сердце не обманешь,
Ведь создан будет лишь немой,
Без шанса на то, что судьбу отгадаешь, избежав конец ты свой.

[3]

Зайцы, что бродят слепо в толпе,
Волки же, в свою очередь, лживо пожирают их, не жалуясь судьбе.
Зайцы выбежали, оставив след свой позади —
Нежеланного, но вынужденного пути.
Волк не дремлет, зная холодность зимы.

Зайца, как и волка, не понять, словно рыбе — небо,
И будь у неё крыльев десятки, она не узнает,
Можно ли на небесах играть в прятки.
Лапки расправит волк под маской зайчей в тишине,
Притворится, вздрагивая, прямо как во сне.
Забытый зайчий друг встряхнёт останки прошлой жертвы,
Не желая выявить у зайца испуг.
Окунёт их в глубь, подальше в ремешок потёртых брюк.
Окутав цепью рук, тишина споет свой стук.
Не прячься — заяц найдёт тот правдивый дуб.
В час, чей он, правду не сможет отыскать вокруг.

Шурша мехом, скользя по коре,
Он не убежит от волка на заре.
Всё слишком очевидно, жертве не спрятаться нигде:
Хоть под подошвой волка,
Хоть в глубокой зайчьей конуре.
Бесстыжий зверь забрызгал истину души,
Облизывая жадно кровавые следы,
Неудержимо в ночное небо завывая,
Волк, не спеша глотая, свежую плоть вяло пожирая.

Сохранив в брюшке сладость жизни чужой,
Зайцы не нарыли "правильные" мысли,
Ведь волк отправится безнаказанно домой.
Зайчий бег будет оправдан, но не пулей Божьей — лишь скукой ложной.
Лапкой могилу прокопав роскошной,
Захоронил в гроб час тревожный.
В дом свой постучав, самое важное у зайцев вновь забрав.
Не прибудет сказочного милосердия,
Лишь разочарование потраченного усердия.
Выбор у волка невелик —
Попытавшись измениться, он погибнет, оставив лишь скулящий рык.

[4]

Именно поэтому срежет волк общепринятый табу,
Не перечеркнув мягкой шёрсткой грязного блокнота новую строку.
Кто так миром распорядился, создав с ролью волка пакт?
Скользя взглядом в ряд, ища выход сквозь обряд,
Обнаружат под дубом трупы зайцев и тяжёлый смрад.
Лик, фальшиво принятый за яд,
Пропустится приговором по толпе, словно разряд.
Не выдержав и слабый взгляд,
По глазам прокатится робкой слезой,
И окличут сей акт сырой — позорный лад.

Рвёт, лая и скуля, кровь свою же проливая,
За пищу дар природы принимая, проглотит, изнутри всё разрывая.
Таращится волк, разбив время на осколки,
Не в силах измениться, как и цвет зелёной ёлки.

Все мы — сборище разных фаз,
Хоть всецело состоим из типичных фраз.
Ткань мира переплетает нас,
И в этом молчании момента скрывает экстаз.
В разбитой зайчим мёдом чаше сидишь и ты,
Сотканный из пропаганды, волчьей лжи.