Под спелым яблоневым цветом
Сидел он и смотрел на сад.
На пчелок, мчущихся в полете,
Шмелей, танцующих у трав,
Синиц, так грезящих о лете и
рвущих яблони кору,
желая отобедать мошкару.
И не тоскливо было
сидеть в столь ярком свете.
Полудень час назад прошел,
А он все так сидел, в берете,
что с прошлых отпусков нашел.
Томящийся лазурный омут
Тянул к себе его усталый взгляд.
Когда он был для смеха молод,
Его пред всеми напоказ
Пытались радостями жалить.
И никакой пчеленок и шмеленок
Не мог сильнее сердце ранить, чем те,
Кто был причиной слез.
Сидел он на пеньке. Под яблоней.
И ждал, что в этот час,
На августовский теплый спас,
Его задержат на подольше.
Чтобы пред всеми напоказ
Он смог блеснуть картиной знаний.
И лучики на свет свой не скупились,
По личику его златились словно мед.
И хоть тот мед был вовсе не горяч,
Ему казалось все иначе.
И именно за это трутни так его любили.
За то, что хоть и не скрывает он усталых глаз,
Его нектарный цвет был слаще,
Чем у кого другого.
Что сладок даже не его берет,
И ведь совсем не то, что все вокруг ценили.
Но сладок сам он изнутри.
Настолько, что из всех цветов в саду
Пчелиный взор был с ним в ладу.
Но потихоньку свет пропал.
На зареве вздымался дым.
Чернильными столбами он уходил все дальше.
В места, где пчелы не могли быть с ним.
И дали, что сокрыты стали.
Его не волновала скорая потеря,
Он не старался отпустить.
Лишь путь свой острым глазом смеря,
Берет поправив, наклонив,
Он устремился в тьму.
Туда, где он пред всеми напоказ
Старался никого не жалить.
Туда, где чрево в первый раз
Прожегши сладкий мед, стыдясь,
Его заставит души ранить.
Свидетельство о публикации №125012908925